Николай Лейкин - Новый знакомый

— Забылъ… Какая досада! Забылъ… — прошепталъ онъ. — Художника-то адресъ я еще помню… Моховая, 66… цифра такая, что втемяшилась въ голову. А вотъ этого Таненберга — хоть убей, не могу вспомнить. Да тамъ еще Голяшковскій есть. Неужели ѣхать домой за книжкой? Ахъ, Варвара Тимофѣвна! И навязала-же ты мнѣ обузу этими визитами! — вздохнулъ онъ.

Но тутъ у него мелькнула въ головѣ адресная книга, что адреса можно узнать по адресной книгѣ. На душѣ его сразу отлегло.

— Принеси-ка ты мнѣ адресную книгу сюда, — сказалъ онъ сторожу. — Спроси у экзекутора. Скажи, что я прошу.

Сторожъ побѣжалъ наверхъ и черезъ пять минутъ вернулся съ книгой. Присѣвъ за столикомъ въ швейцарской, Головцовъ началъ отыскивать адресъ Таненберга. Таненберговъ было два: Іосель Борухъ Таненбергъ, мѣдно-котельный мастеръ и Генрихъ Викентьевичъ Таненбергъ, коллежскій совѣтникъ.

«Навѣрное послѣдній, — подумалъ Головцовъ. — Не съ евреемъ-же жена познакомилась, — улыбнулся онъ. — Таненбергъ Генрихъ Викентьевичъ… Пески… Девятая улица».

Голяшковскихъ было два: одинъ коллежскій ассесоръ, другой статскій совѣтникъ.

«Этого я никогда въ лицо не видалъ, но жена говорила, что онъ молодой человѣкъ, стало быть статскимъ совѣтникомъ онъ никоимъ образомъ быть не можетъ. Навѣрное онъ коллежскій ассесоръ», рѣшилъ Головцовъ и, потребовавъ у швейцара клочекъ бумаги и карандашъ, записалъ адресъ. Голяшковскій жилъ гдѣ-то на Васильевскомъ островѣ, въ девятой линіи.

«Какая даль! — мелькало у него въ головѣ. — Пески, Васильевскій островъ. Хорошо еще, что художникъ Захарцевъ по дорогѣ приходится: въ Моховой… Захарцевъ… Захарцевъ… Какъ-бы не забыть его фамилію! Давеча забылъ… Помнить фамиліи — это для меня наказаніе».

Выйдя изъ подъѣзда, Головцовъ взялъ на часы извозчика и поѣхалъ на Пески.

«Хорошо кабы не застать дома этого Таненберга! — думалъ онъ. — Оставилъ-бы ему визитную карточку. Впрочемъ, что тутъ! Хоть и дома онъ будетъ, такъ все равно оставлю карточку».

Вотъ и девятая улица Песковъ, и домъ, показанный въ адресной книгѣ. Домъ былъ большой, новый. Головцовъ остановился у подъѣзда, вышелъ изъ саней и вошелъ въ подъѣздъ.

— Господинъ Таненбергъ здѣсь живетъ? — спросилъ онъ швейцара.

— Здѣсь… Пожалуйте… Третій этажъ… Шестой номеръ.

— Вотъ, передайте ему карточку.

Головцовъ полѣзъ въ бумажникъ за карточкой.

— Да докторъ дома-съ… Пожалуйте наверхъ. У нихъ пріемъ больныхъ сегодня, — сказалъ швейцаръ.

— Какъ пріемъ больныхъ? Какъ докторъ? Да развѣ онъ докторъ? — изумленно воскликнулъ Головцовъ.

— Точно такъ-съ… Каждый день, кромѣ вторника и пятницы, принимаютъ больныхъ отъ четырехъ до пяти часовъ… Они по женской части… дамскія у нихъ болѣзни…

«Стало быть, я ошибся. Это не тотъ, — подумалъ Головцовъ. — Жена говорила, что онъ чиновникъ».

Онъ сталъ прятать визитную карточку обратно въ карманъ и спросилъ швейцара:

— Скажите, швейцаръ, онъ баронъ?

Швейцаръ улыбнулся.

— Какое-съ! Они изъ евреевъ… А только очень хорошій докторъ. Вы пригласить его къ дамѣ желаете? Такъ пожалуйте. Тамъ запишутъ вашъ адресъ. У нихъ каждый день акушерка дежуритъ; она и по письменной части… и записываетъ. Неугодно-ли шубу здѣсь оставить?

— Ничего мнѣ не надо! — сердито произнесъ Готовцовъ и уже уходилъ въ двери на улицу. — Ну, женушка! Задала она мнѣ задачу! — раздражительно бормоталъ онъ, садясь на извозчика. — Да и надо-же было такъ случиться, что я забылъ свою записную книжку!

