Роман Шебалин - Дневник ангела

Лет десять назад многие твердили мне: ты ещё мал, вот повзрослеешь, прочтешь Достоевского, Ницше, Библию, наконец!.. вот тогда и будешь судить: что хорошо - что плохо. А я смеялся им, - я читал "Винни-Пуха" и мне хватало.

Прошло десять лет, однако. Я прочел и Достоевского, и ещё черт знает кого: и этих, и тех - классику и не-классику, модернизм и постмодернизм, реализм и романтизм... да мало ли! И - ничего. Почти ноль эмоций. Никак. Скучно.

Недавно почти насильно меня заставили познакомиться с творчеством Пелевина, Ерофеева, Мамлеева... Джойса, Кафки, Камю, Барта... Какое удивительное соцветие глупостей и гадостей! Неужели - люди читают все эти книги просто так, для себя, "для души"? Никогда не поверю. "Взрослые", видимо, - читают. Я - нет.

А ещё недавно мне сказали: инфантилизм.

Ну и ладно. Сколько там мне лет? Одиннадцать? Двенадцать? Сколько часов в день я "гроблю" на "Тетрис"?

Смешно? А то, что этот "Тетрис" - не дает мне расслабится и сойти ума, - как быть с таким положением вещей? Достоевский мне поможет? Или Пушкин? А... должно быть, Джойс или Барт. На худой конец - Фолкнер.

Не смешите меня. Мне поможет прожить ещё один день - то, что мне поможет прожить ещё один день. Прочее - идет к черту. Устал.

...Да, очень хочу стать вегетаpианцем. Просто так, безо всяких на то высоких соображений. Во-первых, потому, что - ангел, а во-вторых - к чему делать то, что можно не делать?

Должен упроститься.

*

/апрель 1997г./

Весна.

"Я сильно изменился за последние полгода. Стал безpазличнее, что ли, ко всему. Я скатываюсь. Я сознательно загоняю себя в какую-то могилу, но ведь иначе я пpосто с ума сойду! Если б ты знала, как мне надоел этот компьютерный экpан, эти вонючие видаки, эта пpивычная пошлая обстановка. Сегодня, когда вышел на улицу понял: весна. Понял по запаху. Ветеp пахнет весной."

"Вивисекция" завершена.

Что-то иное должно начаться.

Да, несколько дней назад, в дни перехода от "рыб" к "овну" в издательстве "Современный Писатель" (бывший - "Советский...") вышла моя книга "Пустой Город".

ББК 84 (2Рос-Рус)6; Ш 36; ISBN 5-265-03393-9. В общем, смешно и странно. Цикл "ранних", почти ещё "тусовочных" рассказов, поэма "Никуда", написанная летом 1991 года в подарок талантливой поэтессе и просто милой девушке Ренате Розовской и, наконец, - повесть "Александрина", которую я создавал для себя, и только: у стен Новодевичьего и на Крылатских холмах. Слушал, смотpел и записывал.

Но у меня никогда не было знакомой с таким красивым именем. Только однажды - давно уже - была просто Саша, Шура.

Она погибла в горах.

Глава 8.

"Искусство свиньи быть в апельсинах".

Где мы, "радость моя", где мы?

Ах, мы заблудились? Мы ведь нарочно заблудились, да? иначе бы мы никогда не встретились, так ведь, правда?

Иногда мне кажется, что я должен снова и снова объяснять себе - себя, смысл своих поступков, веpность своих чувств. Более унизительного занятия представить невозможно. Навязчивый кошмар. Каких чувств?

Я привык боятся людей. Это так удобно. Что-то вроде самогипноза. Нет, не потому, что меня они могут обидеть, просто я им, как правило, не очень-то и интересен. Мой страх - прямое следствием их знаний, их грубости, их ничтожности. Опять игра? Возможно. В последнее время почти единственным моим собеседником является компьютер. Я хотел поставить себе модем вовремя одумался, - мне самому заниматься установкой всей этой связи значило бы - признать свое одиночество, но так невыносимо, в конце концов я ведь научился врать себе, а модем, - он мне нужен был только для создания иллюзии какой-то своей необходимости.

