Роман Шебалин - Дневник ангела

"Они ведь и вправду вызовут. А заодно и милицию. Милиция, милиция... Меня могут там избить, но не убить же... Подставить себя, как будто я банк ограбил. Или на самом деле ограбить? Нет! я ведь могу сказать, что убил тело! Нет-нет, так не правильно, не честно, ещё попаду под 103-ию статью, "умышленные убийство", или даже - с отягчающими, 102-ая, пункты "г" и "е", это если бы я изнасиловал тело, хотя, если все-таки по 104-ой, там до пяти лет, вот бред! Кажется, это - по старому Кодексу... Или нанял киллера. Нет, зачем же! Не телу, - себе! Ну конечно!"

Во внезапно нахлынувшей на него, изнутри, смутной радостной теплоте он чуть не захлебнулся. Как просто! Боже мой, как просто!

"...Постойте, я врач... Что тут?.."

- Вы можете говорить?

- Да, у меня от снега закружилась голова...

- И все?

- И все.

- А травку-то небось...

- Я никогда не употреблял никаких наркотиков. Просто закружилась голова.

- Идти сможете?

- Да, конечно. Спасибо.

Ангел наймет для себя киллера. И он ангела, разумеется, убьет. "Интересно, сколько это стоит?"

Я нашел, Вероника.

Музыкант, математик.

Есть лишь ритм, - соединяются знаки; искусство - бесконечные соединения знаков; мне неинтересны эмоции, потому что они не обладают твердостью форм; а я должен жить, извлекая звуки из знаков.

А тела теперь нет.

И, значит, свободен. А убийца ушел, улыбнулся только на прощанье и ушел.

И все; и никого больше нет.

*

Когда огонь догорает, говорят,

глядя на последние искры: вот уходят

школьники, после последней же искры

восклицают: а вот ушел и учитель.

Датская присказка.

/январь 1998г./

666 + 666 + 666

1998.

Начался снова новый год.

Просто замечательно. Какие легкие чистые числа, и сколько - в них. Гораздо больше, чем в каждом из людей.

"Время, мое время, совершив надлежащий круг, весной, уведет меня с собою, этот год - должен быть последним. Десять лет - срок. Вполне достаточно для настоящей жизни. Вполне."

Но он опять и опять вспоминал день убийства, возвращаясь к нему мысленно снова и снова, он смаковал, как смакуют древнее вино, свои - те ощущения: как он хотел тело, уже мертвое, поцеловать или даже... Вспомнив однажды такое в метро, он рассмеялся зло, громко - ему стало страшно. На станции выбежал из вагона, остановился посреди платформы.

"Что я с собой делаю? Его теперь не вернешь. Мне надо их всех забыть, уничтожить!.."

Он хотел сойти с ума: лечь посреди платформы на холодные плиты и завыть - от тоски, от бессилия: что с ним? что с ним? - он убил человека! Нет.

Нет?

Он убил тело, которое любил больше жизни, ради которого он отказался от той, единственной, ведь они любили друг друга... Значит, не больше жизни? Больше! Но тело бросило его! Но это же нормально, так же бывает. Но он из-за него предал Веронику! Значит, он сам виноват....

"Значит, я сам во всем виноват."

А вдруг он все сделал не правильно?

Ангел стоял посреди платформы "Смоленская" Филевской линии и думал: решал уравнение. Нет, конечно, он ни в чем не виноват, он лишь исполнил предназначение, он сделал то, что на его месте сделал бы любой; наконец-то он поступил как человек. Как нормальный человек, понимаете?! Значит, путь откpыт. Значит, механизм известен.

Свободен.

Глава 15.

"Мухи в Романе..."

/январь 1998г., продолжение/

Что такое я?

Нет, не "кто", а именно "что". Потому что в последнее время я ощущаю себя более "чем", нежели "кем". Я словно сам вполне сознательно стремлюсь к какому-то "существованию вещества". Дикость, конечно, но остановить всю эту механику уже нет сил. Да и нужны ли эти силы?

Что я такое?

Воспоминание, коллаж.

Что такое каждый из тех, кто живет многообразием мира?

Коллаж.

Нелепая, грубая память о невозвратном, ностальгия, порождающая жестокость и черствость...

Мы насилуем трупы.

Далеко в детстве, на буфете - стояла игрушка (она разбилась потом) стеклянный шарик с готическим замком, если потрясти шарик - над замком шел снег. Я боялся этой игрушки и - любил её. Там, внутри, было нечто очень красивое и родное, казалось, стоит только лишь так аккуратно залезть внутрь... Посмотреть, проверить, понять, - как там это "что"?

Аккуратно не получилось. Осколки были выброшены, а замок остался, голый и глупый. Потом потерялся куда-то.

- Не хвастайся, старуха. Твоя

смерть сидит в этой клетке и слушает тебя.

- Да... Но я хотя бы знаю, где она.

П.С.Бигл "Последний Единорог"

*

Многое, из того, что - как нам кажется - мы искренне переживаем: болеем, умираем, страдаем, - многое из наших страданий - не страдания вовсе. Но воспоминания.

Откройте книги. Вчитайтесь: все было! И это самое "все" - не просто безликое словцо, не выражающее почти ничего, о нет! "Все" - оно и есть все: замечтался, полюбил, пережил чью-то смерть.

Хочется умереть теперь самому. Ах?.. Посмотри - это уже сделали до тебя, за тебя. Нет никакого смысла повторять глупости давно минувших дней. Вчитайтесь.

"...В наше время поэт - это полуварвар в цивилизованном обществе. Он живет прошедшем днем. ...Движение его ума подобно движению краба - оно направлено вспять. Чем ярче свет, распространяющийся вокруг него посредством разума, тем непроглядней мрак отжившего варварства, куда он закапывается, словно крот, чтобы набросать жалкие комья земли своим киммерийских трудов. ...Высшее поэтическое вдохновение теперь выражается в пустословии необузданной страсти, нытье преувеличенного чувства и ханжестве предельного участия. Поэзия способна породить лишь такого совершенного ноющего болвана, как Вертер... Ей никогда не взрастить философа, или государственного деятеля, или попросту разумного и полезного члена общества..."

Написал Т.Л.Пикок (англичанин, а значит - уважаемый мной человек) в 1820 году. Весьма справедливо.

Говоря "простым" языком (а иные читатели, увы, только такой язык и способны понять): мистика так мистика, нам ли бояться того, что у нас внутри?

Поучитесь у Нерона, господа постмодернисты, - вот как надо жить в искусстве.

Сжег бы я город? О да. Именно так, только так и красиво. Не спрашивая, не давая себе отчет ни в чем.

Пикок был прав.

Слишком уж много необъяснимого. Гораздо больше чем мне хотелось бы. Как не бояться страха?

Иногда сам поражаюсь: сколько всего я уже не узнаю, сколько всего пропустил, прошляпил, - теперь - пытаюсь успеть, - объясняя себе, пытаясь объяснить себе... себя.

Вот и сейчас, в этих строках, снова какое-то объяснение: себе, всем объяснение в любви, в ненависти, в черт ещё знает чем...

Это не пустота, нет, скорее: то самое "присутствие пустоты" - в них, во мне. Иногда мне просто страшно - я боюсь засыпать - вдруг не проснусь? Но я боюсь и просыпаться - "сегодня тот же день, что был вчера". Иногда меня посещает мысль: это не жизнь.

А не "грех" ли - думать так? - спрашиваю я себя. Увы, слишком теперь хорошо знаю, что такое смерть, но ведь с ней, с этой смертью, с роком, с судьбою, нельзя заигрывать.