Пантелеймон Романов - Русь (Часть 1)

У нее, как легкое облачко, сошло с лица то тихое сосредоточенное выражение, какое налетело было на нее от его слов, и она опять весело смеялась.

- У меня сейчас такое чувство, что если бы это было допустимо, я свободно бы говорил вам ты, - сказал Митенька, когда они, запыхавшись от быстрого бега с лестницы, шли по широ-кой, убитой кирпичом дорожке главной аллеи.

- У меня совершенно то же! - скачала с радостным удивлением Ирина.

Они шли, и оба удивлялись тому, что открывали в себе как раз то, что с общепринятой точки зрения было бы дико, недопустимо, но им сверх ожидания казалось так просто и естест-венно, что было радостно и приятно сознавать это. И Митенька Воейков невольно подумал, что ни один из светских молодых людей, наверное, никогда не был с Ириной так прост и близок, как он.

И, когда к волосам Ирины пристала паутинка, Митенька, остановив ее, молча снял паутину, а девушка стояла перед ним доверчиво, и только немного испуганно ожидая, не червяк ли ей попал в волосы. Ему даже хотелось найти у нее на платье какую-нибудь соринку, чтобы еще раз так просто прикоснуться и увидеть с ее стороны такую же простоту и странную близость отно-шений, которая проявлялась в этом уверенном товарищеском прикосновении без обычных при этом просьб о разрешении и извинений. И это с девушкой высшего круга, которую он видит только в третий раз.

Хотя соринки никакой не оказалось, Митенька все-таки стряхнул что-то невидимое с ее плеча. И опять больше всего было приятно то, что Ирина относилась к этому с доверчивой товарищеской простотой, и ей, очевидно, в голову не приходила мысль о том, что в этом может быть что-то нехорошее с его стороны. Митенька даже чувствовал наслаждение от сознания чистоты своих отношений.

- Я хочу вас спросить... - сказала Ирина, как бы несколько нерешительно, остановившись при этом на дорожке, и лицо ее вдруг стало серьезно и сосредоточенно.

- О чем?

- У вас в вашем главном все так же хорошо, как и тогда, когда мы виделись с вами утром в парке у дороги?

- Не так же, но лучше, - сказал Митенька.

- Так что новая жизнь идет?

- У меня уже начинается новая, новая жизнь.

- Как - новая? - переспросила Ирина, и выражение лица ее вдруг переменилось и стало тревожным.

- Совсем новая! - ответил Митенька весело, как бы забавляясь ее тревогой.

- Но скажите, в чем же дело?

- Я скажу вам, когда все выяснится, - ответил Митенька все тем же тоном сильного человека, забавляющегося тревогой другого. - А выяснится это сегодня вечером, когда я приеду к Валентину.

Ирина молча смотрела на него несколько времени.

- Я не понимаю, как такой вопрос может выясниться сегодня вечером? сказала она. - И как в таких вопросах можно менять...

- Когда человек делает ошибку и потом сознает ее, - должен он все-таки продолжать ее делать или должен исправить ее, резко повернув с прежней дороги? - спросил Митенька, как бы решив на очевидном примере объяснить девушке суть дела и рассеять закравшиеся сомнения. Задав этот вопрос, он даже отступил на шаг и улыбаясь смотрел на нее, как смотрит учитель на непонятливую ученицу, затрудняющуюся в самых очевидных вещах.

- Должен исправить... - проговорила медленно Ирина, - но в таких вещах ошибки, по-моему, быть не должно; здесь должно быть какое-то большое прозрение, а прозрение из ничего не рождается...

- Да, но...

- Сейчас!.. - сказала Ирина, испуганно остановив Митеньку за руку, точно боясь поте-рять нить мысли, - ...из ничего это прозрение родиться не может, а ошибка... это ничто, - договорила она с усилием внутреннего сосредоточенного напряжения, от которого у нее даже показалась морщинка на лбу.

- А искания почему есть?.. - спросил Митенька. - Назовите мне самого сильного человека, который бы шел без этих ошибок.

Ирина так тревожно и сосредоточенно смотрела на него, что Митеньке по-новому было радостно видеть это беспокойство, эту тревогу за него, в сущности постороннего для этой девушки.

- Как я счастлив, что ошибся! - сказал Митенька, весело рассмеявшись.

- Да что? Почему? - спрашивала Ирина, удивленно поднимая брови и то же время почти улыбаясь, как бы побежденная и успокоенная его уверенностью в себе.

- Потому что я испытываю необыкновенное ощущение, когда вижу, как вот этот человек, совершенно посторонний для меня, может за меня волноваться и беспокоиться... что, между прочим, совершенно напрасно, потому что я-то знаю себя.

- Да! - сказала Ирина, как бы сама удивляясь. - Я сейчас серьезно беспокоилась и волновалась... как будто это касалось меня самой. А, может быть, и касалось... - прибавила она, слегка покраснев.

- Почему вас касалось? - спросил Митенька удивленно, сделав вид, что он не понял того намека, какой мелькнул в словах девушки. Но она сейчас же переменила разговор.

Митенька, глядя на нее, ставшую чем-то невыразимо близким для него, вдруг вспомнил, что, может быть, он видит ее в последний раз... но сейчас же прогнал эту мысль, потому что она могла разбить приятное беззаботное настроение. И ей он не сказал, какая его ждет перемена жизни, чтобы не опечалить ее и не нарушить необычайно приятного тона их отношений в этот последний вечер.

Ирина, уже смеясь и шутя, говорила о своей тревоге. И опять они оба удивлялись тому, что в ней могла родиться эта тревога и боязнь за него, человека для нее чужого... И вместе с удивле-нием была неожиданная радость совсем необычайной близости.

- Меня ввело в заблуждение то, что я представляла себе сильного человека таким, который сразу овладевает своим стремлением и во имя этого преодолевает все препятствия, не отступая ни на шаг, - говорила Ирина, идя рядом с Митенькой вниз по аллее к речке, тихая вода которой в запруженной части, выше мельницы, уже отражала на своей глади сквозь деревья предвечер-нее солнце.

- "Сколько людей, столько способов жить", - кажется, французская поговорка, - сказал Митенька. - Вот вы, если пойдете, то пойдете до конца, что бы ни случилось.

- ...Не знаю... - медленно проговорила Ирина, остановившись у скамеечки на берегу речки в конце парка. И она опять сощурила глаза, закусив губы; но сейчас же не спеша, но решительно прибавила: - Нет, знаю... конечно - до конца.

- Вот и мы кстати дошли до конца... сядем.

Ирина улыбнулась на шутку, и они сели на скамеечку. Она сидела, по своей привычке, облокотив руки на колено, и, положив на ладони подбородок, смотрела на опускающееся солнце. Митенька нарочно сел совсем близко от нее, и при каждом движении, когда на что-нибудь указывал рукой молодой девушке, он просто и как бы дружески прикасался своим плечом к ее плечу, точно стараясь дать ей почувствовать, насколько у них все просто и в то же время далеко от пошлой влюбленности и всего прочего из этой области.