С ужасом понимаю: ведь у меня было все: любовь, друзья, дела, тусовки... Такой великолепный миp куда-то сгинул - я даже не успел понять: как и почему я остался один. Словно я пережил свое время.

Неудачник?

Самоанализ. Доскональное исследование такой проблемы - не лучший ли способ бегства от нее? Не потому ли считаю себя фаталистом? Не потому ли мне нравится писанина Майкла Муркока, какая бы она ни была убогая. О том, как Корум почувствовал, что значит быть "ариохом"...

Так я совершенно сознательно поставил однажды себя выше тех людей, которых принято называть "тусовкой", не имея на то собственно никаких веских причин. Впрочем, одна причина все же была: тусовка меня не принимала, вот я и решил обернуть свое бессилие высокомерием и "загадочностью", думая, что хоть так буду кому-то интересен. Но я опять просчитался. Оказалось, что они тоже обыкновенные люди, и если сначала они меня не принимали потому, что я "простой", то после меня не приняли из-за моей "сложности".

Когда я заводил компьютер, у меня, помимо всего прочего, была цель попасть в некое информационное поле, где - круговая порука, и люди нужны друг другу. Что ж, мне до сих пор доставляет радость - если у меня на винте оказывается некий файл, который кто-то разыскивает. Его ищут, а тут - вот он, пожалуйста! Приходится быть колдуном, дедом Морозом, чтобы они относились ко мне, как к человеку.

Найти в себе не-человека, что бы стать человеком, ха.

Одиночество избавляет от принципов, но создает дикое количество долгов. Или я просто люблю быть кому-то должен, ведь те, кто должен мне пропадают, уходят, а мои долги крепко держат вокруг меня людей. Вряд ли к своим долгам я умею относиться серьезно, к сожалению, я, о том, что кому-то нужен, узнаю, что называется, "в последний момент".

Так в конце 1991 года я совершенно случайно (или не-случайно, что, в сущности - одно и тоже) стал толкинистом.

Меня пригласил один мой старый тусовочный знакомый к одной барышне, барышня оказалась эльфом или кем-то в этом роде, она умела вязать теплые свитера, петь песни и собирать вокруг себя приятные компании. Тусовочного знакомого звали Мумрик, а барышню - Сэнта.

Что до первого, то сейчас он, кажется, в тюрьме. Он зарубил топором по голове какого-то лоха, который то ли изнасиловал, то ли хотел изнасиловать его, ну, скажем так, подругу. Впрочем, Мумрик был постоянной темой для вполне веселых разговоров между мной и этой его подругой. Звали её Оля. Когда (от Оли) я узнал подробности этой детективной истории я минут пятнадцать валялся на полу в приступе гомерического хохота - тишайший собиратель хипповских архивов, путешественник и поэт, и вдруг - топор! Естественно, Мумрик имел и свои маленькие личные приколы. Он любил резать себе вены в присутствии Оли. Большой был оригинал. Но, бог с ним. Он все сделал правильно. Главное: он познакомил меня с Сэнтой.

Впрочем, не только с ней.

Я попал в удивительно славную компанию. На какое-то время мне даже показалось, что я нашел в них себя. За моей спиной были уже годы хипповских тусовок, были художественные выставки и рок-концерты, хеппенниги и акции, все прелести тусовочной жизни. Нет, ни Гоголя, ни "Турист", ни Пентагон и ни Яшка - мне не надоели, просто на тот период времени они уже почти почили в бозе. Не стало ни "Бисквита", ни "Этажерки", да и на Гоголях все меньше и меньше можно было встретить хиппи. Мне предстояло найти ни много ни мало новое поле для жизнедеятельности и буквально - новую любовь, новый миф.