Виктор Савин - Прошу к нашему шалашу (сборник)

- Здравствуй, парень, здравствуй, - ответил охотник, поглядывая из-под густых спутанных бровей. - Что скажешь?

- Да вот... У нас группа - кружок юных следопытов... Тут вокруг Глухого Бора ходит лосиха...

- Ходит. Да еще не одна, а с лосенком.

- Так вы ее знаете? - Лицо Славика расплылось в улыбке.

- Как не знать. Моя родня. Я всех знаю в лесу. Передо мной и зайчишки навытяжку становятся, и медведь на дыбы поднимается, идет навстречу, лапы протягивает, обниматься лезет... А для чего вам лосиха понадобилась?

- Узнать, наблюдать.

- Дело хорошее, наблюдайте. Кто же вам мешает?

Опустившись на ступеньку крыльца, Славик рассказал охотнику обо всем чистосердечно: и о поручении дружины, и о своих неудачах.

- Так вы где искали лосиху-то? - спросил Якуня.

- На Моховой горе. По всем просекам проходили, все елани обошли.

- А в самую урему, в буреломы заходили?

- Нет.

- То-то вот "нет". Не пойдет же она искать вас на еланях, на просеках... Вы ступайте-ка за Шихан-камень, там сплошные заросли осинника, а за ними - сосняк дремучий, колодник непролазный. Вот там она и живет. Там у нее дом, ночевка. Только днем, в жару, вы ее там не встретите. Ей гнус не дает покоя... В лес вы отправляетесь, когда уже солнышко высоко поднимется. А днем-то ведь там тишина, покой. Днем там только бабочек ловить, жучков. Настоящая, кипучая жизнь в лесу бывает рано утром да поздно вечером. Тогда каждая птица, каждый зверь выбираются из своих укромных уголков на кормежку и на водопой. Вот когда следопытам надо бывать в лесу!

На другой день под вечер группа Славика отправилась в юннатский поход с ночевкой. И не на один день, а на три. У всех ребят за плечами были мешки, в них хлеб, картошка, лук. Кудреватых и Светляков шли налегке, неся под мышкой по одной теплой одежинке, а Скороспелкин взял с собой, кроме стеганой фуфайки еще одеяло, подушку и отцовскую фронтовую плащ-палатку. На подъеме на Моховую гору он "расписался": вспотел, начал отставать. Сперва товарищи смеялись над ним, а потом, поворчав, помогли донести до Шихан-камня фуфайку и плащ-палатку.

Место для лагеря было выбрано возле высокой скалы, из-под которой выбивался родничок. Вода в нем будто кипела, бурлила, подымая со дна золотистый слюдяной бус.

Сложив свои вещи в общую кучу, Боба подошел к роднику, запустил пригоршни в прозрачную ледяную воду и начал умываться, а потом пить.

- Что ты делаешь? - с тревогой крикнул на него Гриша. - Соображаешь что-нибудь?

- А что? - Боба с недоумением смотрел на Светлякова.

- Ты же простынешь. Ты ведь потный. У тебя облупится лицо. Заболит горло. Да и легкие могут вздуться пузырями.

Скороспелкин не на шутку перепугался, заморгал глазами.

- Теперь мне что делать?

- Бегать надо, разогреваться. Когда горячую лошадь напоят в дороге, на ней тут же гонят во всю прыть.

Пока Боба, короткий и жирный, бегал взад-вперед по поляне перед Шихан-камнем, Славик и Гриша начали мастерить шалаш. Между двух старых рябин они положили на высоте полутора метров сухую жердь - получилась перекладина, К ней со стороны скалы покато приставили колья, на них накидали хворост, траву, образовалась односкатная крыша. Потом такими же кольями, хворостом и травой заделали бока балагана. Под крышу сложили свои мешки, теплую одежду. Боба тут же устроил себе постель: наломал пихтовых веток и накрыл их одеялом, а сверху положил подушку.

