Святослав Рыбас - Что вы скажете на прощанье

Вадим откинулся назад, свесил руки за спинку скамейки. Посмотрел в сторону первокурсников. Они стояли рядом с ним и бубнили одно и то же о скором экзамене по электротехнике; они были сами по себе, а Вадим сам по себе.

Здесь он и вырос... Все пролетело неизвестно как скоро: в учебной суете, беспечной удали экзаменов, работе в колхозе, грубоватых шутках парней, в вечеринках, первых танцах, страхе перед девушками, первых поцелуях, в первых успехах в спорте, первой острой славе - пролетели четыре быстрых года. Они смяли, скрутили, переплавили пятнадцатилетнего Димку и вынесли его, уже взрослого, к этой толпе первокурсников, нескладно бубнящих о страшном экзамене.

Дождавшись конца защиты, он пошел со своими товарищами в ресторан.

* * *

Утром отец Вадима проснулся от горя. Он раскрыл свои незрячие глаза и провел перед ними здоровой рукой. Он почувствовал какое-то мельчайшее изменение света, как будто тень пробежала перед ним, и понял, что наступает день.

Через отворенное окно доносились в палату звуки проезжавших машин, ровный шорох деревьев и чей-то голос, то приближающийся, то удаляющийся. Наверно, кто-то из больных ходил под окном но террасе.

Он привык следить за временем по окружавшим его звукам. Сейчас было около семи часов; пожалуй, даже еще меньше, потому что обычно в семь за стеной начинало говорить радио, но его еще не было слышно.

Он уже привык к своей неподвижной, погруженной в темноту жизни. Он привык к тому, что обе половины его тела, здоровая и омертвевшая, непрерывно борются друг с другом. От этой борьбы зависело, умрет ли он или останется жить. Но в это утро он вдруг ощутил усталость. Его душа, сердце, мозг и даже самая малейшая кровинка как будто вопили об этой тяжкой усталости и хотели, чтобы все скорее кончилось. Умрет он или останется жить, но только чтобы скорее это решилось!

Он взялся здоровой рукой за холодную железную спинку кровати и подтянулся. Сердце застучало. Он передохнул. Потом нащупал вторую, неживую руку, положил ее на грудь, но она стала сползать вбок, и он придерживал ее. Он лежал, вытянувшийся, неподвижный, со скрещенными на груди руками.

Голова была ясной. "Что изменится, когда я умру? - спрашивал он себя и ответил: - Ничего не изменится. Я только лишь перестану думать".

Он начал прощание.

Мальчик сидел на растрескавшейся земле. Возле его смуглых маленьких ног топтались белые куры; через ивовый тын свешивались на улицу змейки огуречных побегов; в чистом небе парила птица-ястреб. Мальчик держал в руках большое деревянное колесо и молоток. Рядом стояла деревянная машина. Он поднял голову, улыбнулся.

Над деревней теплое утро. Оно было спокойное и тихое. Поднимались прозрачные дымки летних кухонь; иногда доносился хрипловатый прерывистый крик молодого петуха, или нежное блеяние овцы, или тревожащий душу своей тоскливой силой рев быка, но все это звучало приглушенно, точно в воздухе вдруг вспыхивало и угасало какое-то едва осязаемое движение, которое не могло одолеть утреннего покоя.

Мальчик приколотил гвоздем колесо к машине, положил на землю молоток и, быстро подобрав ноги, вскочил. Машина вздрогнула и подпрыгнула. В ней что-то загудело, словно огонь в печи.

Куры от страха присели и тотчас же разбежались в разные стороны двора.

- Она поедет! - радостно закричал мальчик.

Из-под поленницы вылез вислоухий пес Канада. Он взвизгнул, игриво задрал хвост и смело подбежал к машине. Но, ткнувшись носом в ее неживое тело, он попятился, оскалясь и рыча. В его глазах появился ужас. Пес грозил машине, этому непонятному и оттого страшному существу, своими крупными желтыми клыками, шерсть на загривке вздыбилась - Канада останавливался, рвался вперед на полшага, но на этом его отвага заканчивалась, и он снова пятился, пока не прижимался к ногам мальчика. Мальчик засмеялся, вытащил из полотняных штанов хлебную корку и бросил Канаде. Пес отшатнулся, взвыл и забился под поленницу, откуда неотрывно глядел на подпрыгивающую на месте машину. Потом он завыл с таким пугающим отчаянием, словно почуял свой конец.

Мальчик отступил к воротам, чтобы скорее выпустить на волю ожившую деревянную машину. Он боялся, что ей не понравится трусливая повадка Канады, и она перемахнет по воздуху через огороды и уйдет по шляху в неизвестную сторону. Он не знал, чего от нее можно ждать, и не хотел поворачиваться к ней спиной.

На соседнем дворе пронзительно заскулила собака. Машина понеслась на мальчика. Он стоял, раскрыв рот, она проскочила мимо него, пробила ворота и замерла.

Собаки завыли по всей деревне, накликая беду. Мальчик схватил молоток, чтобы разбить машину. Он выбежал за калитку, размахнулся - машина отодвинулась, и он ударил мимо. Он кинулся к ней - она снова отодвинулась. Мальчик швырнул в нее молотком, но молоток, ударившись в дощатый кузов, взлетел и исчез в небе.

- Я тебя больше не трону, - пробормотал мальчик.

И ему почудилось, что машина поняла. Она мирно заурчала, объехала вокруг него и приткнулась к маленьким босым ногам. Тогда он сел на нее верхом и оглянулся, ища кого-нибудь, кто бы увидел, как он будет ехать.

Однако на улице никого не было. Даже гуси, которые всегда паслись у канавы, где росла бузина, вперевалку бежали прочь, размахивая крыльями, навстречу им несся пыльный вихревой столб, затемняющий солнце.

Где-то нервно блеяли овцы, взволнованно мычали коровы, визжали свиньи, устрашающе выли собаки, бессмысленно кудахтали куры - казалось, что весь скот и птицы остерегали мальчика, чтобы он не ехал. Он слышал такое однажды, когда в грозу горели заречные хаты. Но сейчас, как ни вертел головой, видел над дворами легкие сквозные дымки летних кухонь. Пожара нигде не было.

- Еду! - крикнул он.

Машина понеслась к церкви мимо крытых камышом и соломой белых хат. За ней летел желтый от солнечного света пыльный столб.

Свистело в ушах, выдувало из глаз слезы и сносило ветром по щекам. Сердце сжалось от жуткого, небывалого движения. Мальчику было страшно и сладко.

...Из серых сумерек церкви вышли на паперть три старухи - толстая, тощая и горбатая. Они поглядели на синее небо, зажмурились после прохладного полумрака церкви, и, когда старые глаза привыкли к свету, они увидели мальчика.

Толстая увидала, что он мчится в деревянной тачке без ручек и испуганно таращится. Тощая заметила летящую над улицей лодку и в лодке юного сурового ангела с желтыми светящимися крыльями. Горбунье померещился черт.

- Еду! - прокричали одновременно мальчик, ангел и нечистый. - Эгей!

Он пролетел как молния, обдав паперть пылью. Старухам запорошило глаза, и они ослепли. Что-то с шорохом и треском ударило в землю вблизи от них, кто-то завопил гнусно и осквернительно для святого места, и тощая вместе с горбуньей бухнулись на колени, а толстуха подалась к ним и повалилась на них. Они стонали и плакали, пока не расползлись в разные стороны. Слезы промыли им глаза, они увидели бегущую кошку и упавший невесть откуда молоток, стоявший торчком в плотно убитой земле.