Яков Шехтер - Последний испанец

отличающейся от сотен других в Сан-Хуане. Дверь открыл высокий худой

мужчина с приветливым лицом. Я попросил разрешения осмотреть памятник

архитектуры. - Памятник?! - с волнением переспросил он. - До войны здесь действительно было на что посмотреть. Но кто теперь помнит об этом?

Мы вошли в дом. Хорхе оказался любезным и, к тому же, весьма словоохотливым хозяином.

- Той ночью я проснулся от нетерпеливого стука в окно. Отец с винтовкой уже стоял возле моей кровати и всматривался в темноту. Разглядев кого-то, он пошёл открывать. Несколько республиканцев, уцелевших после вечернего боя, попросили убежища. Командовал ими брат отца. С восходом солнца выяснилось, что дом окружен. Они отстреливались до последнего патрона, а потом взорвали себя вместе с первой цепью атакующих. Всё это время мы прятались в подвале. Франкисты откопали нас только на следующий день.

- Отец сразу начал восстановительные работы. Он мечтал о большой семье, о мальчиках и девочках, которые наполнят дом смехом и гомоном. Перед самым завершением строительства отца арестовали. Суд приговорил его к десяти годам тюрьмы за пособничество врагам объединенной католической Испании.

Он вернулся через семь лет, без зубов, раздираемый приступами кашля. Через несколько месяцев его похоронили неподалёку от тех республиканцев...

Мы прошлись по комнатам, осмотрели патио, спустились в подвал и к концу прогулки оказались в большом зале. Подведя меня к окну, Хорхе принялся подробно объяснять, где были ворота, которые отец не успел восстановить, и с какой стороны вырыли окопы франкисты. Потом он перешёл к фотографиям на стене, показав мне дочь, монахиню в аббатстве Мельк, и погибшего в Африке сына.

Над портретом дочери висел большой серебряный крест, повёрнутый лицом к стене.

- У нас в роду существует такая традиция, - обьяснил Хорхе. - Уже никто не помнит, кто и почему её установил, но в субботу вечером глава семьи зажигает две свечи и поворачивает распятие.

- После меня уже некому будет поддержать этот обычай, - посетовал он. Впрочем, его задумчивость продолжалась недолго. Снова взглянув на крест, он оживленно произнёс: - У распятия тоже есть своя история. Незадолго до разрушения дома отец захотел расширить одну из комнат. В арке, заложенной кирпичом, он обнаружил тайник с полуистлевшим свитком пергамента, увенчанным серебряной короной. Свиток, по совету приходского священника, отец сжёг, а из короны отлил этот крест...

Я не стал рассказывать Хорхе о цели моего визита. Его жизнь была другой историей, сочинённой другим рассказчиком. В ней не было места для меня, подобно тому, как в нашей семье не оказалось места для маранов...

К выходу мы шли через сад. Солнце уже прикоснулось к вершине соседней горы и городок под нами накрыли прохладные сумерки. Только шпиль колокольни собора и кроны деревьев сада оставались освещёнными. Розы вдоль дорожки, усыпанной красным похрустывающим гравием, пахли оглушающе. Хорхе сорвал одну из них.

- Этот дом - действительно памятник - сказал он, передавая её мне. Памятник моим воспоминаниям...

Спустившись в город, я остановился и посмотрел вверх. Было уже совсем темно, и неосвещённая гора казалась сплошной чёрной массой. На какую-то секунду мне показалось, будто я сам придумал всю эту историю, и, если вернуться, то на вершине окажется только груда старых камней.

Несколько недель назад, разбирая запутанный спор в Талмуде, я просматривал старую книгу, привезённую моим дедом из Амстердама. Между страницами я обнаружил кусочек пергамента. Судя по всему, это был утерянный план дома. Прочитав название городка, я обомлел. Он назывался Сан-Хуан де ла Пенья. Перерыв все атласы и справочники, я не обнаружил в Арагоне города с таким названием. Видимо, сама история стерла его с лица земли.