Федор Сологуб - Мелкий бес

Валерия.Жестокий сон!

Людмила.Жестокий? Нет, там царствовала радость. Это было, как соревнование в мужестве и терпении. Положили на пол и Сашу, головою ко мне, и бичевали его, а он звонко смеялся и плакал. И я хохотала, как иногда во сне, когда вдруг усиленно забьется сердце, — смеются долго, неудержимо, смехом самозабвения и смерти. Утром проснулась и почувствовала опять, и еще яснее, чем прежде, что влюблена в него.

Валерия.Влюбилась, — и плачет.

Людмила.Так нетерпеливо хочу его увидеть! И так досадно думать, что увижу только одежды его, его скучную, серую блузу!

Лариса.Ведь как же иначе, Людмилочка!

Людмила.Как глупо, что мальчишки не ходят обнаженные!

Дарья.Ну, это по нашей-то погоде!

Людмила.Или хоть босые, как уличные мальчишки. Я люблю смотреть на них за то, что они ходят босиком, иной раз высоко обнажая ноги. Точно стыдно иметь тело, что даже мальчишки прячут его!

Саша.Конечно, стыдно. Почти у всех в наше время такое несовершенное тело.

Людмила.Когда он целует мои руки, — здесь, и до самого локтя, и выше, — я чувствую близко его стройное, сильное тело. Оно прекрасно, я уверена в этом. Хоть бы раз взглянуть на прелесть этого тела, хоть бы раз!

После реплики Саши: — (с. 340) — Три духа живут в цикламене, — было:

Людмила.А уж и красив ты, Саша.

Саша.Тоже придумала! Это вот вы красивая и нарядная!

Людмила.Разве нарядная? Видишь, босая.

Саша.Уж ты всегда нарядная.

Людмила.А ты всё хорошаешь, Саша.

Саша (застенчиво смеясь). Придумаете тоже! Я же не барышня, чего мне хорошать!

Людмила.Лицо прекрасное, а то-то тело! Покажи мне хоть до пояса.

Саша.Ну вот еще, что выдумали?

Людмила.А что такое? Что у тебя за тайны?

Саша.Еще войдет кто.

Людмила.Кому входить? Да мы пойдем в мою комнату, дверь запрем и на задвижку, и никто не попадет, даже сестрицы не увидят.

Саша.Не надо, Людмилочка.

Людмила.Глупый, отчего не надо? (Вдруг плачет).

Саша.Что же вы плачете, милая Людмилочка?

Людмила.Растаешь, что ли, глупый мальчишка, если с голыми плечами посидишь? Загоришь, боишься? Красота и невинность с тебя слиняют?

Саша.Да зачем тебе это, Людмилочка?

Людмила (страстно). Зачем? Люблю красоту. Язычница я, грешница. Мне бы в древних Афинах родиться. Люблю цветы, духи, яркие одежды, голое тело. Говорят, есть душа. Не знаю, не видела. Да и на что она мне? Пусть умру совсем, как русалка, как тучка под солнцем растаю. Я тело люблю, — сильное, ловкое, голое, которое может наслаждаться.

Саша.Да и страдать ведь может.

Людмила.И страдать! И это хорошо! Сладко и когда больно, — только бы тело чувствовать, только бы видеть наготу и красоту телесную.

Саша.Да ведь стыдно же без одежды!

Людмила порывисто бросается перед Сашею на колени, целует его руки и страстно шепчет.

Людмила.Милый, кумир мой, отрок богоравный! На одну минуту полюбоваться твоими плечиками.

Саша.Ну, уже хорошо. Вот какой я послушливый.

Уходят в Людмилину комнату. Выходят Дарья и Валерия.

Валерия.Охота подслушивать и подсматривать!

Дарья.А сама идешь.

Валерия.Что ж, ты одна будешь!

Смотрят поочередно в замочную скважину и перешептываются.

Валерия.Прильнула! Что они там делают? Пусти же меня!

Дарья.Ну, ничего не делают. Он снял блузу и рубашку, и стоит, весь красный. От стыда у него дрожат плечи.

Валерия.Людмила целует его плечи. И его руки, от плеч до пальцев. И с таким обожанием целует, — словно древняя язычница отрока-бога.

Дарья.Дала ему что-то розовое, и он ушел за ширму.

Валерия.Ну, что же он так долго! Она стоит и откупоривает новый флакон духов.

Дарья.Ну, уж и любит она духи! Вот он вышел. На нем хитон. Ноги нагие.

Валерия.Она стоит перед ним и смотрит на него, и на лице ее — счастье и недоумение.

Дарья.Уложила его на кушетку и сидит у его ног.

Валерия.Облила его духами. Опять села к его ногам. Целует его колени.

Дарья.И стопы ног его целует. Они смуглые и загорелые. Зацеловало, заласкало летнее солнце в деревне его босые ноги.

Валерия.Он лежит и улыбается, и улыбка у него тихая и неверная. В нем зарождается неясное желание и сладко томит его. И не знает он, что сделать.

Дарья.Глупый мальчишка! Домой заторопился, спрашивает, который час. Да и правда, поздно. И достанется ему дома.

Валерия.Уже ушел переодеваться. Как недолго.

Дарья.Посмотрели. Что, Валерочка, не хотела смотреть, а сама как раскраснелась!

Валерия.Ты сама красная.

Дарья.Ну, я-то от шери-бренди.

Валерия.Глаза блестят, грудь трудно дышит, — полно, Дашенька! Признайся, что красота полуобнаженного мальчишки и тебя взволновала, как меня.

Дарья.Уйдем, Валерочка. Сейчас они сюда придут. Пусть еще скажут на прощанье друг другу нежные слова.

Они уходят, и вскоре выходят Людмила и Саша.

Саша.Так ты язычница!

Людмила.А ты? (весело смеется ).

Саша.Ну, вот еще! я весь катехизис твердо знаю (Людмила хохочет). Если ты язычница, то зачем же ты в церковь ходишь?

Людмила.Что ж, надо же молиться. Помолиться, поплакать, свечку поставить, подать помянуть. И я люблю все это, свечки, лампадки, ладан, ризы, пение, — если певчие хорошие, — образа в дорогих окладах. Да, все это такое прекрасное.

Саша.Так значит, ты — православная, а называешь себя язычницею. Какая ты глупая!

Людмила.В моей глупости так много счастья! (Плачет и целует Сашины руки.)

Саша.Отчего же ты заплакала?

Людмила.Мое сердце ужалено радостью. Грудь мою пронзили семь мечей счастья, — как мне не плакать!

Саша.Дурочка ты, право, дурочка!

Людмила.А ты умный! Пойми, глупый, только в безумии счастье и мудрость.

Саша.Ну да!

Людмила.Надо забыть, забыться, и тогда всё поймешь. По-твоему как, мудрые люди думают?

Саша.А то как же?

Людмила.Они так знают. Им сразу дано: только взглянет, и уже все ему открыто.

Саша.Отчего же стыдно? И чего же хочешь? В чем таинство тела?

Людмила.Ах, я ли не красавица! У меня ли глаза не жгучие! У меня ли не пышные волосы! Ах, Саша, милый Саша, люби меня! Будь со мною ласков! Люби меня!

Саша.Ты милая, Людмилочка, и я тебя люблю, но я не мудрый, и мне не дано знать уроков, не уча. Пора мне, Людмилочка. Я приду завтра, и ты нарядишь меня рыбаком с голыми совсем ногами, и мы посидим, поболтаем, и я буду целовать твои ноги. До свиданья, Людмилочка. До завтра.