Аполлон Григорьев - Одиссея последнего романтика

Cher ange… [63]Вы замечтались…
Я испугала вас.

О нет.

Готова я…
А вы еще не одевались?

Давно уже.

Советовала б я
Надеть вам черное… вы в нем чудесно милы…
Блондинкам черное пристало a merveille… [64]
Но вы сегодня так унылы…
Так бледны — et faut-il que je vous conseille? [65]
Вам просто надобно лечиться…

Вы думаете?

Цвет у вас совсем больной…

Вам кажется…

Cher ange… Вы скрытны…
Не годится
Так скрытной быть с сестрой.

Эме, сегодня вас, наверно, ждут победы?

Меня?

Я думаю…

Bonsoir, mesdames [66]я к вам
Сегодня рано — с званого обеда.

Садитесь.

Что ваш муж?

Vous permettez, madame? [68]

Уехал.

В клуб?

О нет, напротив, по делам.

Сегодня много вам готовлю я смешного.

Чего ж? — Баскакова!

Кого ж иного?
Во-первых, явится он к вам
В костюме истинно славянском.

Вы злы…

Мы с ним друзья. В театре итальянском
Его вчера уже я многим показал.
Он будет в охабне: за вход сюда свободный
Уже за вас я слово дал.
Он чудно сановит в одежде благородной,
Приедет вместе с ним заезжий фурьерист…

Вы их поссорите?

Я умываю руки
И, как Пилат, хочу быть в этом чист. {248}
Еще кто будет к вам? Наверно, Кобылович?
Li est habitue chez vous… [69]

Кто это? Николай Петрович?

Я злым у вас давно слыву,
А всё не в силах удержаться,
Чтоб русской правды не сказать…
В Москве я не встречал, признаться,
Подобной глупости; за деньги я казать
Его готов, как редкость, — любоваться
Им надобно — он просто клад,
Его всегда я видеть рад,
Чтоб Петербургу удивляться,
Как дураками он богат,

Он что-то медлит здесь… По важным приказаньям…

По государственным… Так говорит он сам
За тайну всем, а чудесам
Здесь верят свято, по преданьям…

Смотрите! — Он известный дуэлист.

Уж он вам сказывал?.. Слыхал я, перед боем
Он удивительно речист…
Глядит решительно героем
И не один последний лист
С рапортом или отношеньем
В последний раз успел уж подписать
С трагическим телодвиженьем.
Дивлюсь я, как он уцелел
В несостоявшихся дуэлях…

Но он не очень глуп.

Да! — всё о высших целях
Толкует он. И даже он умел
Под ум подделаться; о нем слыхал он много,

Скажите мне, вы ум встречали ли когда?

Да, редко, но встречал…

А чувство?

Никогда.

Ах, перестаньте ради бога:
Вы в чувстве не судья.

Сужу я слишком строго…
Что делать… Но умы — их всех наперечет
Я знаю, — два иль три, не больше: остальное
С чужого голосу поет.

Знавали вы Ставунина?

Его я
Имел сейчас в виду… Знаком он вам?

Знаком.

Он дьявольски умен, но дело только в том,
Что, к сожалению, картежным игроком
Он сделался…

Давно?

Лет пять иль шесть. Именье
Он проиграл давно; общественное мненье…
С тех пор…

С тех пор, когда именье проиграл?
Не правда ли? — добавьте прямо.

Почти что так; но нет, он мнением играл
Непозволительно упрямо…
Наперекор идя всему,
Рассудку, чести и преданьям,
И веря одному уму…
За то общественным наказан он изгнаньем…

Простите — без докладу к вам
Вошел я нынче…

Стыд и срам!
Что говорите вы, мой милый?..

Я очень рада вам… Садитесь! Вы давно
Мне ничего не говорили
О ваших.

От сестры — я с сентября одно
Всего лишь получил письмо.

И отвечали?..
Молчите… Верно, нет, — ну, как не стыдно вам?

Вас en flagrant delit, mon cher ami [70], поймали.
Вперед остерегайтесь дам…
Вы курите — хотите ли сигару?
Берите же смелей…

Курите.

Mais, madame… [71]

К сигарам я привыкла.

И угару
Вы не боитесь уж давно,
Не правда ли?

Mesdames, messieurs, сейчас лишь дело
Окончил, — тотчас к вам… Мне редко суждено
Свободно подышать… У вас, скажу я смело,
Совсем забудешься.

Тем лучше.

Да — оно,
Когда хотите, так; в Москву для излеченья
Приехал я, — рассеянье, забвенье
Мне нужно было бы зимой,
Пророчил мне чахотку доктор мой…
Да что прикажете?.. Когда же мне лечиться?
Андрей Михайлыч навязал
Мне поручений тьму; работой, наповал
Я завален и здесь. Решительно кружится
От дел различных голова…
У вас в Москве совсем не знают, как трудиться.
Чужим трудом живет Москва…
Ей до практических вопросов
И дела нет — она абстрактами живет,
И каждый здесь сидит и ждет
Доходов с пашни, с сенокосов
И прочего… Прощался со мной,
Мне говорил Андрей Михайлыч мой,
Что он и воздуха московского боится…
Но, видно, мне не заразиться
Московской праздностью… Я страшною хандрой
Томлюсь в бездействии, — мне дела вечно мало…
Андрей Михайлыч говорит,
Что он, хоть так же мало спит,
Но больше моего… Me croirez-vous? [72]Бывало,
Двенадцать сряду я часов
Был просидеть всегда готов,
Потом куда-нибудь на вечер отправляться.
И там всё та ж потребность заниматься…
Не сладить с глупою хандрой…
Что ж делал я?.. Чтоб силам дать движенье,
Я занимал себя азартною игрой…
Всё это что-нибудь, всё это раздраженье,
А не восточный ваш покой…
И раз Андрей Михайлыч мой…