— Куда теперь, баринъ, прикажете? — спрашивалъ извозчикъ.

— Въ Моховую!

Головцовъ былъ сильно разсерженъ и на жену, и на себя.

«Боже мой, Боже мой! Сколько мы у себя отнимаемъ времени изъ-за какихъ-то глупыхъ яко-бы приличій. Надъ китайскими церемоніями смѣемся, а сами тѣ-же китайцы. Вѣдь вотъ теперь директоръ можетъ спросить меня для нужныхъ объясненій, а я странствую по улицамъ, забѣгаю въ подъѣзды. И зачѣмъ? Ни я этому Таненбергу не нуженъ, ни онъ мнѣ. Ну, зачѣмъ ему моя визитная карточка, спрашивается? Подамъ я ему эту карточку, будетъ она валяться у него на письменномъ столѣ, а потомъ запылится и полетитъ въ печь».

Подъѣзжая къ Моховой, Головцовъ ужъ думалъ

«А кто его знаетъ, этого Таненберга… Можетъ быть, это тотъ самый и есть, гдѣ я сейчасъ былъ, а жена перепутала, что онъ чиновникъ. Можетъ быть, онъ докторъ и есть, и на самомъ дѣлѣ докторъ, а жена говоритъ, что онъ чиновникъ? Вѣдь женщины насчетъ всего этого ой-ой-ой! Недавно она съ нимъ познакомилась гдѣ-то на велодромѣ, что-ли? Я самъ его видѣлъ только мелькомъ разъ на четвергахъ у Марьи Ильинишны… игралъ я въ это время въ карты… На доктора-то все-таки, какъ мнѣ помнится, онъ не похожъ… Очень ужъ онъ жидокъ и моденъ… въ вычурныхъ воротничкахъ, галстухъ подъ подбородокъ… Впрочемъ, нынче физіономіи обманчивы. Нѣтъ опредѣленнаго типа. Вонъ мой портной Краузе. Портной, а смотритъ дипломатомъ. Таненбергъ… Вѣдь что скверно, такъ это то, что жена потребуетъ непремѣнно, чтобъ я ему завезъ визитную карточку, нужды нѣтъ, что я ужъ проѣхался сегодня къ какому-то Таненбергу, очень можетъ быть и къ настоящему Таненбергу, къ тому, котораго я отыскивалъ, потому что по адресной книгѣ онъ показанъ чиновникомъ, коллежскимъ совѣтникомъ. Впрочемъ, нѣтъ, — рѣшилъ Головцовъ. — Про этого песковскаго Танепберга швейцаръ сказалъ, что этотъ не баронъ и даже изъ евреевъ».

Ѣхали по Моховой. Головцовъ читалъ нумера на домахъ и, наконецъ, ткнувъ извозчика въ спину рукой, сказалъ:

— Подержи направо у подъѣзда. Надо спросить.

На подъѣздѣ стоялъ пожилой швейцаръ и негодовалъ на удалявшуюся отъ подъѣзда даму, кивая на нее дежурному дворнику съ бляхой поверхъ тулупа.

— За калоши пятакъ сунула. Ахъ, молеѣдина! Я ей говорю: «оставьте внизу калоши, потому у насъ коверъ». Возвращается и мѣдный пятачокъ суетъ.

— Захарцевъ здѣсь живетъ? — спросилъ его Головцовъ, вылѣзая изъ саней.

— Здѣсь. Пожалуйте. Въ восьмомъ номерѣ. Четвертый этажъ.

— А дома онъ?

— Одинъ дома.

«Досадно, что дома», — подумалъ Головцовъ и вошелъ въ, подъѣздъ.

— Калоши потрудитесь, баринъ, внизу оставить, потому у насъ бархатный коверъ, — сказалъ ему швейцаръ.

«Не оставить-ли ему только карточку? — подумалъ Головцовъ, снимая калоши, но тотчасъ-же отказался отъ этого предположенія. — Нѣтъ, пойду ужъ… А то жена пошлетъ второй разъ. Она просила посмотрѣть обстановку его. квартиры и сообщить ей».

Онъ началъ взбираться по лѣстницѣ и въ третьемъ этажѣ на площадкѣ остановился.

— Забылъ, какъ зовутъ этого Захарцева. Вотъ исторія-то! — пробормоталъ онъ себѣ подъ носъ, но тотчасъ-же утѣшился. — Впрочемъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, на дверной доскѣ написано его имя, — прибавилъ онъ и сталъ подниматься въ четвертый этажъ, тяжело дыша.