В Слепцов - Трудное время

Слепцов В.А.

Трудное время

Повесть

I

Время стояло летнее, самое раннее лето. Ехал проселком вольный ямщик, вез в телеге, на тройке, проезжающего. Шла дорога полем, шла лугами да оврагами, и пришла дорога к лесу. Стали в лес въезжать. Дело было к вечеру.

- Далекo, что ли? - спросил проезжающий.

- Недалёко.

- А как?

- Да вовсе близко. Вот из лесу выедем, тут она и есть. Ямщик остановил лошадей, слез, походил вокруг телеги, подтянул чересседельник, дугу покачнул, опять сел и, вытаскивая из-под себя вожжи, крикнул лошадям:

- Но! Недалёко!

Телега запрыгала по корням; в воздухе вдруг почудилась сырая, пахучая свежесть. Проезжающий снял картуз, вытер лицо платком и начал пристальнее всматриваться вперед.

Сквозь жидкий дубняк и орешник беспрестанно то там, то сям проскакивали лучи покрасневшего солнца, по верхушкам птицы порхали. Лес заредел, стал все мельче да мельче, солнце разом выглянуло над кустарником, лошади круто повернули вправо, и вдруг телега очутилась на самом краю страшного обрыва, по которому вилась змеей дорога, вся изрытая, избитая и усыпанная мелкими камнями. Лошади стали...

С этого места видно верст на двадцать. Внизу, под самым обрывом - река, вся усеянная островами. Течет эта река из зеленых лугов, густо заросших мелким курчавым кустарником; извивается и прячется она в камышах, и опять сверкает вдали, и наконец совсем пропадает за далекими синими озерами. На другом берегу реки расстилаются сенокосы, хлебные поля и деревни. Ближе, поправее, село, вытянутое к церкви, с обеих сторон обсаженное садами, огородами, гумнами и старыми, почерневшими скирдами. Направо, в саду, на пригорке помещичий дом. В самом низу под горою шумит водяная мельница.

- Экое место! - Вслух сказал проезжающий.

- Место потное, - от себя заметил ямщик. - Годом бывает, сенa родятся богатые, - прибавил он немного погодя и стал спускать, приговаривая лошадям:

- Гляди небось!

Проезжающий осматривал местность; лошади скользили и оступались; ямщик, не оборачиваясь, спросил:

- Сродственники будете Лександру Васильичу-то?

- Нет.

- Так, значится, в гости побывать?

- Да, в гости.

- Доброе дело. Служите де, ай нет?

- Нет, не служу.

Ямщик оглянулся.

- Кто ж вы будете сами-то?

- Попов сын.

- Мм. Да, да, да.

Ямщик помолчал, потом сказал в раздумье:

- А и много тоже ноне вашего брата, кутейников-то 1 .

- Довольно.

- Довольно, довольно, - покачивая головою, говорил ямщик.

- Ну, и что же теперя, братец ты мой, в писаря, что ли, задумал к ям? Проситься?

- Нет, так, по своему делу.

- Да; по свому делу... Но! Дьяволы! Пропасти на вас нет! Ту, ту, ту!

Лошади поскакали, телега покачнулась на бок, потом на другой и, прыгая через кочки, понеслась по дороге к селу. Прежде всего кинулась в глаза проезжающему новая, крытая тесом изба, с крылечком, одиноко стоящая на лужайке; над входом голубая вывеска, и белыми буквами написано: "Волостное правление" 2 . Тут же, рядом с правлением, под навесом, виднелись пожарные инструменты: трубы, бочки, багры и проч. На селе куры бродили по улице, поросенок с визгом выскочил из-под колес, мужик торопливо снял шапку и тряхнул волосами...

- Эх вы, несчастные! - крикнул ямщик на лошадей; телега загремела по мосту, потом запылила по двору и остановилась у флигеля.

На крыльце стоял человек небольшого роста, в пальто, и, засунув руки в карманы, пристально смотрел на приезжего.

- Александр Васильич дома? - спросил его приезжий.

- Нету; их дома нету, - отвечал человек. - А вы от станового? - спросил он, подходя к телеге и подставляя ухо.

- Нет, не от станового; я сам от себя. Скоро вернется Александр Васильич?

- Они недалеко уехали с барыней, за двенадцать верст, к господину Ушакову. К вечеру хотели быть обратно. А вы кто такой?

- Я-то? Да я товарищ его. Он знает, он меня ждал.

- А! Так, так. Знаю-с. Пожалуйте! Я сейчас велю ваши вещи... Господин Рязанов?

- Да.

- Ну, так. Ждали... Как же...

- А где бы мне тут пристроиться пока?

- А вот тут во флигеле комнату приготовили, только теперь там, я вам скажу, такая идет чепуха: бабы это возются... Разные эти тряпки... Черт их возьми!.. Нет, нельзя...

Приезжий задумался:

- Как же быть?

- Да вы вот что-с: Вы пожалуйте пока в кабинет. Что ж такое? Ничего. Пожалуйте! А я вот... Эй! Кто там? Приказчик! Кликни кого-нибудь!

- Нет, Иван Степаныч, нечего и кричать, - говорил, подходя, приказчик, в долгополом армяке, спокойно и медленно шагая по двору своими большими сапогами. - Нету никого, - шабаш. Все на село ушли, - прибавил он, махнув рукой, и, подойдя к телеге, стал глядеть на лошадей.

- Онучински? - спросил он у ямщика.

- Онучински, - не глядя ответил ямщик.

- Ах, людишки проклятые эти! - горячился между тем Иван Степаныч. - Как господа со двора, так их собаками никого не сыщешь.

- Да вы не хлопочите, пожалуйста, - говорил приезжий.

- Я и сам внесу.

- Ах, нет. Как это можно! Приказчик! Ну-ка, брат, возьми чемодан, а я вот саквояж да подушку. Пожалуйте!

Приказчик поставил свою шляпу на крыльцо, взял чемодан и понес.

Дом был старинный, одноэтажный, с бельведером, но переделанный и перестроенный заново. Разные несообразности и неудобства, свойственные старым деревенским домам, были по возможности устранены с помощию кое-каких пристроек и сокращений, которые хотя и достигали своей цели, но зато лишали строение типичности и совершенно, по-видимому, исказили его прежнюю физиономию. Это было какое-то длинное, неправильное, выбеленное здание, с обоих концов снабженное фантастическими пристройками и террасами. В одном месте окно заколочено, в другом пробито новое. С первого же взгляда заметно было, что новый строитель имел в виду одну цель - удобство, о симметрии же и вообще о внешности заботился мало.

В передней, да, впрочем, и во всем доме, никого не было; только заходящее солнце, ударяя прямо в широкие окна зала, насквозь пронизывало багровою полосою целый ряд опустелых комнат. Внутри дома еще больше, нежели снаружи, заметны были свежие следы недавней реформы: новые двери, новые обои и перегородки, сделанные, как видно, во имя уютности; кое-где новая мебель, наконец, лампы нового устройства и едкий запах керосина. Но, несмотря на это, несмотря на всю несомненность произведенных улучшений, на всем, решительно на всем лежал еще другой, ничем неизгладимый отпечаток: низкие потолки, широкие изразцовые печи, да и самые размеры и расположения комнат ясно доказывали, что дома такого рода сжечь можно, но пересоздать нельзя.

Гость тихо прошел по всему дому, молча останавливаясь в разных комнатах, и вернулся опять в переднюю; там в простенке висело большое дубовое зеркало, по бокам его стояли новые дубовые стулья с высокими спинками, дубовая вешалка в углу; но у стены так и остался широкий, неуклюжий, только заново выкрашенный коник 3.