Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.
- Название:ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1935
- Город:М.
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг. краткое содержание
Основная работа над входящими в 27 том художественными произведениями протекала у Толстого в конце 1880-х годов и в 1890 году. Одно из этих произведений («Дьявол») Толстым не было окончательно отделано и впервые напечатано лишь после его смерти.
Из вышедших в свет при жизни Толстого произведений «Крейцерова соната» перепечатывалась в большинстве изданий с текста, впервые опубликованного в 1890 г. в тринадцатой части сочинений Толстого и напечатанного по копии, переписанной С. А. Толстой, заключавшей в себе множество отступлений от подлинного толстовского текста — бессознательных и частью сознательных. Ни этой копии ни корректур повести Толстой не читал. Отсюда большое число искажений, вкравшихся в печатный текст «Крейцеровой сонаты» и лишь частично устраненных по неавторитетным спискам в некоторых заграничных изданиях и преимущественно в двенадцатом издании сочинений Толстого 1911 г., но вновь спорадически появлявшихся в последующих изданиях повести.
Что касается „Послесловия к «Крейцеровой сонате», также не авторизованного Толстым ни в копии, с которой оно печаталось, ни в корректурах, то текст его в России вплоть до последнего времени печатался с существенными цензурными пропусками (исключение представляет собой единственная перепечатка «Послесловия» с заграничного издания В. Г. Черткова в брошюре «О половом вопросе. Мысли графа Л. Н. Толстого, собранные В. Г. Чертковым», напечатанной в журнале «Всемирный вестник» за 1906 г. и изданной затем отдельно).
Рассказ «Франсуаза» всё время печатался или по тексту, искаженному в интересах «благоприличия» А. С. Сувориным и впервые напечатанному в его газете «Новое время», или, реже, по искусственно скомбинированному тексту И. И. Бирюкова, в который лишь частично были введены купюры, сделанные Сувориным.
В настоящем издании все эти произведения — в результате изучения относящегося к ним рукописного материала — впервые появляются в печати в неискаженном виде.
Помимо вариантов литографированных редакций «Крейцеровой сонаты» и «Послесловия» к ней, печатаются ранние рукописные редакции, планы и варианты входящих в этот том художественных произведений, доселе в большинстве неопубликованные.
Из статей, входящих в состав данного тома, впервые публикуются три неоконченных отрывка. К статьям: «Для чего люди одурманиваются?» и «Предисловие к «Севастопольским воспоминаниям» Ершова» даны обширные варианты, впервые извлеченные из черновых рукописей автора; в статье «Для чего люди одурманиваются?» восстановлен пропуск, сделанный по цензурным условиям. В комментариях к статье «О соске» приводятся толстовские тексты, затерявшиеся в проредактированной им рукописи другого автора. Из других статей Предисловие к «Злой забаве» В. Г. Черткова и «Carthago delenda est» до сих пор не включались в собрания сочинений Толстого. Тексты всех статей проверены по рукописям.
Художественные произведения данного тома приготовлены к печати, редактированы и комментированы Н. К. Гудзием.
Вся работа по подготовке к печати текстов статей и составлению комментариев к ним сделана В. Д. Пестовой, под редакцией Н. Н. Гусева.
В составлении указателя к тому принимала участие А. И. Толстая-Попова.
ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Толстая барыня (прячет руку).
Ни за что!
Сахатов.
Да, странно, странно!
Леонид Федорович.
Он здесь и ищет общения. Кто хочет спросить что-нибудь?
Сахатов.
Позвольте, я спрошу.
Профессор.
Сделайте одолжение.
Сахатов.
Верю я или нет?
(Таня стучит два раза.)
Профессор.
Ответ утвердительный.
Сахатов.
Позвольте, я еще спрошу. Есть у меня в кармане десятирублевая бумажка?
(Таня стучит много раз и проводит ниткой по голове Сахатова.)
Сахатов.
Ах!.. (Хватает нитку и обрывает ее.)
Профессор.
Я бы просил присутствующих не делать неопределенных или шутливых вопросов. Ему неприятно.
Сахатов.
Нет, позвольте, у меня в руке нитка.
Леонид Федорович.
Нитка? Держите ее. Это часто бывает; не только нитка, но шелковые снурки, самые древние.
Сахатов.
Нет, однако откуда же нитка?
(Таня бросает в него подушкой.)
Сахатов.
Позвольте, позвольте! Что-то мягкое ударило меня в голову. Позвольте свет, — тут что-нибудь…
Профессор.
Мы просим вас не нарушать проявления.
Толстая барыня.
Ради Бога, не нарушайте! И я хочу спросить, можно?
Леонид Федорович.
Можно, можно. Спрашивайте.
Толстая барыня.
Я хочу спросить о своем желудке. Можно? Я хочу спросить, что мне принимать, аконит или белладонну?
(Молчание, шопот в стороне молодых людей, и вдруг Василий Леонидыч кричит, как грудной ребенок: уа! уа! — Хохот. Захватывая носы и рты и фыркая, девицы с Петрищевым убегают.)
Толстая барыня.
Ах, это верно, и этот монах опять родился!
Леонид Федорович (в бешенстве, гневным шопотом).
Кроме глупости, от тебя ничего! Если не умеешь держать себя прилично, то уйди.
(Василий Леонидыч уходит.)
Леонид Федорович, Профессор, Толстая барыня, Сахатов, Гросман, Доктор, Семен и Таня. Темнота, молчание.
Толстая барыня.
