Виктор Широков - Стихи разных лет

Все перечислю смертные грехи; введенный в искушение большое, вдруг вспомню : есть с в я т о е за душою - про черный день есть черные стихи.

Я в них свой век ничуть не очернил, лишь все цвета расставил по заслугам; и Бог простит за это фальшь и ругань и выдаст в ад мне скляночку чернил.

Чтоб изредка средь смрада и огня в какой-нибудь землянке под Зарайском вдруг рифма вырывалась из меня о чем-то чистом, неземном и райском.

20.06.76

ВОЗВРАЩЕНИЕ

1

Проснуться. Выглянуть в окно: куда как голо.

Все позади, в д а в н ы м - д а в н о, семья и школа.

Безлюдны пермские дворы перед рассветом.

Природы скудные дары разрыты ветром.

И ты сегодня одинок.

Продут. Продулся.

Но все-таки не сбили с ног.

Ты встал. Обулся.

Привычно к выходу идешь, находишь в ы х о д.

Уже больших удач не ждешь, тем паче выгод.

Ты мужество растишь в себе не подчиняться течению, слепой судьбе, чинам и святцам.

И тем тяжеле взгляд н а з а д, набрякли веки.

Ты ничего не знаешь, брат, о человеке,

который на тебя глядит из тьмы былого.

Он ничего не говорит.

Молчит. Ни слова.

А ты забрался за а л т а р ь, ценя искусство.

Но в этом тайны н е т как встарь; и всюду пусто.

2

На подоконнике торчит цветок алоэ.

Он вроде бы довольства щит и страж покоя.

Самоуверенный цветок.

Что ж я набычен7..

Да он посажен в чугунок.

Тем необычен.

И этот маленький штришок меня забросил куда-то в детство...Словно шок.

Мне снова 8.

Гудит огонь. Искрит ... Лови...

Открыта печка.

И замирает от любви мое сердечко.

Как искры, жгутся в кулаке цветные стекла.

А мама варит в чугунке картошку, свеклу.

Так вот с чем связан ты, дружок!

Узлы тугие.

Как долговечен чугунок!

А мы какие?

3

Кто бы думал, что чреваты обнаженностью своей возвращение в пенаты, пересмотр былых идей?!

Ничего не изменилось: тот же дом и тот же сад, но терзает вашу милость каталог былых досад.

Просыпаешься от страха, что мешал своей судьбе; снова ощущенье краха, оттого не по себе.

Вспоминаешь поминутно, как ты что-то упустил; и опять на сердце смутно, словно не хватило сил.

Но зато на старом месте ярче прежние мечты; ты опять с друзьями вместе новые торишь мосты.

Что ж, в таком противоборстве утешителен итог: крепнут воля и упорство, исчезает гонорок.

Над самим собой смеяться приучаешься слегка и не думаешь бояться, что валяешь дурака.

4

Любимая! Я всякий раз тебя уверить не умею, что женщина пленяет нас незащищенностью своею, что все мужчины испокон защитники и рудознатцы, что слишком мало значит сон, раз в нем с тобой не повстречаться.

А ты спокойна и горда, ты не нуждаешься в опеке, и бешеных страстей орда смешна тебе в двадцатом веке.

Ты говоришь: "Иди, проспись!

Защитник тоже мне нашелся.

И не ходи вокруг, как лис.

На мне свет клином не сошелся.

Ищи себе других подруг охочих до мужской заботы.

А я уж как-нибудь...без рук...

И вообще оставим счеты".

Но это все - слова, слова...

А не уйти от женской доли.

И вижу я, как ты слаба, моей сопротивляясь воле.

Как смотришь, веря и любя, готова подчиниться ласке, забыть, перебороть себя...

Но это все не для огласки.

13.08.76

Пермь

Московского разлива "Саперави" грузину не в диковинку, а я им запиваю вымыслы о славе и прелестях земного бытия.

Сухой восторг покалывает десны, коронок поскрежетывает сталь...