- Вот теперь можешь отдыхать, - сказали Скороспелкину ребята. - Будь как на курорте, ложись спи.

- А вы? - спросил он их, поглядывая на постель; ему так хотелось полежать, растянуться под крышей шалаша, где была тень, прохлада, а совсем рядом, за рябинкой, журчал ручеек.

- А мы...

Славик и Гриша переглянулись. Солнце еще было высоко над лесом, над посеребренными, совершенно белыми облаками, сгрудившимися над горизонтом где-то за Глухим Бором.

- Мы сейчас станем делать костер, - сказал Гриша, - а потом запасем на ночь дрова - варить картошку...

Боба взялся за свой туго набитый мешок. Развязал его, отломил от каравая краюху и принялся есть с большим аппетитом, набивая хлебом полный рот.

- У тебя, Боба, за ушами пищит, - усмехнувшись, сказал Гриша.

- Ага, пищит, - чистосердечно признался Скороспелкин. - Я ведь промялся, вон какой груз тащил.

Охотник Якуня правильно сказал, не обманул. Лишь только западный склон неба окрасился в бежевый цвет, а сам горизонт запылал, как огромный костер, в лесу под Шихан-камнем началась какая-то сказочная, совсем необыкновенная жизнь.

Небольшая поляна перед отвесным утесом, казалось, превратилась в самое оживленное место на Моховой горе. Она напоминала теперь площадь в Глухом Бору перед правлением колхоза, когда люди, вернувшись с артельных работ, со всех сторон спешат на огонек в большой двухэтажный дом: кому надо поговорить с председателем, кому сверить заработанные трудодни в бухгалтерии, кому просто посидеть у порога, покурить, перекинуться словцом, шуткой с другими колхозниками.

Затаившись в шалаше, трое ребят почти не дышали. Каждый до предела напрягал слух и зрение. Вот из-за кустов вышла со своим выводком светло-коричневая копалуха - глухариная самка. Идет, шею вытянула, поворачивает голову влево-вправо, глядит, прислушивается, нет ли какой опасности. А за нею беспечной гурьбой, точно шарики, бегут тонконогие цыплята. Им и дела нет ни до чего. Они следуют за матерью, пищат, будто тараторят о чем-то веселом, о своем, о детском. А мать их ведет прямо к родничку. Клюнула кварцинку-хрусталик и позвала птенцов: "Ко-ко-ко!" Дескать, клюйте, без камешков тоже нельзя жить, они растирают в желудке мух, жучков, листочки, травинки, ягоды. Клюйте, клюйте! И орава малышей набрасывается на песчинки.

"Вот бы их сфотографировать!" - подумал Славик и вздохнул. А в горле и во рту все у него пересохло. И вздох получился со свистом.

Копалуха вдруг насторожилась, крикнула свое "ко-ко" по-тревожному и побежала прочь от родника. А цыплята, обгоняя мать, врассыпную кинулись через поляну в кусты, в высокие, по пояс, травы.

Потом к родничку прилетали рябчики, дрозды. Приходили на водопой семейки диких коз - косуль. А вышедший на промысел барсук даже просунул свою полосатую морду под крышу шалаша. Он, по-видимому, учуял запах хлеба. А позже, когда угасла заря и все вокруг Шихан-камня посерело и на небе, будто светлячки, затеплились звезды, на поляну высыпали зайцы. Они выбирались из своих укрытий, из-под колодин, куч хвороста, мохнатых кочек и кустов и спешили на свой ночной хоровод.

Выбежав на лесную опушку то тут, то там, они сначала сидели неподвижно, лишь навострив уши и поводя ими из стороны в сторону. Кругом стояла сумеречная тишина, и только где-то под горой, на конских выпасах, глухо побрякивало медное ботало. Убедившись, что вокруг все спокойно, зайцы один по одному начали резвиться, разминаться, прыгать, скусывать травинки, бегать по лугу вперегонки.