Святослав Рыбас - След

На лекциях я призываю студентов смотреть на жизнь своими глазами, вспоминаю классические примеры - от Архимеда до современных исследователей. Порой я рассказываю древнегреческие мифы. Мне нравится миф о Сизифе. Почему о нем, а не о Прометее? Потому что, бунтуя, титан Прометей знал все наперед: и ожидающие его муки, и освобождение от них. Сизиф же был смертный человек.

- Напомню вам эту старую историю, - говорю я студентам. - Он был любимцем богов, Зевс приглашал его на олимпийские пиршества. А Сизиф был бодрым крепким стариком, и ему хотелось жить. Случилось так, что он узнал об очередном любовном приключении громовержца: Зевс похитил дочь речного бога и держал ее на острове. Отец всюду искал пропавшую. И Сизиф решил рассказать речному богу о его дочери и взамен получить надежный источник воды для своего города. Причем наверняка знал, что придется держать ответ перед всемогущим Зевсом. Так и получилось. Жена Зевса устроила скандал, и разгневанный Зевс послал к Сизифу маленького крылатого мальчика с факелом в руках, бога смерти Танатоса. Однако Сизиф устроил засаду, заковал Танатоса в кандалы и запер в подвале. И люди перестали умирать...

И так далее.

Но вот незадача - заведующий научно-исследовательским сектором против издания моих лекций отдельной брошюрой. Он пожимает плечами на мое заявление о том, что я собирал свой курс по крохам, по искоркам вдохновения рассыпанным в различных источниках.

- А где вы родились? - спрашиваю я его.

- Я местный, из Лукьяновки. Но не все ли равно, Виталий Иванович, где я родился? - Он хлопает по моей рукописи крепкой ладонью с выпуклыми квадратными ногтями. - Надо дорабатывать. Надо построже. И побольше о наших разработках. И поменьше лирических отступлений.

- Вы позволите оспорить ваше мнение? - справляюсь я.

- О чем речь, Виталий Иванович! - улыбается заведующий, - Помните, как вы драли меня за уши? Мы дергали морковку на вашем огороде. Я и попался вам под руку. Правда, потом вы повели меня в дом и накормили. Но уши все-таки надрали... Ну вспомнили?

- Не припоминаю. А где вы жили? - Я спрашиваю только из вежливости.

- Во вторых бараках, - оживляется он.

Те бараки я помнил. Летом двадцать шестого я приходил туда, чтобы заступиться за мальчишку, у которого отнимали зарплату, обыгрывая его в карты. Обыгрывал Комаров, задорный шахтер-отчаюга. Он пригрозил мне ножом и посоветовал: "Катись-ка в свои Аргентины!"

- Во вторых бараках жили упорные люди, - говорю я. - Вряд ли мне доведется увидеть вашу визу на моей рукописи.

Через несколько дней он попросил меня принести греческие мифы, сказал, что заинтересовалась его жена. Я дал ему старую книгу, сохраненную моей матерью. На обложке стояла надпись: "Ученику четвертого класса Виталию Лукьянову за отличные успехи и отличное поведение".

И больше я не увидел этой книги. Его жена дала почитать подруге, а у той украли из письменного стола.

Сообщив обстоятельства пропажи, заведующий погладил щеку. На щеке была черная пухлая родинка размером побольше горошины, окруженная розовой воспаленной кожей. Мне было жалко пропажи. Я представил, как он утром брился, косоротился, мучился с этой родинкой. Потом я подумал, что теперь он несомненно завизирует мою рукопись. Другого выхода у него не было. И жена, и ее подруга, и похититель опровергли его утверждения, что мои лирические отступления интересны только младшим школьникам.

- Я виноват, - сказал он. - Потерю компенсирую в троекратном размере.

- Оставьте, - отмахнулся я. - Неужели вы в состоянии снова наградить гимназиста Лукьянова? Это не в ваших силах.

Все-таки заведующий вернул мне современное издание мифов. Правда, без всяких надписей.

- А вот согласиться с вашими лекциями никак не могу! - заметил он со вздохом. - Не в моих правилах.

Вполне порядочный принципиальный человек. Можно ли его осуждать? Еще он выразил желание посмотреть мою библиотеку. Не хочу ли я кое-что ему продать?

И снова мне вспоминается.

- Катись ты в свои Аргентины! - послал меня Комаров. - Нету у меня денег. Прогулял.

Он обыгрывал в карты мальчишку-шахтарчука. В бараке его боялись. На месте того деревянного барака давно построена школа. А Комаров и мальчишка погибли у меня на глазах. Они сажали лаву; кровля пласта не опустилась даже после того, как были выбиты последние стойки крепления. Оставлять у себя за спиной нависший корж - невозможно. Прихлопнет не только выработанное пространство, но и забой вместе с людьми. Комаров выскочил из лавы, когда начало трещать, а мальчишка замешкался Я и Комаров поглядели друг на друга и кинулись за ним. Меня отшвырнуло воздушной волной. Я протер запорошенные пылью глаза, встал и стал разгребать комья. Там, где исчез Комаров, земля была увлажнена, а вокруг - сухая. Я застонал от бессилия и горя.

Но вот ночью я увидел сон: по снежной дороге Комаров ведет маленьких детей. Это зима сорок первого года, понял я, строим новую шахту в Кузбассе. Но почему Комаров? Откуда? Дети идут колонной. Скрипит дорога, звенят под топорами деревья. "Это не дети, - сказал Комаров. - Это душа".

Утром я раздумывал: что бы это означало? Большинство тех, кого я знал, могут разговаривать со мной только во снах. Да, вот что. Неужели я пойду жаловаться на заведующего, доказывать, что написал достойную работу?!

Я зашел в детский сад. Виташа что-то строил из песка. Воспитательница, робко-улыбчивая женщина, сказала мне, что с ним легко, что он покладистый ребенок. Я думаю, покладистых детей не бывает.

- Тебя обижают? - спросил я у мальчика.

- Да, - вздохнул он. - Хотят поломать город.

Перед ужином он делал гимнастику. Я держал его за ноги, и он ходил по полу на руках. Нужно быть сильным.

Виташа запыхался, положил голову на кресло и стал подтягиваться, чтобы залезть в него. А я крепко держал его за тонкие лодыжки.

- Давай я сяду на тебя верхом, - предложил он.

- Нет, пройдем еще круг.

- У! Тогда не буду!

Он вырвался, а я в ту минуту стоял согнувшись, и его пятка угодила мне в губы. Не больно, но неожиданно. Убежал, хлопнул дверью.

Я пошел за ним.

- Что же ты в саду не даешь сдачи, а против меня воюешь?

- У!

Я взял его за плечи, повернул. Лопатки остро торчали, как крылышки. Он исподлобья глядел на меня.

- Обидчиков надо бить. Дай ему в нос. Все мужчины должны уметь драться.

- А мне жалко, - буркнул Виташа.

И неужели мне эту жалость надо из него вытравить?

- Вот ты ударил меня ногой, а мне больно.

- Тебе больно? - спросил он. И заплакал.

Я стал утешать мальчика. В России сила может многое и не может многого.

Все же это была хорошая мысль: покой стоит тридцати рублей. Я отдал деньги сторожу. Мы посидели, поговорили о наступившем лете.

- Хотите, починю ваш мостик? - смущенно предложил он.