Пантелеймон Романов - Рассказы

- Вы что тут выстроились? - крикнул милиционер.- Билеты, что ли, получать - так идите в вокзал, а то сейчас разгоню к чертовой матери.

Бабы нерешительно, целой толпой, пошли на вокзал.

Плача в зале стало еще больше.

- Да что они, окаянные, прорвало, что ли, их! - сказал штукатур с мешком картошки, которому пришлось встать в конце очереди, у самой двери.

У одной молодой бабы было даже два младенца. Одного она держала на руках, другого положила в одеяльце на пол у стены.

- Вишь, накатали сколько, обрадовались... в одни руки не захватишь. Что встала-то над самым ухом?

- А куда же я денусь? Да замолчи, пропасти на тебя нету! - крикнула баба на своего младенца.

- Прямо как прорвало народ, откуда только берутся. Вот взъездились-то, мои матушки.

- И все с ребятами, все с ребятами. Еще, пожалуй, билетов на всех не хватит.

- Очень просто. Глядишь, половина до завтрашнего дня останется. Вот какие с младенцами-то, те все уедут,- без очереди дают.

- Ах, матушки, если бы знала, своего бы малого прихватила,- сказала баба в полушубке.

- Попроси, матушка, вон у тех, что у стены стоят.

- А дадут?..

- Отчего ж не дать? За тем и вышли.

- За деньги, брат, нынче все дадут,- проговорил старичок в серых валенках.

Баба подошла к стоявшим у дверей и, вернувшись, сказала:

- Четыре тысячи просят...

- Креста на них нет, вчера только по три ходили,- сказала старушка.

- Кошку в полушубок заверни и получай без очереди, за младенца сойдет.

- Не очень-то, брат, завернешь, щупают теперь.

- Я тебя только что видел, никакого малого у тебя не было,- кричал около кассы милиционер на бабу,- откуда ж он взялся?

- Откуда... откуда берутся-то? - огрызнулась баба.

- Ну, кто с ребенком, проходи наперед.

- Вон их какая орава поперла. Вот тут и получи билет. И откуда это, скажи на милость? После войны, что ли, их расхватило так? Прямо кучи ребят. Там карга какая-то старая стоит,- тоже с младенцем. Тьфу! кто ж это польстился, ведь это ошалеть надо.

- Теперь не разбираются.

- Вот опять загнали к самой двери,- сказал, плюнув, малый с мешком.

- Возьми, батюшка, ребеночка, тогда тебя без очереди пустят,- сказала баба, владелица двух младенцев.

- Черт-те что... придется брать. Что просишь?

- Цена везде одинаковая, родимый: четыре. А в базар по пяти будем брать.

- Что ж это вы дороговизну-то какую развели? - сказал штукатур, поставив свой мешок и отсчитывая деньги.

- А что ж сделаешь-то...

Штукатур отдал деньги и взял ребенка на руки.

- Головку-то ему повыше держи.

И баба взяла запасного младенца с пола.

- Ай у тебя двойня? - спросила соседка.

- Нет, это невестки. Она захворала, так уж я беру. Две тысячи ей, две мне.

- Исполу работают...- сказал старичок, подмигнув.

- Почем ребята? - шепотом спрашивали в толпе.

- По четыре ходят.

- Обрадовались!.. Все соки готовы выжать, спекулянты проклятые. Ведь вчера только по три были.

- По три... а хлеб-то почем?..

- Прямо взбесились, приступу нет. Неделю назад мы со снохой ехали, за пару пять тысяч платили, а ведь это что ж, мои матушки...

- Да, ребята в цену вошли,- сказал старичок, покачав головой,- теперь ежели жена у кого хорошо работает, только греби деньгу.

- Страсть... в десять минут всех расхватали.

- Это еще день не базарный, народу едет меньше, а то беда.

- А вон какая-то кривая с трехгодовалым приперла. Куда ж такого лешего взять?

- Возьмешь, коли спешить нужно.

- Это хоть правда.

- Опять чертова гибель народу набралась,- говорил в недоумении милиционер,- вне очереди больше, чем в очереди. Куда опять кольцом-то закрутились. Черти безголовые! Раскручивай! Эй, ты, господин хороший, что не к своему месту суешься! - крикнул он на штукатура,- ступай взад, тут бабы стоят.

- Я с ребенком...

- А черт вас возьми... ну, стой тут.

- Что ж ты его вниз головой-то держишь, домовой! - закричала молодка, подбежав к штукатуру.- Вот ведь оглашенные, ровно никогда ребят в руках не держали.

- Что ж ему, деньги заплатил, он уж и думает...

Открылась касса. Народ плотной толпой, всколыхнувшись, подвинулся вперед. Пробежала какая-то торговка с жестянкой, посовалась у кассы и пошла искать конец очереди. К ней подбежала кривая баба с трехгодовалым ребенком. Торговка прикинула его на руках и отказалась было, но потом, махнув рукой, завернула мальчишку в шаль с головой и пошла наперед.

- Сбыла своего? - сочувственно спросила старушка в платке у кривой.

- Только и берут, когда ни у кого ребят не останется,- сказала с сердцем кривая баба.- В базарные дни еще ничего, а в будни не дай бог.

- Тяжел очень. С ним час простоишь, все руки отсохнут.

- Матушки, где же мои ребята?! - крикнула молодка, владелица двух младенцев.

- Теперь гляди в оба. Намедни так одну погладили.

- Вот он, я тут стою! - крикнул штукатур, приподнявшись на цыпочках из толпы.

- А другой там?

- Оба целы. Мы сами семейные.

- Старайся, старайся, бабы,- на Красную армию! - крикнул какой-то красноармеец, посмотрев на бесконечную очередь баб с младенцами.

- Да, бабы взялись за ум.

Штукатур, получив билет, пришел сдавать ребенка.

- А чтоб тебя черти взяли!.. Весь пиджак отделал.

- Оботрешься, не велика беда.

- Тут и большой-то, покуда дождется, того гляди... что ж с младенца спрашивать.

- Чей малый? - кричала какая-то женщина, тревожно бегая с ребенком на руках.- Провалилась, окаянная!

К кривой бабе подбежала торговка и, с сердцем сунув ей малого, сказала:

- Лешего какого взяла, не выдают с таким. Только очередь из-за тебя потеряла.

Старичок в валенках посмотрел на нее и сказал:

- Ты бы еще свекора на руки взяла да с ним пришла.

СМЕРТЬ ТИХОНА

Исстари уж в народе было замечено, что при всякой большой перемене жизни старики один за другим начинают убираться на покой.

Старичок Тихон, несмотря на болезнь, ни разу среди дня не ложился и все ходил. Он только был какой-то странный, все осматривался вокруг себя, когда сидел в избе один на лавке, точно он попал в малознакомое место.

Когда его хотели свезти в больницу, он сначала посмотрел на свою старуху Аксинью, как бы плохо понимая, потом вдруг понял и молча показал рукой на лавку - под святые.

Старушка Аксинья заплакала, хотела его обнять, но сползла и села на пол около его ног, уткнувшись ему в колени.

Большая белая рука Тихона лежала у нее на плече, а сам он смотрел вдаль, как он всегда смотрел, и губы его что-то шептали. Можно было только разобрать, что он говорил:

- Ничего... пора... призывает...

А потом, как бы спохватившись, торопливо встал и, пробираясь по стенке на своих тонких дрожащих ногах, пошел к сундуку.

- Да что тебе надо-то? Куда ты? - говорила Аксинья, идя за ним и вытирая фартуком глаза.

Тихон сказал, что приготовиться надо, и стал было слабеющими руками сам открывать сундук.