Илья Салов - Грачевский крокодил. Первая редакция

— Вишь, шепталъ женскій голосъ, — прямо изъ бутылки сосетъ! Тоже мальчишекъ учить собирается…. учителъ, нечего сказать…. Ну ужь еслибъ у меня дѣти были…

— Погоди, будутъ! перебилъ ее мущина.

— Я бъ ужь къ вамъ въ ученье ихъ не отдала….

Скоро шепотъ снова замолкъ и снова ночная тишина воцарилась въ окрестности…. Луна закатилась за облако и серебристый блескъ ея замѣнился тѣнью.

— Ну, прощайте! послышался женскій голосъ.

— Прощай, ангелъ души моей, божественная царица!

— Ну ужъ какая есть!… Живетъ!.. А вы лучше скажите мнѣ зачѣмъ вы въ Грачевку ходите?

— Нужно.

— Это съ вашей стороны очень даже гадко, обѣщали жениться на мнѣ, а теперь…

— Сказано женюсь.

— Нѣтъ ужь я вижу что не туда вы смотрите…. Вы меня погубила и…. Кто теперь захочетъ взять меня… Кому теперь нужна я…

— Надѣйся на меня!

— Обманываете вы все…. Я кромѣ васъ никого не любила….

— Украшаютъ тебя добродѣтели, до которыхъ другимъ далеко…. Ну прощай, кажется свѣтаетъ!…

— Прощайте, прошепталъ женскій голосъ.

— Прощай.

— Только видно и жди отъ васъ!

— Будь въ надеждѣ и жди, а мнѣ надо идти домой, отецъ изъ Москвы сердитый аки левъ пріѣхалъ.

И простившись мущина ушелъ, а возлѣ плетня поросшаго лопухами послышался женскій плачъ, сначала тихій, болѣзненный, а затѣмъ перешедшій въ вопль надрывающій душу…

Утромъ отецъ Иванъ опять заложилъ телѣжку и отправился къ становому, квартира котораго была верстахъ въ тридцати отъ Рычей. Воротился онъ уже вечеромъ усталый и измученный, а главное огорченный. Онъ позвалъ къ себѣ Асклипіодота.

— Дѣло плохо, проговорилъ старикъ.

— Какое дѣло?

— Какъ какое? твое, по которому я ѣздилъ къ становому. Говорятъ, дѣло это такъ кончиться не можетъ, такъ какъ это кража со взломомъ.

— Да вѣдь Скворцовъ сообщилъ что никакой кражи нѣтъ! проговорилъ Асклипіодотъ.

— Все-таки должно быть слѣдствіе.

— Какъ же теперь бытъ?

— Становой говоритъ что теперь все зависитъ отъ прокурора, а такъ какъ прокуроръ очень друженъ съ предводителемъ, то я и хочу просить Анфису Ивановну съѣздить къ предводителю, который кстати теперь у себя въ деревнѣ, и попросить его поговорить съ прокуроромъ.

— Видно безъ старыхъ барынь ни одно дѣло не обходится, замѣтилъ Асклипіодотъ.

На другой день отецъ Иванъ опять поѣхалъ, но на этотъ разъ поѣздка его была не дальная, такъ какъ онъ отправился въ Грачевку къ Анфисѣ Ивановнѣ.

Анфиса Ивановна была очень рада видѣть отца Ивана и въ ту же минуту начала его разспрашивать хорошо ли онъ съѣздилъ въ Москву. Отецъ Иванъ разказалъ ей про свою поѣздку, а когда передалъ дѣло по которому онъ ѣздилъ, Анфиса Ивановна даже перепугалась.

— Неужели это правда? проговорила она.

Но отецъ Иванъ поспѣшилъ оправдать своего сына, объяснивъ что все это тяжелая ошибка, что деньги въ послѣдствіи нашлись, что Асклипіодотъ сдѣлался невинною жертвой этой ошибки и подъ конецъ перешелъ къ тому что онъ, зная хорошія отношенія Анфисы Ивановны съ предводителемъ, рѣшился попросить ее съѣздить къ предводителю и похлопотать о сынѣ. Онъ подробно передалъ ей въ чемъ именно дѣло и о чемъ именно она должна просить предводителя. Такъ какъ Анфиса Ивановна давно уже кромѣ Рычей никуда не ѣздила, то предстоявшая поѣздка ее сначала перепугала, но когда отецъ Иванъ сообщилъ ей что предводитель въ настоящее время находится не въ городѣ, а у себя въ имѣніи, которое отъ Грачевки всего верстахъ въ десяти, Анфиса Ивановна успокоилась и даже нѣкоторымъ образомъ была польщена тѣмъ что къ ней обратилась съ просьбой по столь важному дѣду. Она даже забыла про крокодиловъ и дала отцу Ивану слово что завтра же поѣдетъ къ предводителю и почти увѣрена что послѣдній исполнитъ ея просьбу.

— Только я объ одномъ прошу васъ, проговорила она. — Память у меня плохая, да и не умѣю я называть всѣхъ этихъ новыхъ крючкотворовъ, такъ прошу васъ написать мнѣ на бумажкѣ о чемъ я должна говорить и просить, а то я все перепутаю и перемѣшаю. Только напишите пожалуста покрупнѣе, а то глаза что-то плохо видятъ.

Отецъ Иванъ исполнилъ просьбу.