Мечтать о счастье никогда не поздно, а пропитого никогда не жаль.

2.09.76

Улан несет свои мудэ через тайгу в Улан-Удэ.

Не сибиряк, а сибарит, в седле, как в кресле, он сидит.

Ах, если б ведал братец Жан про состоянье каторжан, то он не крался б, как пират, к безвестным дочерям бурят и много б раньше расплескал излишек сил на спины скал...

30.09.76

Улан-Удэ

КЯХТИНСКИЙ ТРАКТ

Пески заметают мои следы от Кяхты к Улан-Удэ.

"П - и - т - ь!" - они просят. Воды, воды! - их золотой орде.

Они засыпали сотни рек, выпили тьму озер; а тут идет себе человек, его не догнать позор.

Дорога шевелится. Поперек бегут песчаные змейки.

Все норовят прошмыгнуть между ног.

Ловить их руками не смейте.

Не слышен юркой песчанки укус; был человек и нету.

Лишь у дороги вырастет куст, сил наберется к лету.

Меня легко обогнал бензовоз, гремя обрывком цепи.

А я неподвижен, я словно прирос к неласковой этой степи.

Сквозь целую вечность дошел до скалы, одетой в лишайник и мох.

Гляжу: надо мною парят орлы, и сам я парень не плох.

Если не сдался горючим пескам, столько миль отшагал, что ступни, как влитые, пристали к носкам.

Гипсовым каждый стал.

В угол поставишь - не упадут три ночи и три дня.

И только тогда победит уют, когда добавить огня.

Чтобы от печки березовый жар заново переродил, выпей черемуховый отвар и набирайся сил.

Уже позади Ново-Селенгинск.

Отстал Гусиноозерск.

И снова кругом песчинок писк и бесконечный порск.

Снова сопки готовят сеть, боясь ненароком спугнуть.

Ты начинаешь для смелости петь, продолжая свой путь.

Здесь двести и триста лет назад не уцелеть одному.

Осмеливался лишь конный отряд идти из страны в страну.

Здесь чаеторговля давно велась.

Здесь гнали отары овец.

Здесь крепла русских с монголами связь, с китайцами, наконец.

Намного позже Суэцкий канал

Запад связал и Восток;

И мощным деревом сразу стал нового века росток.

Но Кяхтинский тракт не утратил друзей в эпоху великих событий.

Работает неповторимый музей, без выходных открытый.

Лет через тридцать мне бы взглянуть на эту бурятскую степь и повторить восторженный путь, не уставая петь.

4-17.10.76.

Кяхта - Улан-Удэ

1977 год

Сегодня сердце каждого честного человека - счетчик Гейгера.

20.08.77

ПОЛЕМИЧЕСКОЕ

Барокко - не порок.

И я не вижу прока отстаивать порой в поэзии барокко.

Но кое-кто не раз с гримасой ортодокса твердил, что хлебный квас питательнее морса.

Усматривал резон в спасительной рацее, мол, вреден нам озон латинского лицея.

Мол, за народ болит ретивое, и косо следил: кто индивид патлатый? Что за космы?

Рычал: "Космополит!"

А клички нет страшнее.

Когда подобный тип, как с ним сидеть в траншее?!

Уж космос покорен, а все его корежит...

Явись к нему Харон, он и его - по роже.

"Откель и кто таков?

Сомнительное имя.

Средь здешних мужиков не встретилось доныне".

Не буду докучать сопоставленьем стилей.

К чему права качать!

Меня-то окрестили.

20.08.77

Чего мне хочется, друзья?

Совсем не воли и покоя.

Мне чувство ведомо другое, хоть вслух кричать о нем нельзя.

Лишь изредка, наедине с самим собой в укромном месте задумываюсь я о чести поэтом быть в родной стране.

И кочевая жизнь моя вдруг предстает случайным благом, а зла ком непременно злаком, и в том значенье вижу я.