Роман Шебалин - Дневник ангела

Ангел ел "Фили" и ходил по станции.

"Они все думают, что я кого-то жду, а я никого не жду. Если кто подойдет и спросит, я так и отвечу: я никого не жду. Я дождался всего. Я ем мороженое, а мне это нельзя. Я ем мороженое, потому что у меня хорошее настроение. А почему у меня хорошее настроение? Потому что скоро мы играем в "Форпосте" на новогоднем вечере. Но ведь я не люблю Новый год. Ну и что? Зато сыграем концерт. Оттянусь, поваляю дурака..."

Самовнушение не помогало. На душе по-прежнему было грязно и погано. Должного эффекта не оказывало и мороженое.

"Может, наесться до воспаления легких? А концерт? Нет-нет, я-то привык заболевать под Новый год, но ни зрители, ни коллеги по ансамблю ни в чем не виноваты. Значить, болеть пока нельзя. Заболею после."

Заболеть ему было легко - пpостужался, что называется, от ветеpка. Было ли это настоящим самовнушением, он уже не понимал. Впpочем, на учете в тубеpкулезном диспансеpе ещё состоял, о чем очень любил с печальной улыбкой pассказывать малознакомым людям.

...Он смотрел на высокие величественные серые потолки станции "Кропоткинская" и думал: "гениально, какая легкость и четкость линий! Надежность и в тоже время - ощущение полной бесконечности. Не то что рядом!"

Ангел внутренне содрогнулся - рядом, наверху, стояла Чернильница федерального значения, дебильнейший из храмов - храм им.Христа-Спасителя.

Храм этот внушал ангелу такие же чувства, какие, вероятно испытывал Монгров по отношению к, скажем, Леди Шарлотинке. Нельзя сказать, что ангел презирал православие, нет, - он вполне спокойно относился ко всем религиям, он готов был понять, для каких именно политических целей власти воздвигли почти в центре Москвы этот полубутафорский кошмар, он все понимал, но... Но если бы он получил возможность взорвать сие творение - взорвал бы, без всяких зазрений совести.

"Еще бы, вот живет партийная старушка где-то рядом, атеистка, видит как на её кровные пенсионные наворачивают эдакую помпезность, при чем тут религия? Ей кушать хочется, а у неё отобрали деньги, и теперь за её счет подымают духовность тех, кому плевать на вскормившую их страну. Добре-добре, найдутся лихие люди - взорвут эту гадость. Рядом - гниет "Ленинка", рушится Дом Пашкова, Арбат в парфюмерный салон превратили, нет, они строят! и, главное, - что? Церковь! Мало в Москве крестов понаставлено! Логики ни на грош. На Василия Блаженного денег у них не нашлось, а тут нате вам... Ну ничего, строители, думаю, простенькой сковородкой в аду не обойдутся, поджарят так, что дай боже!.. Пойду-ка на воздух. А то - все какие-то гадости в голову лезут..."

Ангел вышел из метро и зашагал вниз по Пречистенке. Снег уже не падал, а летел, снежные вьюны играли, путаясь под ногами, забиваясь под длинные полы черного пальто. Ангел снял шапку, - снег, теплый декабрьский снег, удивительно прояснял мысли. Думалось охотно и свободно. О дальнейшей, само собой - печальной, участи храма Христа, о предстоящих экзаменах и концертах, о недавно перечитанном Метерлинке, о ветре, о снеге...

...Это нелегко - в суете за счастьем

Я каждый час ловлю себя на том,

Что собираюсь слишком далеко

И каждый миг на том,

Что слишком тщательно высчитываю шансы

Я не плебей, я не плейбой,

Мне по судьбе бы быть с тобой... babe...

Это нелегко, не хватает духу,

Всегда есть кто-то, кто играет нашим страхом

Всегда есть кто-то, кто вскрывает наши

ненаписанные письма

Ты спи с ним, ты спи с ним,

И пусть вам будет пухом

Весь этот прах, весь этот прах...