Какъ только священникъ ушелъ, такъ Анфиса Ивановна въ ту же минуту позаботилась предупредить кучера Абакума что завтра утромъ она ѣдетъ къ предводителю, и чтобы поэтому онъ заранѣе натеръ себѣ табаку и чтобы приготовилъ карету. Но Абакумъ, успѣвшій уже пронюхать что тутъ дѣло пахнетъ не табакомъ, а поѣздкой къ предводителю, у котораго производится всегда отличное угощеніе всѣмъ пріѣзжающимъ съ гостями кучерамъ, принялся немедленно за приготовленія. Затѣмъ Анфиса Ивановна сдѣлала распоряженія о своемъ туалетѣ и вынула изъ комода дюжину тонкихъ носковъ, которые она связала было для судьи за Тришкинскій процессъ, и завернувъ ихъ аккуратно въ розовую бумажку положила на видное мѣсто чтобы не забыть.

— Говорятъ, вы къ предводителю завтра? спросила Мелитина Петровна входя въ комнату тетки.

— Да, мой другъ, отвѣчала Анфиса Ивановна. — Ты меня пожалуста извини что я не беру тебя съ собою, но это потому…

— Что вы, что вы! перебила ее племянница. — Къ чему эти извиненія, мнѣ даже и некогда, потому что сегодня мнѣ придется многое сдѣлать.

— Ну и прекрасно. А то мнѣ придется говорить съ предводителемъ о важныхъ дѣлахъ.

— Что такое случилось?

— Ничего особеннаго… тамъ въ Москвѣ… Отецъ Иванъ просилъ…

— Ахъ, это вѣроятно по дѣлу о деньгахъ… Я думала что-нибудь другое. Да, кстати, прибавила Мелитина Петровна. — Смотрите, хорошенько расфрантитесь… вы встрѣтите у предводителя большое общество… Я слышала что сегодня должны быть туда исправникъ, прокуроръ и другія служащія лица.

— Ты почему знаешь кто?

— Иногда самыя высокія тайны познаются чрезъ ничтожныхъ людей, такъ случалось и теперь.

Мелитина Петровна всю ночь писала письма, и всю ночь Карпъ видѣлъ огонь въ ея комнатѣ.

На слѣдующій день, часовъ въ девять утра, предъ крыльцомъ Грачевскаго дома происходило нѣчто весьма необыкновенное. У крыльца толпилась не только вся дворня Анфисы Ивановны, но даже замѣчалось нѣсколько бабъ и мужиковъ, а въ особенности ребятишекъ прибѣжавшихъ изъ деревни. Дѣло въ томъ что у крыльца запряженная въ шесть лошадей стояла желтая карета, на стоячихъ рессорахъ и на огромнѣйшихъ колесахъ. Карета эта, помнившая царя Гороха, походила скорѣе на огромную тыкву, болтавшуюся на какихъ-то крюкахъ прикрѣпленныхъ къ колесамъ. На козлахъ этой тыквы въ зеленомъ армякѣ и въ рыжей шляпѣ съ павлиньимъ перомъ возсѣдалъ Абакумъ и держалъ въ рукахъ цѣлую кучу вожжей, а впереди форейторомъ на плюгавой пѣгой лошаденкѣ садовникъ Брагинъ. Для Брагина Абакумъ тоже розыскалъ было какой-то кафтанъ, но старый драгунъ напрямикъ отказался нарядиться въ этотъ балахонъ, и надѣлъ свой мундиръ съ нѣсколькими медалями на груди. Костюмъ этотъ хотя и не походилъ на форейторскій, но въ виду торжественности поѣзда не только не портилъ общей картины, но даже нѣкоторымъ образомъ дорисовывалъ ее. На крыльцѣ стоялъ Потапычъ. На немъ была гороховая ливрея съ нѣсколькими коротенькими капюшонами, красный воротникъ которой доходилъ до ушей, а на головѣ огромная треугольная шляпа. Онъ свысока посматривалъ на окружающую толпу, какъ будто сожалѣя что люди эти такъ мало видѣли что даже простая карета удивляетъ ихъ, тогда какъ для него все это штука очень обыкновенная. Наконецъ показалась и Анфиса Ивановна. На ней была турецкая шаль одного цвѣта съ каретой, роскошный чепецъ и барежевое платье такихъ огромныхъ размѣровъ что старуха едва помѣщалась на крыльцѣ. Въ рукахъ она держала розовый свертокъ съ носками. Какъ только Анфиса Ивановна показалась, такъ Потапычъ въ ту же секунду ловко подскочилъ къ каретѣ, отворилъ дверку, откинулъ десятка два подножекъ и подсадивъ барыню, снова защелкалъ подножками, махнулъ дверкой и хотѣлъ было крикнуть пошелъ! но не крикнулъ, потому что сшибъ съ себя дверкой шляпу, которая къ общему удовольствію публики и очутилась подъ каретой. «Скверная примѣта!» подумала про себя Анфиса Ивановна вспомнивъ разказъ Брагина про Наполеона съ котораго подъ Москвой тоже слетѣла шляпа. Шляпа однако вскорѣ была надѣта; Потапычъ взобрался за запятки и уцѣпившись обѣими руками за болтавшіеся ремни крикнулъ пошелъ, и поѣздъ тронулся. Въ воротахъ однако онъ долженъ былъ остановиться, потому что Абакумъ, неимѣвшій глазъ на затылкѣ, по обыкновенію зацѣпилъ заднимъ колесомъ за столбъ, и такъ какъ столбъ былъ врытъ прочно, то а не подался, а пришлось относить задъ кареты. Сбѣжался народъ и экипажъ былъ поставленъ на трактъ.