Илья Салов - Грачевский крокодил. Первая редакция

— Извините что заставилъ дожидаться! проговорилъ отецъ Иванъ, поздоровавшись со становымъ.

— Ничего, отвѣчалъ становой. — Мы здѣсь съ Асклипіодотомъ Иванычемъ бесѣдовали. Онъ угостилъ меня чаемъ.

— Закусить чего-нибудь не угодно ли?… Водочки можетъ-быть…

— Я ужь предлагалъ, перебилъ Асклипіодотъ отца. — Они отказалась.

— Это потому что хозяина не было дома, проговорилъ становой. — Безъ хозяина какъ-то неловко, а теперь другое дѣло, можно и водочки.

— Вотъ еще какія китайскія церемоніи! замѣтилъ Асклипіодотъ.

— Подай-ка водка да чего-нибудь закусить! проговорилъ отецъ Иванъ обращаясь къ сыну. — Тамъ въ шкапу есть колбаса, сухари, сыръ, — неси все сюда. Еще груздочковъ принеси… Грузди хоть и не завидные, говорилъ отецъ Иванъ обращаясь къ становому, — но за то свѣженкіе, недавно посоленые, самъ собиралъ.

Асклипіодотъ вышедъ изъ комнаты.

— А вы ко мнѣ по службѣ? робко спросилъ отецъ Иванъ,

— Да, по дѣду.

— Что такое случилось?

— Особеннаго ничего, но все-таки дѣло несовсѣмъ пріятное.

— Ужь не насчетъ ли сына что-нибудь? проговорилъ отецъ Иванъ, понизивъ голосъ.

— Да, насчетъ его.

— Опятъ новая шалость?

— Да, опять.

— Сердце мое чувствовало… На дняхъ получилъ я письмо изъ Москвы отъ одного священника…

И вынувъ изъ кармана письмо отецъ Иванъ подалъ его становому.

— Не по этому ли дѣду? спросилъ старикъ, стараясь скрыть навернувшіяся на глаза слезы.

Становой пробѣжалъ письмо.

— Да, но этому! проговорилъ становой возвращая письмо.

— Что же мнѣ дѣлать?

— Я совѣтовалъ бы вамъ какъ-нибудь замять это дѣло.

— Конечно, конечно.

— Съ сыномъ-то вы говорили что-нибудь? спросилъ становой.

— Нѣтъ, ничего. Тяжело какъ-то говорить мнѣ съ нимъ объ этомъ… А вы?

— Съ какой стати! Я хотѣлъ съ вами переговорить…

— Благодарю васъ.

Въ комнату вошелъ Асклипіодотъ съ подносомъ на которомъ стояли водка и закуска.

— Ну-съ, вотъ вамъ и закуска и водка! началъ Асклипіодотъ поставивъ подносъ на столъ. — Не привести да еще вина какого-нибудь… У насъ кажется есть хересъ и коньякъ… За стаканомъ вина, продолжалъ Асклипіодотъ, — бесѣда идетъ оживленнѣе, человѣкъ получаетъ краснорѣчіе…

— Что же, принеси… перебилъ его отецъ Иванъ.

— Я такъ и зналъ! подхватилъ Асклипіодотъ, — я такъ и зналъ что батюшка прикажеть и вина подать… Онъ только со мной скупится, а когда пріѣзжаютъ гости, то завѣтнаго ничего нѣтъ… Сколько разъ говорилъ я отцу: Батюшка, обѣдъ безъ вина, все одно что мущина безъ женщины… такъ нѣтъ!

И проговоривъ это Асклипіодотъ налилъ три рюмка водки.

— Прошу! проговорилъ онъ обращаясь къ становому и къ отцу, показывая на рюмки.

Становой взглянулъ за отца Ивана.

— Покорнѣйше прошу! проговорилъ стартикъ.

Всѣ выпили.

— Прекрасно! превосходно! замѣтилъ Асклипіодотъ. — Это будетъ поэфектнѣе чаю. Ну-съ, вы теперь побесѣдуйте, а я сію минуту принесу хересъ и коньякъ.

И Асклипіодотъ вышедъ въ сѣни и встрѣтивъ тамъ кухарку принялся обнимать ее и приглашать идти въ чуланъ за хересомъ.

— Какой тамъ еще хересъ! отбивалась кухарка.

— Ну, или что ли!

