Алексей Семенов - Магнит

Короче говоря, первое выступление прошло успешно. Люди, правда, не плакали и цветов не дарили, как будто знали, что на них у Шуйского аллергия. И то что его спустя неделю от собственного выступления всего передернуло - даже неплохо. Зазнаваться надо постепенно. А самое главное - он не заразился ветрянкой. Нет, это был очевидный успех.

Второй раз просматривая видеозапись концерта в ДК и второй раз ужасаясь, Шуйский неожиданно увидел то, что заставило его зажмуриться. Он остановил пленку и, прежде чем перемотать ее обратно, медленно прошелся по комнате.

Следовало успокоиться. Ему могло и показаться. Ведь такое случалось с ним многократно. Сколько раз он некрасиво вздрагивал, когда встречал большеглазую длинноногую девушку, может быть не слишком на Алису похожую, но своим появлением способную в два раза ускорить биение его издерганного сердца. Наверное, и теперь был тот же случай. Он сел к экрану почти вплотную и принялся смотреть заново.

У той, что напомнила ему Алису, были короткостриженные волосы пепельного цвета / а не черные длинные/, изящные, едва заметные очки / Алиса на зрение никогда не жаловалась/... Но беспокойство не проходило. Несмотря на то, что видеокамера, снимая зал, почти ни на ком не останавливалась и девушку, что его взволновала, показала лишь однажды, Шуйский никак не мог унять волнение.

Пять лет - достаточный срок, чтобы убедиться в своей неве роятной бездарности. И дело не в том, что он пишет плохие песни. Eсли бы они были так уж плохи - он бы догадался. Просто он без дарно упустил то, что ему по праву принадлежало. И упустил не мало - Белое озеро, земляничные поляны, день, ночь. И даже то, что находится между днем и ночью - Москва, тоже было уже почти его. Точнее сказать, все это принадлежало им двоим, а они друг другу.

Но подобное не достается даром. Пять лет назад казалось, что цена слишком велика. Если любовь заставляет тебя меняться, а ты собою прежним дорожишь - кому такая любовь нужна? Кроме того действительно ли все это богатство по праву?

И что же? Теперь нет ни Алисы, ни прежней жизни, а есть подвал, из которого все реже хочется выходить на свет. Точнее, намечается прямая дорожка - из подвала на сцену и обратно. И нет ничего промежуточного. Но ни из подвала, ни со сцены людей толком не разглядеть. Его песни не настолько живы, чтобы заменить ему Алису. Эта не самая оригинальная мысль пришла Шуйскому в голову не в первый раз, но, пожалуй, впервые он не хотел ее прогонять.

Я маску не замечаю, настолько

привык, что совершенно спокойно могу

ходить в ней даже по улице.

из журнала(29)

Если жена Татьяна вряд ли могла помочь Оскару Александровичу Бургу, то дочь его - другое дело. Звали ее - Екатерина, Екатерина Бург, Екатеринбург. После возвращения одному уральскому городу исторического названия одноклассники дочку прозвали "Свердловск", что было не столько остроумно, сколько обидно. Но слава Богу, те времена прошли, теперь Екатерина училась в медицинском институте, где о Свердловске больше никто не упоминал, и она вновь превратилась в "Екатеринбург". Дочь неуловимо напоминала Оскару Александровичу прежнюю Таню, еще до замужества. Внешне вроде бы Катя была похожа на отца, то есть красавицей ее мог назвать не всякий. Но разве в этом дело? От прежней Тани был легкий характер, хорошо скрываемое ребячество и звонкий голос, пробивающий любую стену, любую броню.

Поэтому Оскар Александрович дочь свою обожал, но с тех пор как Катя поступила в медицинский в Санкт-Петербурге, видел ее не часто. Но когда дочь все-таки приезжала /иногда случалось, что на выходные/, Оскар Александрович преображался и домой возвращался с удвоенной скоростью, бегом, несмотря на неизбежную встречу с женой и свистки разгневанных милиционеров.

На этот раз дочь приехала как никогда вовремя. Бург, заму ченный последними событиями, наконец-то получил возможность излить душу и был утешен. Катя как будущий медик провела с отцом бесплат ный сеанс психотерапии, после чего удалилась, но вскоре вернулась с билетами в цирк, полученными, правда, не совсем бесплатно.

- Папа, когда ты в последний раз был в цирке? - спросила дочка. Оскар Александрович надолго задумался, но вспомнить так и не смог.

- Вот и отлично, - поставила диагноз Катя. - Одевайся немед ленно в самое лучшее и пойдем. Бург вздрогнул.

Цирк удивил Оскара Александровича. Клоуны, например, отбывали номер. Они изображали корриду, но вместо быка на арену вышла ленивая овца. Клоунам было где развернуться, но они предпочли пустое кривляние и столетней давности репризы. Закончилось тем, что на арене все уснули, включая овцу. Накрылись красной тряпкой и захрапели. Оскар Александрович едва к ним не присоединился. Но тут под куполом закружилось что-то невероятно легкое и белое. Ангел? Может быть и так, только в обличье девушки-подростка. Зазвучала такая музыка, от которой Оскару Александровичу сделалось спокойно, и мысль о том, что летать под куполом, наверное, опасно - так ему и не пришла. Он смотрел, запрокинув голову, на хрупкую фигурку вверху, с каждым новым ее угловатым движением все больше приходя в себя. Напоследок он подумал, что этот ангел мог бы учиться в гуманитарной гимназии / не в техническом же лицее?/. Не исключено что в 10"Б".

Ему, конечно, стало грустно. Но эта грусть на некоторое время вытеснила ту растерянность и злобу, которой он был переполнен. На час, на два, но вытеснила.

На следующий день Бург явился в гимназию за сорок минут до начала занятий, разбудил ночного сторожа Леху, взял ключи от спортзала и войдя туда - повесил на брусья пиджак. А сам, тяжело дыша, полез по канату наверх, что означало - посещение цирка не прошло для него бесследно. Правда, на легкого белого ангела он мало походил. И не только потому, что рубашка у него была синяя, в клетку, а не белая, как всегда.

И все же, главное, конечно, самоощущение. А оно у Оскара Александровича было с утра особенное, и чем выше он забирался, тем особенней.

Таким вот и застала своего классного руководителя Нина Печкина из 10"Б". Будучи поклонницей фильма "Групповое самоубийство", увидев Оскара Александровича/Нику/ на шестиметровой высоте - она подумала о худшем. Боясь ускорить развязку, Нина все-таки рискнула спросить:

- Что с вами, Оскар Александрович?

Бург привычно вздрогнул, но сразу же нашелся что ответить:

- Это я лампочку меняю. Перегорела, понимаешь.

- Понимаю, - сказала Нина, с удивлением глядя на потолок. Никаких лампочек поблизости не было.

Тем временем Бург не без труда спустился вниз. Ноги его дрожали, но на лице проступала улыбка. Если на свет посмотреть.

Убедившись в том, что ничего интересного больше не ожидается, Нина Печкина пошла в раздевалку, а Оскар Александрович направился к себе в лаборантскую. Серый пиджак его так и остался одиноко висеть на брусьях.