Ooh, babe!

Я уже не тот, чтоб идти наперекор

Небо! Разве у меня нет права на покой?

Мама! Разве у меня нет права

Умереть красивым стариком?

Я плачу, я плачу.

Наверно, все могло бы быть иначе, babe...

Ю.Наумов "Baby Blues".

...Сны, стpанные путаные сны, всегда крались за ним. Поджидали его в темных подворотнях, стерегли в мрачных подъездах.

Родившись раз, - они уже не оставляли его никогда. Они знали его, они пришли в этот мир с ним, ещё ребенком, но когда он умрет, они - покинут его, они - отныне и навсегда... на этой земле.

Ангел уже почти бежал к Зубовской площади. Маршрут прогулки теперь был ему ясен: Новодевичий.

На Большой Пироговке он резко свернул вправо.

Вошел зачем-то в дом. Хлопнула за ним дверь. В темноте, в глубине лестницы, там, наверху, спорили какие-то женщины... Заплакал ребенок. Зазвякали ключи, лязгнул замок. И вдруг все смолкло.

"...А ведь я слышу воздух подъезда. Здесь живут счастливые люди, что я знаю о них? Они едят котлеты, пьют молоко и смотрят телевизор. Ждут, верят, любят. Что станется с ними после моей смерти? Неужели и этот сырой сумрак, и эта лестница, и эта тишина - все исчезнет, пропадет, канет? Неужели никто из них так и не узнает обо мне ничего? Все рассыпется. Жаль."

Через второй, черный, выход - вышел во двор. Во дворе, на лавочке у детской площадки, двое в спецовках выпивали. Снег уже не летел, не кружился - плавно и тяжело падал. На детскую площадку, на деревья, на людей, на железный остов игрушечного корабля, на океан, на землю, на мир...

Ангел повернулся и пошел обратно в дом.

Минул подъезд. Вновь та же улица.

"Вот бы если вдруг - оказалась другая улица, даже в другом городе. Прошел сквозь дом, а там - другой мир... Или он и вправду уже другой?.."

В том дурацком дворике, балансируя на ржавой конструкции игрушечного корабля он впервые признался ей в любви.

Проехала машина. Зажглись окна на пятом этаже. Где-то завыла сирена.

Ангел торопился, он знал: нельзя опоздать - обманут.

Вниз, к пруду, к реке. Скорее.

"Она обнимает... облако..."

Быстро прошел мимо уток.

"А теперь... переходим к горизонтальному полету..."

Как давно! Как все это было давно!

"Grand control... to major Tom..."

Вдалеке, в темноте - по мосту прогрохотал поезд.

Ангел рассмеялся; пошел на шум поезда.

Путь освещали фонари. Смотрел под ноги и улыбался.

"Где-то здесь pосли клены."

Какие смешные чуть занесенные снегом тpещинки в асфальте!

Внезапно стало тяжело дышать, ангел pезко выпpямился и pванул узел шаpфа. С ужасом заметил, как с бешеной скоpостью полетел вверх лежащий там, внизу, скрюченный, мертвый кленовый лист.

Удаpа об асфальт уже не почувствовал.

"Эй, что тут... - Вам помочь?.. - А что случилось? - Да вот... - Вам помочь?.."

Рассудок вернулся мгновенно. Встать, извиниться или полежать еще? Асфальт пахнул какой-то дрянью.

"Собаки, что ли?.. Может быть, мне окреститься? Сходить в церковь, принять христианство? Какой резон? Вот они там посмеются, когда узнают, что я - ангел. А я тут разлегся!"

"Пьяный? - Кому-то плохо? - Наркоман это, я вам говорю! наркоман! их вчера во "Времечко" показывали, точно такой! - Что-что? - Может, скорую вызвать?.. А что случилось?"

Опять хотелось смеяться.