Алексей Слаповский - Гибель гитариста

Утром после бессонной ночи Печенегин охрипшим голосом спросил:

- Опять шутишь?

- Опять, - сказала Елена.

И, действительно, некоторое время вела себя так, будто пошутила в очередной раз.

Потому что - досадно.

Не он должен быть, не Печенегин.

Собственно говоря, он не урод, он не дурак, но - другой должен быть. Неизвестно кто, но другой.

С досады помиловала одного из своих самых пламенных ухажеров, тридцатипятилетнего актера драмтеатра Васеньку, который ради нее давно готов был и семью бросить, и все на свете, который любовником был неистовым, ухищренным, - но Васенька вдруг показался неестественным каким-то, лицедейным, а ухищрения его - слишком продуманными. А если продуманность при чем любовь тогда?

И ведь, в сущности, такой человек, как Печенегин, ей виделся будущим мужем, но именно будущим. Это во-первых. Во-вторых, она полагала и предполагала, что и при замужестве сохранит личную жизнь, не в таком масштабе, конечно, как теперь, но все же... Если ж выйдет за Печенегина, изумленно предугадывала она, то не захочется другой жизни, более того, она ревновать его начнет!

Короче говоря, сама себе не веря, Елена пришла домой к Печенегину - в этот самый домишко на Ульяновской, где он и тогда жил - но тогда с мамой, пришла - и был повтор того, что уже было, но еще сильней все чувствовалось, - а потом, плача, призналась ему в любви, странным образом чувствуя стыд, неловкость, слабость...

Он ответил ответным признаньем.

На другой день она подошла к нему и сказала:

- Извини, Денис. Уж я так пошутить люблю. Ты поверил?

- Конечно, поверил, - спокойно ответил Печенегин. - И не шутишь ты. Просто с тобой что-то странное.

Ладно, решила Елена. Не миновать замуж выходить, так - за Печенегина, чтобы замужеством избыть свою к нему любовь, которой быть не должно, потому что не он должен быть на его месте. Семейная жизнь, она быстро остужает, особенно ранний первый опыт. В сущности, даже хорошо, что такой козел ее первым мужем станет (а она наверняка знала, что одним браком в своей жизни не обойдется).

Однако через полгода семейной жизни Елена терзалась совсем другим.

Она хотела ребенка.

Она хотела ребенка от Печенегина.

Она ходила к гинекологам.

Те без особого сострадания спрашивали, как жила до замужества, сколько абортов было. Она честно отвечала. Что ж вы хотите, не скрывая злорадства, говорили гинекологи. Очень даже может быть, что детишек вам теперь не удастся понянчить.

Печенегин тоже хотел ребенка.

Он тоже ходил проверяться, но у него никаких патологий не обнаружили.

Однажды ночью Елена все ему рассказала о себе.

Печенегин курил и слушал.

Выслушав, сказал:

- Ну и что? Какое это ко мне имеет отношение?

- Ты святого не строй из себя. Это же во мне осталось и никуда не ушло. Я из-за этого, может, детей не могу иметь.

- Детей многие не могут иметь - по самым разным причинам. Прошлое же твое... Самое большое прошлое меньше самого маленького настоящего, - изрек Печенегин.

- Денис, ты мне изменять будешь?

- Пока не хочу.

- А потом?

- Потом будет потом.

- Ты честный, да? Ты степенный и положительный, да?

- Да нет...

После окончания училища Печенегин, не желая сидеть на шее тещи, пошел работать - как уже говорилось, в филармонию, в ансамбль народных инструментов. По вечерам еще и в ресторане играл. А Елена училась дальше - в консерватории на хоровом отделении, с перспективой, то есть, стать, допустим, руководителем хора при каком-нибудь клубе (а повезет - и в профессиональном коллективе работать), педагогом по сольфеджио в музыкальной школе - ну и т.д. Они встречались лишь вечерами и по воскресеньям.

И она начала его ревновать - как и предполагала.

Расспрашивала.

Даже следила - и выследила, как одна официантка в ресторане слишком часто с ее мужем заговаривает, останавливается возле него, сволочь крашеная, блондинка двухметровая.

Она устроила мужу скандал. Она требовала сказать, что у Дениса с этой фальшивой блондинкой было. Ничего не было, сказал Печенегин. Она ко мне просто хорошо относится. Да и я к ней.

- Просто? - кричала Елена. - Хорошо относится? Это теперь так называется? - кричала она в полный голос. Стесняться некого - они живут в родовом домишке Печенегина, схоронившего не так давно болезненную свою маму.

- Хорошо относится! - не могла успокоиться Елена. - Ладно! К кому бы и мне теперь хорошо отнестись?

- Перестань, - тихо просил Печенегин.

Но она не могла перестать - и долго еще кричала что-то глупое, несправедливое, с ужасом понимая, что - глупа и несправедлива и что этим мужа от себя только оттолкнет. Но нет, она себя глупой чувствовать не привыкла, жертвой себя чувствовать не привыкла, смешной себя чувствовать не привыкла - и, чтобы доказать себе и Печенегину, что она не глупа и не смешна, она кликнула, как и раньше делала, верного Васеньку, Васенька свое дело сделал, но на этот раз уже речи об уходе из семьи не заводил. Она завела сама.

- Извини, - сказал Васенька, - ты просто не знаешь. Я развелся уже.

- А.... как же?

- Очень просто. Свадьба у меня через две недели. Одна... Ты ее не знаешь... Приходи с мужем. А с тобой у нас особые отношения. Романтические. Ты моя муза, честное слово. Стоит представить, что ты в зале - и играю, как Бог!

- Кушать подано, - сказала Елена. - Эту роль действительно трудно играть.

- Такой роли вообще нет, - обиделся Васенька. - Мне главную дают скоро, между прочим.

- Давно пора. Тебе сколько, тридцать девять? Пора и за главные роли браться, в самом деле.

- Вонючка, - сказал ей Васенька, умея, как и всякий актер, пользоваться лексикой самых разных социальных слоев, зная ее и из пьес и профессионально-наблюдательной своей памятью - из жизни.

Не так это себе представляла Елена - но тем не менее рассказала о своей измене Печенегину, приукрасив ее.

Печенегин, помолчав, сказал:

- Ну что ты себя мучаешь? Никто мне, кроме тебя, не нужен.

- А ты - тоже никому не нужен?

- Не знаю.

- Это болезнь, - с плачем сказала Елена. - Я знаю, я даже читала об этом, ревность - это болезнь. Ты меня прости. Ты меня брось лучше.

- Зачем? Болезни проходят.

- Моя - не пройдет...

Елена знала: Денис, хоть и честный человек, слукавил, сказав, что ему никто, кроме нее, не нужен. Ему многие нужны. Не так, как она, но все же... И еще она знала: он без нее сможет прожить. Он - сам собой жив в первую очередь. А она без него - с трудом.

Но вместе существовать, рассуждала она дальше, значит - все больше и его терзать, и себя терзать.

И ушла от него к маме.

Он приходил, упрашивал вернуться.

Мать тоже уговаривала. Прикрикнула даже - чего раньше не было никогда.

...Она нашла вкус в одинокой жизни.

Время от времени заводила друга - на год, на два.