Пантелеймон Романов - Рассказы

- Помолиться-то у тебя не на что?..- спросила Катерина, чтобы не молчать.

- Да, нету,- просто ответил Андрей.

Он мыл руки, стоя к жене спиной, потом, не спеша, вытирал их белым, чистым полотенцем.

А Катерина, неловко присев на первый попавшийся стул, стоявший несколько на середине комнаты, с узелком в руках, оглядывала комнату, и глаза ее жадно искали признаков присутствия здесь той, другой.

И вдруг она увидела старенькую соломенную шляпку на шкафу... Она поскорее отвела от нее глаза, чтобы Андрей не заметил, что она увидела шляпку.

- Ну, вот, сейчас чай пить будем,- проговорил Андрей и стал собирать с обеденного стола газеты и бумаги.

Катерина вдруг почувствовала, что не знает, о чем с ним говорить, чтобы не было молчания. А в молчании страшнее всего чувствовалось, что между ними лежит то, о чем ни она, ни он не сказали еще ни слова.

Когда они жили дома, она каждый день говорила одно и то же: о корове, о ребятишках (их целых трое), о плохой погоде.

Она сейчас напрягала все усилия, чтобы сказать ему что-нибудь, но ничего не могла найти. Потом вдруг вспомнила про корову и обрадовалась.

- Лыска наша отелилась намедни... хорошенький теленочек вышел, весь в нее.

При словах "наша Лыска" невольно посмотрела на соломенную шляпку. И с бьющимся сердцем ждала, что скажет Андрей.

- Весь в нее? - машинально переспросил Андрей. Он, что-то думая, медленно продолжал убирать со стола и складывал газеты на этажерку. И вдруг уже с другим выражением взглянул на жену, как бы решившись сказать о чем-то важном.

Страшная минута наступила...

- Катюша...- сказал Андрей, глядя не на жену, а в окно,- я тебе не писал, потому что это ни к чему... Я живу не один, а... с подругой... Девушка она хорошая, честная... Она сейчас из города со службы приедет, ты ее не обижай. По бабам я не таскался, а... пришлось - честно сошелся, вот и все...

Катерина молча смотрела на него, не моргая, и только горло ее изредка напряженно дергалось от проглатываемой слюны.

Вот тут бы вскочить, платок с головы сдернуть, клок волос у себя выдрать и закричать, как безумной, от обиды и горя. А потом стекла побить.

Но вместо этого она, сама не зная почему, только сказала тихо:

- А я-то теперь как же?

- Как жила, так и будешь жить...- сказал Андрей,- деньги буду посылать, в уборку помогнуть приеду.

Катерина не ответила. Слезы вдруг стали заполнять ее глаза, потом неожиданно пролились через ресницы на руки. И она не глаза утирала, а с рук рукавом стирала слезы.

- Ну, чего ты, обойдется как-нибудь...- сказал Андрей и, взглянув в окно, прибавил: - Вон она идет... тоже Катериной зовут... Катей. Утри глаза-то, нехорошо. Я ей про тебя говорил...

Катерина послушно-торопливо утерла слезы.

III

Она ожидала увидеть женщину крупную, с белыми толстыми локтями и грудями, свежую, с белым лицом, разжиревшую на легких хлебах, на ее четырехстах пятистах рублях, в то время как она подсохла, кормя и нянча его детей, убирая хлеб в поле. Руки стали шершавые, загорелые; локти, когда-то белые и круглые, заострились.

И опять жгучая ревнивая ненависть метнулась в ней темной волной от сердца в голову. Но сейчас же ее глаза стали круглыми от удивления: в комнату вошла тоненькая, худенькая девушка в беленькой кофточке, короткой синей юбке и желтых стоптанных туфлях. Светлые волосы были острижены по-мальчишески и только придерживались круглой роговой гребенкой.

Она вошла и от неожиданности остановилась со связкой бумаг в руках.

"Что же он нашел в ней такого? Грудь, как доска, заду и совсем нет",подумала Катерина.

- Катя, у нас гости,- сказал Андрей, видя ее нерешительность и вопрос,Катеринушка приехала.

Катя, смущенно покраснев, улыбнулась и подала гостье худенькую, незагоревшую руку.

- А я и не догадалась сразу,- сказала она, опять как-то виновато и вместе с тем ласково улыбнувшись. И сейчас же спохватившись, прибавила: - С дороги-то кушать небось хотите?..

- Я сказал хозяйке самовар поставить,- сказал Андрей.

- Ну вот и ладно. Я только сейчас со службы,- прибавила Катя, обращаясь к Катерине. Мимоходом взглянула на себя в ручное зеркало, висевшее на стене около полотенец, оправила волосы и ушла за перегородку.

Катерина все так же сидела как-то неловко посередине комнаты на том стуле, на который села, как вошла. Она не знала, о чем ей говорить и как себя держать с мужем, когда здесь за перегородкой была она, его жена. У нее только против воли сказалось:

- Дробненькая какая, худенькая...

- Ничего, человек хороший, мягкий...- ответил Андрей. Как бы что-то вспомнив, Катерина торопливо развязала свой узелок и достала оттуда черные лепешки.

- Вот, гостинчика...

И так как в это время в комнату вошла Катя с подвязанным фартучком и черными от угля руками, Катерина невольно сказала, обращаясь к ней и как бы стыдясь своих черных лепешек:

- Вот, гостинчика вам деревенского...

Катя опять покраснела и бегло взглянула на Андрея.

- Бери, бери,- сказал тот, занявшись чем-то в углу,- ничего, человек хороший...

- Ну, зачем вы... не стоит, право.- И сейчас же прибавила: - А я люблю их до ужасти! На юраге?

- На юраге, на юраге,- поспешно ответила Катерина, обрадовавшись, что девушка знает, что такое юрага.

А потом сидели втроем и пили чай.

- Иванова-то ссадили все-таки,- сказала Катя мимоходом, обратившись к Андрею.- Общее собрание было, шуму сколько...

- Да что ты?.. Давно пора,- ответил, оживившись, Андрей. Он хотел еще что-то сказать, но Катя, как бы спохватившись, прервала этот разговор и, обратившись к Катерине, проговорила:

- У вас на ладонях мозоли, а у меня на пальцах,- целыми днями на машинке стучу.

И Катерине хотелось что-нибудь рассказать, чтобы Андрей так же заинтересовался и оживился, как при словах Кати о каком-то Иванове; хотелось рассказать, как она ехала, что видела, но не знала, как начать, и сказала только, обращаясь к Кате:

- А у нас Лыска наша отелилась, корова наша, целую ночь с ней не спала. Теленочек весь в нее, как вылитый...

- Я теляточек люблю,- сказала Катя.

Помолчали.

- А у меня отчегой-то бородавки на руках вскочили,- проговорила Катя.

И Катерина обрадовалась, что она заговорила о бородавках, так как знала средство от них - кислоту. И сейчас же начала рассказывать, как сводить, и старалась подольше говорить - из боязни, что скоро кончит, и больше не о чем будет говорить.

После ужина, который был для Катерины мучителен тем, что она никак не могла справиться с ножом и вилкой и все роняла то одно, то другое, Катя убирала посуду, а Катерина думала об одном: где они положат ее спать. Небось отведут куда-нибудь к соседям, а сами останутся тут вдвоем.

Эта мысль опять подняла со дна души мутную волну ревности и обиды. Но Катя принесла откуда-то складную кровать и стала стелить третью постель в комнате.