Пантелеймон Романов - Рассказы

- А этот обмеривать не будете?

- Нет, на глаз видно.

- Это, значит, ничего, батюшка, подходит? - спросила она робко, не потому, что не расслышала, а от радости, как бы желая показать, что она так чиста и невинна сердцем, что не боится переспросить.

И когда главный ответил, что подходит, она в приливе неудержимой радости почувствовала потребность уже самой показать даже то, чего и не спрашивали:

- Вот сюда, батюшка, вот еще сундучок осмотрите. Тут у меня посуда есть, серебро, только немного, конечно, что сама своими мозолистыми руками добывала.

- И это подходит,- сказал главный.

- Да к чему подходит-то, спроси,- сказал тихо сосед. Но хозяйка досадливо отмахнулась от него и опять украдкой перекрестилась.

- Господи батюшка, а уж мы так напуганы, все приходят какие-то неделикатные, каждый фунт сахару отбирают.

- После нас ничего уж не отберут. Держите все, что мы осмотрели, и никуда не прячьте и не перепрятывайте.

- Спасибо, батюшка.

- Благодарить не за что. Мы исполняем долг и только. Какие жильцы в квартире? Прислуга есть?

- Что вы, что вы, какая прислуга,- воскликнула испуганно хозяйка,- я всю жизнь своими руками...

- Ладно, сами служите?

- Нет... то есть да... У меня и все служат.

- Все?.. Значит, нетрудового элемента нет?

- Нет, нет, боже избави...

- Смотрите, приду завтра днем проверить. Если до пяти часов кто-нибудь дома окажется, тогда... Ну, все, кажется.

- Коза есть еще, батюшка.

- Коза не подойдет,- сказал главный, подумав.

- Отчего, батюшка... Все же держат... налог заплатила...- говорила, побледнев, хозяйка.

- Впрочем, все равно. Где она?

Осмотрели и козу.

- Ну, слава тебе господи,- говорила хозяйка по уходе молодых людей.- Все, говорят, подошло.

- Да к чему подошло-то? - спросил опять сосед.

- Это уж их дело.

На другой день около дома был переполох. Вся квартира была обокрадена.

Побежали искать хозяйку, нашли на огороде. Но она, увидев людей, почему-то бросилась от них и убежала.

- Уж не умом ли помешалась? - сказал сосед.

- Ей кричат, что обокрали, она ничего не понимает и твердит, чтобы уходили: пяти часов еще нет. За коим чертом ей пять часов понадобилось?

Когда она пришла и увидела, в чем дело, то схватила себя за волосы и осталась в таком положении.

- Взяло дюже здорово,- сказал сосед.

- Мандат надо было спросить.

- Она и хотела спросить, а они рулетку вынули. Ну, она и прикусила язык.

- Все, говорят, подошло,- сказал сосед, взяв себя за бороду.- Да к чему подошло-то? Вот вся суть-то в чем была.

- Сама, окаянная, все показала,- сказала наконец хозяйка с тем выражением, с каким причитают над умершим сыном, причиной смерти которого считают себя.Пять часов на огороде высидела.

- А что ж козу-то не обмеряли? - спросил сосед, подмигнув.

- На глаз прикинули,- сказала прачка.- Ах, головушка горькая! Чиновники приходят, их за жуликов принимаешь,- попал! Жулики пришли, их за чиновников принял. Опять попал. Вот жизнь-то заячья!

ВИДЕНИЕ

I

Учитель музыки давал урок, а в соседней комнате, надрываясь, кричал ребенок. Потом его кто-то стал пороть, он еще сильнее закричал.

- Ну, вот, черт его возьми, каждый раз так! Учитель бросил в угол потухшую папироску и сказал:

- Какая тут, к черту, может быть культурная жизнь в такой обстановке! Ведь это вся моя квартира была. А теперь нагнали сюда посторонних людей,- видите, что делается. Тут бы нужно наорать на них как следует, а я деликатничаю, молчу.

- Напрасно,- сказал ученик.

- Я сам знаю, что напрасно. Но не могу... Пользуются моими вещами, посудой. Все это ужасно раздражает, а сказать неловко. Мой приятель Василий Никифорович, тот, что привез мне в начале революции эту обстановку, бежал с женой за границу. Звал и меня, а я не решился. И вот теперь живешь в стране дикарей, где нет ни права, ничего.

В дверь постучали. Учитель вышел в переднюю. Там стояла молодая женщина, изящно одетая. У нее было робкое, несмелое выражение.

- Вы Андрей Андреич Сушкин? - спросила она.

- Да,- сказал учитель музыки, невольно остановившись взглядом на ее лице. Ее лицо - тонкое, хрупкое, точно освещалось огромными черными глазами.

- Я от Василия Никифоровича,- сказала молодая женщина.

- От Василия Никифоровича? Да где же он? Приехал?..

- Нет, он не приехал... я приехала.

- Простите, а вы кто же?

- Его жена...- сказала она не сразу.

- Его жена?.. Но простите, у него была другая жена...

- Я вторая...

- Ах, вторая?.. Ваше имя и отчество?

- Вера Сергеевна.

- Что же я вас держу здесь, вот так гостеприимный хозяин! Идемте сюда.

- У меня извозчик, ему нужно отдать пятьдесят копеек,- сказала, смутившись, молодая женщина,- а я забыла у знакомых сумочку и в ней письмо к вам от Василия Никифоровича.

- Ах, какая большая сумма - пятьдесят копеек! - и, сбегав вниз, он отпустил извозчика.

- Не успела приехать, как уже заставляю людей тратить на себя деньги.

- И очень хорошо,- говорил Андрей Андреич, снимая с нее пальто и чувствуя какую-то необыкновенную, непривычную для себя свободу в обращении с женщиной, как будто этот заплаченный за нее полтинник дал ему право свободного и дружески покровительственного обращения с этой незнакомой женщиной.- Вот как мы живем здесь, в одной комнате. Вам, наверно, странно и дико?

Молодая женщина, войдя в комнату и не снимая шляпы, осмотрелась.

- Я так себя браню, что не уехал из этой чертовой страны. Каждый год ждали, что все у них полетит к черту, нет, выплыли каким-то родом,- говорил хозяин, а сам смотрел на эту красивую молодую женщину. Ее шляпа с острыми краями и красным пером, изящный весенний костюм, в боковом кармашке которого торчал уголок шелкового голубого платка, точно внесли в его одинокую комнату струю свежего весеннего воздуха.

- А я, представьте, только что говорил сейчас о Василии Никифоровиче,продолжал возбужденно Андрей Андреич, и с этим возбуждением он смотрел в глаза молодой женщине, с которой он чувствовал, что может говорить тоном близкого знакомого, как друг ее мужа, и встречаться с ней глазами, как с интересной женщиной, приехавшей сюда без мужа.

Ученик ушел. А хозяин взял стул, поставил его против гостьи, севшей на диван, и почти придвинув свои колени к ее коленям, улыбаясь, смотрел на нее несколько времени своими подслеповатыми добрыми глазами, точно они давно были знакомы, долго друг друга не видели и теперь нечаянно встретились.

Ее глаза, большие и серьезные, тоже смотрели на него. И наконец она, как бы поняв простую и чистую душу собеседника и поверив ему, улыбнулась.

- Вы точно светлый луч из другой, прекрасной жизни. Я сейчас сидел здесь в раздражении, в унынии, и вдруг являетесь вы, смотрите с простой, милой улыбкой, точно вы только вчера здесь были. Я себя не узнаю: ведь я дикарь ужасный и женщин боюсь. Сижу один в своей скорлупе. И вот досидел до сорока лет.