Иван Сидельников - Под чужим именем

Окровавленную гимнастерку и нательную трикотажную рубашку Николай старательно выстирал в ручейке и, встряхнув, повесил на куст рябины. А сам лег на солнцепеке, подложив под голову руки, и долго глядел в небо, по-весеннему чистое и прозрачное. Взбудораженные чувства его постепенно утихомиривались.

Кряхтя и чертыхаясь, Коровин перочинным ножом открывал трофейную банку мясных консервов.

- Угощайся, Ваня! - предложил он, когда наконец кое-как справился с крышкой.

- Спасибо, что-то не хочется.

- И от выпивона опять откажешься?

- А разве у тебя есть?

Коровин расплылся в довольной улыбке:

- Я ж, как-никак, у противника в офицерской землянке побывал... Он проворно достал из вещмешка пузатую бутылку рома с яркой этикеткой, взболтнул ее и признался:

- Когда отходили, все боялся, как бы ненароком не разбить... Подставляй-ка свою кружку!.. Тяпнем, Ваня, за то, чтоб счастье аж до самого конца войны от нас не отвернулось!

Ром, тягучий, как сироп, разлился по всему телу успокоительным теплом, и Николай, пожевав волокнистое мясо, опять прилег. Будто девичья рука прядку волос любимого, ветерок нежно шевелил у самых глаз былинку незнакомой травы, напоминавшую степной пырей, а чуть поодаль молодая березка в траурном безмолвии опускала к земле свои нерасчесанные пряди. Пораженный, Николай резко поднялся на локте и, будто впервые после долгого забытья, с изумлением оглядел окружающий его мир.

Только теперь, только вот в эту минуту внезапного озарения заметил он кудесницу весну. Она была повсюду: в воздухе, на воде озера, в лесу и на гнилом болоте. Все вокруг зеленело, по-северному скупо, но пестро цвело и пьяняще благоухало, все тянулось к солнцу. Даже прошлогодние воронки, в которых пламя разрыва выжгло все живое, - даже они обрастали игольчатыми ростками травы-муравы! И все, что до сих пор было с Николаем, все, что есть, и все, что его ожидает, - все это вдруг слилось в одно ощущение торжествующей неистребимости и неиссякаемости жизни.

"Да, да, - думал он, - восторженно глядя на пчелу, которая озабоченно-деловито ползала по клейким сережкам березки, - что бы там ни было, а жизнь прекрасна и вечна. А личного счастья можно достичь лишь полной отдачей всех сил ума и сердца утверждению жизни на земле в ее высоком смысле и предназначении..."

- Вань, а Вань, слышь, что ль? - словно бы откуда-то издалека дошел до его сознания голос товарища. - Подставляй-ка, говорю, кружку допивать будем.

- Допивать - так допивать! - с веселой готовностью согласился Николай. - А знаешь, Митя, у меня ведь сегодня день особенный...

- Думаешь, у тебя одного? - усмехнулся Коровин. - Кажется, вместе в пекле побывали...

- Я не это имею в виду... Ровно год назад, Митя, я последний раз виделся с женой и ребятишками... И солнце тогда вот так же светило, только на душе у меня было совсем другое. В тот день, Митя, я первый раз предстал перед военным трибуналом...

- Что ты говоришь? - удивился Коровин, перестав жевать, - а за что тебя судили-то?

Николай не ответил, колеблясь: стоит ли до конца раскрываться? Не лучше ли снова замкнуться и до поры до времени жить в своем обособленном мире?..

Да, да, конечно же, пока что рано раскрывать свою душу, отягощенную страшной тайной, которая не дает покоя ни днем ни ночью. Умом Николай понимал и сердцем чувствовал, что еще не настал тот желанный час, когда можно будет это сделать, не боясь возможных последствий, столь же непредсказуемых, сколько и опасных. Но теперь уже недалек он, тот час, если до него судьба штрафника, избранная им самим, не распорядится по-своему. Тогда уж он, живущий под чужим именем, унесет с собой свою тайну, и уже никто и никогда ее не раскроет.

Нет, только не это, только не это!

19

К концу второго месяца пребывания на фронте Николай сделал еще две зарубки на ложе винтовки - в память об убитых врагах. Одного из них он подстрелил при несколько необычных обстоятельствах.

Однажды, обходя по заданию капитана правый фланг обороны роты, увидел девушку-солдата с кудряшками на тонкой, почти детской шее. Маленькая, щупленькая, она стояла на снарядном ящике в хорошо замаскированном окопе и наблюдала за передним краем противника. Рядом со снайперской винтовкой на бруствере лежал букет диких цветов. Девушка не слышала, когда Николай подошел к ней, и он, разглядывая ее с чувством отцовской нежности и жалости, подумал: "Милая ты моя, да какие же ветры тебя-то сюда занесли? Разве ж по тебе это занятие?.."

Нет, не хотел бы Николай, чтоб через шестнадцать-семнадцать лет его Валя вот так же стояла на снарядном ящике и рядом с букетом перед ней лежала бы снайперская винтовка. Лучше самому пять раз умереть, но не допустить такое!..

Почувствовав на себе взгляд, девушка резко обернулась. Нежное, почти детское лицо, пухловатый рот и большие, сосредоточенные глаза, синие до неправдоподобности...

- Здравствуй, сестричка!

Девушка нахмурила тонкие брови и не без открытой ухмылки ответила:

- Здравствуй, брат.

Николай улыбнулся.

- Я не из нахалов, так что не бойся.

Девушка ему в ответ уязвленно:

- А откуда ты взял, что я боюсь?..

- Колючая ты.

- Такой уродилась... И вообще, проваливай-ка ты отсюда подобру-поздорову, не мешай наблюдать за противником. Я снайпер...

- Ого, как строго!.. А, между прочим, снайперскую тактику знаешь плохо.

- Это почему же? - удивилась девушка, самолюбиво прикусив нижнюю губу.

- Обзор отсюда не очень хороший. На твоем месте я бы оборудовал себе окоп вон под тем кустом.

Тонкие брови девушки изогнулись в изумлении.

- Позади своей траншеи?

- Да, именно позади. Лишние полсотни метров для снайперской винтовки не играют никакой роли, зато дадут тебе огромные преимущества.

Девушка пристально оглядела легкое возвышение, покрытое кустарником, и обрадованно воскликнула:

- А и верно, оттуда передовая врага лучше просматривается!.. Но замаскироваться там труднее.

- Зато надежнее... Ночью там и оборудуй свою огневую позицию.

Уходя, Николай пожелал на прощанье:

- Удачи тебе, синеглазая!

- Спасибо... Только подожди, тут такое дело... Нужен совет... Видишь вон ту корявую сосенку?

- Вижу,

- Левее ее желтеет бруствер и торчит пень. Так вот, чуть правее этого пня часто появляются финны. В траншее, наверное, какое-то возвышение. Может, валун... Когда они проходят по нему, то высовываются чуть ли не по пояс. Но ненадолго: не успеешь прицелиться, а он, проклятый, глядишь, уже скрылся. Зло прямо берет...

- Еще бы, - поддакнул Николай, иронически улыбаясь. - Ишь, какие несознательные... Нет бы встать во весь рост на бруствере и попозировать, а они прячутся... Вот и воюй с такими противниками!

- Не смейтесь! - девушка опять прикусила губу, покраснев до кончиков ушей.