— Не пойду…

— Угощу и тебя…

— Не надо, ну тѣ!…

Немного погодя и хересъ и коньякъ стояли уже на столѣ, но Асклипіодотъ видимо скучалъ и по всему было замѣтно что ему хотѣлось уйти. Наконецъ онъ всталъ и выпивъ рюмку водки сказалъ:

— Теперь я кажется свободенъ. Хозяинъ дома налицо и я вѣроятно могу оставить васъ.

— Онъ вамъ не нуженъ? спросилъ отецъ Иванъ становаго.

— Нисколько.

— Такъ ступай!..

Асклипіодотъ расшаркался, надѣлъ фуражку и вышедъ изъ комнаты.

Давно уже стемнѣло, а отецъ Иванъ все еще бесѣдовалъ со становымъ. Но о чемъ говорили они, никто не слыхалъ, только стряпуха, войдя какъ-то неожиданно въ комнату, видѣла что отецъ Иванъ сидѣлъ облокотясь на столъ, и что по сѣдымъ усамъ его текли слезы. На столѣ были разложены бумаги, одну изъ которыхъ читалъ становой, но что было написано въ этой бумагѣ неизвѣстно, потому что какъ только вошла стряпуха, такъ становой читать пересталъ. Часомъ въ двѣнадцать ночи становому были поданы лошади и онъ сталъ прощаться съ отцомъ Иваномъ.

— Вы бы переночевали! останавливалъ его старикъ. — Ночь, темная, какъ разъ въ оврагъ попадете.

— Нельзя. Къ разсвѣту я долженъ быть въ городѣ, говорилъ становой, укладывая въ портфель бумаги.

— Такъ вы совѣтуете мнѣ ѣхать?

— Да это было бы вѣрнѣе. Сами вы лучше устроите… Только вы пожалуста наблюдайте чтобъ сынъ вашъ никуда не скрылся. — Помните что я отдалъ вамъ его на поруки.

И распростившись еще разъ съ отцомъ Иваномъ становой сѣлъ въ тарантасъ и уѣхалъ.

Въ селѣ Рычахъ въ это время давно уже всѣ спали и только на краю села, возлѣ покосившейся избушки, на крышѣ которой торчалъ длинный шестъ съ привязанною къ нему тряпицей, сидѣло нѣсколько мужиковъ и съ ними Асклипіодотъ. Онъ былъ уже пьянъ и, заломивъ на бекрень фуражку, о чемъ-то горячо разсуждалъ, размахивая руками и хлопая мужиковъ по плечамъ. Мужики были тоже замѣтно выпили и грустили.

— Вотъ и еще горе! говорилъ одинъ изъ нихъ. — Въ третьемъ году Господь градомъ посѣтилъ, въ прошломъ году неурожай, а теперь вашъ крокодилъ какой-то завелся, народъ глотать началъ!..

— На васъ не одного, а сотню крокодиловъ напуститъ надо! подхватилъ Асклипіодотъ.

— За что же это? загалдили мужики.

— А за то что всѣ вы ослы!.. продолжилъ Асклипіодотъ. — Васъ всѣхъ надо сначала въ баню, выстирать хорошенько, а послѣ бани всѣхъ перепороть чтобы вы поумнѣе были, а потомъ ужъ и напуститъ на васъ крокодиловъ чтобъ они изъ васъ остальную дурь высосали.

— Что-то ты больно чудно говоришь, Склипіонъ Иванычъ! замѣтилъ одинъ изъ мужиковъ.

— Не Склипіонъ, а Асклипіодотъ, подхватилъ послѣдній. — Такой святой былъ, празднуется онъ 3-го іюля и въ этотъ же знаменательный день умеръ Іоаннъ Скоропадскій, гетманъ малороссійскій… Вотъ что, голова съ мозгомъ!

— Тяжелыя времена подошли, нечего сказать!.. проговорилъ одинъ изъ мужиковъ. — Благодареніе Господу что еще въ нынѣшнемъ году урожай хорошій, а то хотъ душиться такъ въ ту же пору.

— А все-таки не поправимся! началъ другой. — Все мало будетъ, даромъ что урожай… Въ прошломъ году за землю не заплачено, за нынѣшній тоже… скотинушку распродали. — Станутъ взыскивать за землю — ничего и не останется…

— А ты не плати! замѣтилъ Асклипіодотъ.

— Какъ такъ?

— Ты что, росписку что ли давалъ?

— Росписокъ скажемъ что нѣтъ…

— Ну и говори что всѣ заплатилъ!

— А мировой-то?

— И мировому говори: чисто, молъ, заплачено.

— Значитъ солгать по-твоему. Да вѣдь это пожалуй и опасно будетъ.

— Нѣтъ, такъ-то что-то будетъ неладно! подхватили мужики.