Алексей Слаповский - Кумир

- Ты так говоришь, будто у меня их мильон был.

- Не мильон. Но - были. Это же видно. По мне же видно, что у меня мало было, ну...

- Баб. Да, видно. Дело не в количестве. Какие мы мудрые, очень приятно. Ты нравишься этой девочке. У вас уже было что-то?

- Мы только сегодня познакомились.

- Очень гармонично смотритесь.

- Я знаю.

- А мы бы вот с тобой совсем не смотрелись.

- Я знаю. Но в этом своя... Что ли, прелесть.

Мы поговорили еще о разном. Я рассказал всякие случаи, касающиеся моей феноменальной невезучести.

- Мне нельзя жениться, - сказал я, понимая, о чем говорю и что это довольно пошловато, - потому что, если захочу изменить жене, тут же попадусь. Сто процентов. Вот, например, если я захочу тебя поцеловать, тут же войдет твой муж.

- А ты хочешь меня поцеловать?

- Да. Ты похожа на цыганку. Никогда не целовал цыганок.

- Это ты придумал, чтобы объяснить себе, почему ты меня хочешь поцеловать, хотя я тебе не нравлюсь?

- Нет. Это от стеснения.

- Я тоже стеснительная. А Матвей крепко спит, никогда не просыпается. Очень устает.

- Спорим, проснется?

- Мы без спора. Мне как, встать?

- Лучше встать. Люблю стоя целоваться или уж лежа. А на креслах или стульях корежиться - извини...

- Нет, ты прав.

Она встала, мы начали целоваться.

Когда целуешься в тишине, то глохнешь, это я не раз замечал. Не думаю, что Матвей крался на цыпочках. Он просто проснулся, встал, вошел, увидел.

- Обжимаемся, - сказал он. - Танюша, не морочь пацану голову. И себе тоже.

- Не теряй времени, - сказала Таня. Почему-то очень серьезно. - Тебе разве не нравится эта девочка? Иди к ней. Уговори, улести, заплати, наконец. Я знаю таких девочек. Они настолько честные, что - или по любви, или как воды попить, или за деньги.

- А что, есть другие варианты?

- Есть. Когда они не захотят, ничто не поможет. Никакие златые горы.

- Ладно, - сказал Матвей. - Доцеловывайтесь тут, а я спать.

И пошел - в туалет сперва ( вода зашумела), потом мирно, крестьянски зевнув, показавшись в дверном проеме, высокий, широкоплечий, пахарь, комбайнер! - спать.

- Когда разрешено, интереса нет, - сказала Таня. - Спокойной ночи.

- Жаль,- сказал я.

- Ничего.

- Поехали ко мне. Со мной. Я же все вижу. Он не нужен тебе. Доброта его фальшивая. Он ревнивый. Я вижу.

- Ты злой, оказывается. Представь, если б ты угадал? Ты бы сделал мне больно. Но ты не угадал. Он нужен мне. Мне хорошо с ним.

- Конечно. Если б не бессонница, - сказал я и вышел. Но тут же вернулся: - Извини. Я дерьмо.

- Бывает. Спи спокойно.

- Я хотел бы с тобой... Ну, побыть, пожить, не знаю...

- Со всеми не поживешь.

Я пошел спать - и довольно скоро заснул.

Сон мне приснился горячий. Не Нюра-Лена, а другая - мучительно, дразняще, непозволительно, но все ближе, и так уже близко, что совсем близко, и обычно я в эти моменты просыпаюсь, все просыпаются в эти моменты, и я проснулся - будто сплетенный из двоих, будто два сна соединились, Нюра прижималась, изгибалась, но спала еще, тихо то ли стонала, то ли что-то пыталась произнести... "Дурак, дурак, - сказала она жалобно и насмешливо, ну что ты, дурак, ну что ты, что ты, что ты, ну?" - и торопливо, суетливо даже, по-девчоночьи как-то руки обшарили, все себе позволили и стали требовать, звать к себе, в себя.

- Эй, - сказал я тихо, - эй, очнись.

Она открыла глаза.

