Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия

Стр. 216, строка 5 сн. Вместо слов: "мужичье аграрные вопросы разрешает"

мужичье аграрные вопросы, набивая воблой мамоны, разрешает

Стр. 223, строки 3-4 св. Вместо слов: "И когда последние засвидетельствуют, что лучше ничего не пивали, тогда..."

а потом губернатора. И когда последние засвидетельствуют, что лучше ничего не пивали, то вино начинают пить члены окружного суда и земской управы. Затем

Стр. 229, строка 19 св. После слов: "как следует это действие понимать?"

И, изложив этот тезис, смотрели на нас: много ли, мол, вы таких прокуроров видали? Но, увидев, так как мы остались нечувствительны, то и они, щелкнув языками, стали подниматься наверх.

2) черновая рукопись главы XXIV, более краткая редакция по сравнению с журнальной публикацией.

Текст в Изд. 1883 совпадает с текстом журнальной публикации за исключением небольшого уточнения в главе XXIII.

Публикация вызвала тяжелые последствия для "Отеч. зап.". 14 января 1883 г. H. E. Лебедев доложил СПб. цензурному комитету, что в этих главах "проводится идея полного отрицания всего существующего в нашем обществе и народе", "автор предает осмеянию не пороки общества, не злоупотребления отдельных правительственных лиц, а подводит под бич сатиры высшие государственные органы, как политические суды, и действия правительства против политических преступников, стараясь и то и другое представить читателю в смешном и презренном виде и тем самым дискредитировать правительство в глазах общества". "Намерение, которым задается сатирик", цензор счел "колеблющим авторитет власти" и посему предложил арестовать январскую книжку "Отеч. зап.". Цензурный комитет сделал соответствующее представление в Главное управление по делам печати {В. Е. Евгеньев-Максимов. В тисках реакции, с. 105-107.}.

18 января 1883 г. представление было рассмотрено в Совете Главного управления, который "пришел к заключению, что настоящий очерк не есть простая сатира а переходящая всякое приличие карикатура, не ирония, а нахальное издевательство, неистовое глумление над правительством в деле преследования политических преступников, что не может быть дозволено в печати, а потому признал необходимым подвергнуть журнал "Отеч. зап." какому-либо административному взысканию". Несмотря на заступничество двух членов Совета (В. М. Лазаревского и Н. А. Ратынского), журналу было объявлено второе предостережение, по существу, решившее его судьбу. В мотивировке предостережения "Современная идиллия" не была упомянута указывалась статья Н. Я. Николадзе "Луи Блан и Гамбетта" {ЛН. Э 13-14, с. 151-154.}. Но, как писал Салтыков в эти дни А. Л. Боровиковскому (31 января 1883 г.), на Николадзе власти ссылались "только для прилику", "главная же цель" была "Злополучный пискарь...".

Знали об этом и в обществе, где даже распространялись слухи об административной ссылке самого писателя: "Салтыкову предложено было выехать в Вятку за "Пискаря", но его оставили лишь по причине болезни", - утверждал причастный к "Священной дружине" темный делец К. А. Бороздин {В. Я. Богучарский. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. 19 века, с. 367.}. "Предложения" такого Салтыков не получал, но "слухами", дошедшими до него, был весьма обеспокоен (см. его письма).

На фоне министерской чехарды, политической суеты, охватившей правящие сферы (это отражено в XXII главе "Современной идиллии"), в послепервомартовской России развертывалась трагическая история гибели "Народной воли".

Центром глав, опубликованных в январском номере "Отеч. зап.", является "замечательное политическое дело", зрителями которого становятся путешествующие герои. Фактическую основу этому эпизоду дали крупные политические процессы 70-80-х годов: "50-ти" (февраль - март 1877), "193-х" (октябрь 1877 - январь 1878), "20-ти" (февраль 1882). О подробностях судов над революционерами-народовольцами и участниками "хождения в народ" Салтыков, вероятно, знал не только из газетных отчетов, но и от выступавшего защитником на процессах 50-ти и 193-х А. Л. Боровиковского, с которым его связывали приятельские отношения.

Салтыков осторожно, но точно воспроизвел некоторые детали этих расправ, известные современникам: дело 193-х, как и процесс 50-ти, представило "особый вид дознаний, производимых не о преступлении, а на предмет отыскания признаков государственного преступления", причем "поводом к привлечению в качестве обвиняемого" являлись "без всякого фактического подтверждения внушающий подозрение образ жизни" или "вредный образ мыслей" {А. Ф. Кони. Сочинения, т. 2, с. 334 и 335.}, процесс 193-х тянулся около четырех лет, арестованные томились в одиночных камерах и к концу следствия было 93 случая самоубийств, умопомешательств, смерти, трое обвиняемых умерли во время суда {Н. А. Троицкий. Процесс 193-х. - "Общественное движение в пореформенной России". М., "Наука", 1968, с. 317-318.}. Процесс 20-ти характеризовался "нарушением форм судопроизводства на каждом шагу" со стороны председательствующего сенатора П. А. Дейера {"Былое", 1906, Э 1, с. 286.}, в деле 50-ти "судьи принимали невольно характер стороны в процессе, не могущей относиться хладнокровно к развертывающейся пред нею судебной драме", так как "назначались из наиболее "преданных" сенаторов, а "прокурорский надзор" вела "среда "волкодавов", которые делали себе карьеру в то время", - свидетельствовал беспристрастный А. Ф. Кони {А. Ф. Кони. Сочинения, т. 2, с. 33, 34, 38.}.

В "Злополучном пискаре" Салтыков высмеял царское "правосудие" и, вместе с тем, в очередной раз заклеймил реакционную печать в ее усилиях активизировать борьбу правительства с "неблагонадежными элементами". Сатирический образ "лягушки-доносчицы", которая "квакает толково и даже литературно", причем, как сразу определил цензор Лебедев, - "словами московских публицистов" {В. Е. Евгеньев-Максимов. В тисках реакции, с. 106.}, должен быть соотнесен с редактором "Моск. вед.". Образ этот подсказан самими катковскими изданиями: нигилизм - "лягушка, хвалившаяся раздуться с вола", которая "давно уже лопнула" {PB, 1877, Э 2, с. 910.}; революционеры "ядовитые жабы, противно надувающиеся, чтоб их приняли за сильного, полезного рабочего вола" {М. Вед., 1877, 22 марта, Э 70.}; "петербургские" писатели - "литературные человеки, надувающиеся перед публикой как Крыловская лягушка" {Там же, 1878, 17 октября, Э 263.}. Салтыков переадресовывает эту сатирическую характеристику самому Каткову, пародируя в речи лягушки тематику и стиль его передовиц.

Возвращалось восвояси целое стадо "сведущих людей". И те, которые успели сказать "веское слово", и те, которые пришли, понюхали и ушли. - О "сведущих людях" см. в "Письмах к тетеньке" (письмо "третье" и "пятое" и прим. к ним в т. 14 наст. изд.). "Пришли, понюхали и пошли прочь" - реплика городничего из гоголевского "Ревизора" (д. I, явл. 1), точно определяет характер созыва "сведущих людей". Министр внутренних дел Игнатьев намеревался "отнюдь не давать сведущим людям какого-либо не свойственного им значения" (П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов, стр. 487-489).