Ах, как жаль! Теперь уж нельзя спрашивать. Он родился.
Леонид Федорович.
Нисколько. Это глупости Вово. А он тут. Спрашивайте.
Профессор.
Это часто бывает; эти шутки, насмешки — самое обыкновенное явление. Я полагаю, что он здесь еще. Впрочем, мы можем спросить. Леонид Федорович, вы?
Леонид Федорович.
Нет, пожалуйста, вы. Меня это расстроило. Так неприятно! Эта бестактность!..
Профессор.
Хорошо, хорошо!.. Николай! ты здесь еще?
(Таня стучит два раза и звонит в колокольчик. — Семен начинает рычать и разводить руками. Захватывает Сахатова и Профессора и давит их.)
Профессор.
Какое неожиданное проявление! Воздействие на самого медиума. Этого не бывало. Леонид Федорович, наблюдайте, мне неловко. Он давит меня. Да смотрите, что Гросман? Теперь нужно полное внимание.
(Таня бросает мужицкую бумагу на стол.)
Леонид Федорович.
Что-то упало на стол.
Профессор.
Смотрите, что упало.
Леонид Федорович.
Бумага! Сложенный лист бумаги.
(Таня бросает дорожную чернильницу.)
Леонид Федорович.
Чернильница!
(Таня бросает перо.)
Леонид Федорович.
Перо!
(Семен рычит и давит.)
Профессор (задавленный ).
Позвольте, позвольте, совершенно новое явление: не вызванная медиумическая энергия действует, а сам медиум. Однако откройте чернильницу и положите на бумагу перо, он напишет, напишет.
(Таня заходит сзади Леонида Федоровича и бьет его по голове гитарой.)
Леонид Федорович.
Ударил меня по голове! (Смотрит на стол.) Перо не пишет еще, и бумага сложена.
Профессор.
Посмотрите, что за бумага, делайте скорей; очевидно, двойная сила: его и Гросмана — производит пертурбации.
Леонид Федорович (выходит с бумагой в дверь и тотчас возвращается).
Необычайно! Бумага эта — договор с крестьянами, который я нынче утром отказался подписать и отдал назад крестьянам. Вероятно, он хочет, чтоб я подписал его?
Профессор.
Разумеется! Разумеется! Да вы спросите.
Леонид Федорович.
Николай! Или ты желаешь…
(Таня стучит два раза.)
Профессор.
Слышите? Очевидно, очевидно!
(Леонид Федорович берет перо и выходит. — Таня стучит, играет на гитаре и гармонии и лезет опять под диван. — Леонид Федорович возвращается. — Семен потягивается и прокашливается.)
Леонид Федорович.
Он просыпается. Можно зажечь свечи.
Профессор (поспешно).
Доктор, доктор, пожалуйста, температуру и пульс. Вы увидите, что сейчас обнаружится повышение.
Леонид Федорович (зажигает свечи).
Ну что, господа неверующие?
Доктор (подходя к Семену и вставляя термометр).
Ну-ка, молодец. Что, поспал? Ну-ка, это вставь и давай руку. (Смотрит на часы.)
Сахатов (пожимает плечами).
Могу утверждать, что медиум не мог делать всего того, что происходило. Но нитка?.. Я бы желал объяснения нитки.
Леонид Федорович.
Нитка, нитка! Тут были явления посерьезнее.
Сахатов.
Не знаю. Во всяком случае — je réserve mon opinion. [24] [я остаюсь при своем мнении.]
Толстая барыня (к Сахатову).
Нет, как же вы говорите: je réserve mon opinion. А младенец-то с крылышками? Разве вы не видали? Я сначала подумала, что это кажется; но потом ясно, ясно, как живой…
Сахатов.
Могу говорить только о том, чтò видел. Я не видал этого, не видал.
Толстая барыня.
Ну как же! Совсем ясно было видно. А с левой стороны монах в черном одеяньи еще нагнулся к нему…
Сахатов (отходит).
Какое преувеличение!
Толстая барыня (обращается к Доктору).
Вы должны были видеть. Он с вашей стороны поднимался.
(Доктор, не слушая ее, продолжает считать пульс.)
Толстая барыня (к Гросману).
И свет, свет от него, особенно вокруг личика. И выраженье такое кроткое, нежное, что-то вот этакое небесное! (Сама нежно улыбается.)
Гросман.
Я видел свет фосфорический, предметы изменяли место, но более я ничего не видел.
Толстая барыня.
Ну, полноте! Это вы так. Это оттого, что вы, ученые школы Шаркò, не верите в загробную жизнь. А меня никто теперь, никто в мире не разуверит в будущей жизни.
(Гросман уходит от нее.)
Толстая барыня.
Нет, нет, что ни говорите, а это одна из самых счастливых минут в моей жизни. Когда Саразате играл, и эта… Да! (Никто ее не слушает. Она подходит к Семену.) Ну, ты мне скажи, ты, дружок, что чувствовал? Очень тебе было тяжело?
Семен (смеется)
Так точно.
Толстая барыня.
Всё-таки терпеть можно?
Семен.
Так точно (К Леониду Федоровичу.) Прикажете итти?
Леонид Федорович.
Иди, иди.
Доктор (к Профессору).
Пульс тот же, но температура понизилась.
Профессор
Понизилась? (Задумывается и вдруг догадывается.) Так и должно было быть, — должно было быть понижение! Двойная энергия, пересекаясь, должна была произвести нечто в роде интерференции. Да, да.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