Я дотронулся пальцами до ее щеки. Она чуть повернула голову, поцеловала пальцы. Проснулась совсем. Вздохнула.

- Козел. Зачем ты меня разбудил?

- Что? Кумир снился?

- Трижды козел. Тронешь меня - убью.

"Козел, - сказал я себе. - Вот уж воистину".

Но мне, козлу, было хорошо. Я давно уже не любил никого, а сегодня за несколько часов полюбил сразу двух женщин.

6

мы обсуждаем всерьез мы позабыли опять

как лучше круглое катать и плоское таскать

а может круглое тащить а плоское катить

а может нам рассолу выпить и водкою запить

Утром Матвей ушел раньше всех - на службу. Сказал, что, если хотим, можем гостить. Мы поблагодарили, но гостить не собирались и распрощались с ним.

Я слонялся - никак не мог остаться с Таней наедине. Я хотел попросить разрешения писать ей письма. Я никому до этого не писал писем.

Улучил момент. Она разрешила.

- Может, вам темные очки дать? - деликатно спросила она Нюру, которая рассматривала в зеркале синяк под глазом - след вчерашней стычки с рыдающими девицами. Синяк был большим и лиловым.

- Никогда не ношу темных очков, - сказала Нюра.

И мы ушли.

Дошли до платформы, сели в электричку, поехали в Москву.

Потом в метро.

Она вела, была впереди, хотя мы шли рядом.

Я придумал игру не спрашивать ее ни о чем. Она куда-то ведет меня. Пусть ведет.

Доехали до "Пражской". Вышли. Район совсем для меня незнакомый. Магазин "Обои". У этого магазина Нюра меня оставила, сказав, что скоро вернется.

Вернулась она через два часа.

Я почему-то ничуть не беспокоился, я знал, что она вернется.

Она вернулась.

На глазу - пиратская черная повязка. Причем не тряпица какая-нибудь, а словно нарочно сшитая - плотный черный кругляш и две аккуратные тесемочки.

Она дала мне деньги:

- На билет хватит?

- Даже лишние.

- Лишних не бывает.

- А ты остаешься?

- Нет.

- Едешь домой тоже? Поехали вместе. Или слушай, поехали ко мне в гости. Саратов - замечательный город, хоть я его не люблю.

Она молчала.

- Или хочешь - я к тебе в гости поеду, - сказал я.

- Ты скромный. Ладно. Монетку бросим. Орел - едем к тебе. Решка - едем ко мне.

- Можно не бросать, - сказал я.- Будет решка. Едем к тебе. На пробу сто раз брось - и сто раз выйдет решка. Такой уж я везучий.

- Не трепись.

Она достала монетку, подбросила высоко и не поймала, монетка упала на тротуар.

Я даже отвернулся.

- Эй, давай смотреть, а то скажешь, что жульничаю.

- Нечего смотреть. Решка.

- А вот и орел. - Она подняла монету и поднесла к самым моим глазам на растопыренной ладони. - Ну? Орел или нет?

- Бывает. Значит, у тебя рука легкая.

И в тот же день мы преспокойно взяли билеты, свободно наличествующие в кассе благодаря повышению тарифов и обнищанию народа, и поехали в Саратов поездом номер девять, отходящим в пятнадцать часов двадцать минут.

В поезде она долго смотрела в окно, а потом легла и сказала:

- Такое чувство, что месяц не спала. Как сейчас засну до самого утра.

- Сегодня разве не выспалась? - спросил я.

- Ты не дал, козел. Ворочаешься, храпишь.

- Я никогда не храплю.

- Вскакивал то и дело. Недержание мочи у тебя? Или к Таньке бегал? Ты успел с ней?

- Что?

- Ничего, я сплю, не приставай. Болтливый попался.

Мне казалось, что она заснула, - лежала ровно, дышала ровно, лицо спокойное. Но она вдруг спросила - так, будто разговор не прерывался:

- Знаешь, сколько я стою? Я стою пятьдесят долларов. По курсу рубля на текущий ноябрь одна тысяча девятьсот девяносто пятого - двести тридцать с чем-то тысяч рублей. Что можно купить на двести тридцать с чем-то тысяч рублей?