Х Собачий - Сломанная Головоломка

Уснув наконец, он опять увидел старый знакомый сон.

Вроде бы ничего и не изменилось, телеги катились и катились, колеса скрипели, погонщики пели, перекликались на своем жутком языке, так же сухо и громко щелкали бичи. Но Константин понял вдруг, что это - на самом деле уже другой сон!.. Вернее, другие, новые телеги. А те, из предыдущего сна, давно укатились куда-то. И прикатятся новые. И этот бесконечный караван без остановок будет тянуться и тянуться в сумерках по укатанной в камень дороге. Мимо маленького, затаившегося в кустах человека.

Он опять вслушался в говор погонщиков, в слова их песен и опять ему почему-то стало страшно.

В следующий раз телеги приснились ему уже в Моравии, в Велеграде, после первых уроков письма.

На первый урок привели пятерых мальчиков: Лаврентия, Климента, Горазда, Ангелария и Наума.

- Как тебя зовут? - спросил Константин у самого маленького, рыженького.

- Наумом, - ответил тот.

- Вот твое имя... - Константин нарисовал на вощеной дощечке

Наум засмеялся: - Нет, - сказал он. - Меня Наумом зовут!

- Повторяю, - грозно сказал Константин. - Теперь твое имя будет таким!.. - он опять вывел на доске те же знаки и торжественно произнес: Н-А-У-М !.. - мальчик не выдержал его холодного, торжественного взгляда и опустил глаза.

- Твое имя?.. - спросил Константин у следующего.

Сидящий в углу Мефодий, закрыв лицо руками, тихо смеялся.

Через полгода каждый из этих мальчиков уже свободно читал с листа "Отче наш...". Вместо "Pater noster...", как приходилось до этого.

А еще через долгих четыре года, когда научились писать и уже сами пробовали учить этому других ученики тех первых пяти мальчиков, Мефодий сказал вдруг жалобно Константину (дело было во дворе новой церкви, которую Мефодий только что освятил):

- Слушай! Не могу я так больше! Руки опускаются. Давай, что ли, в Рим поедем?.. Отвезем твой мешок с костями. Потому, что уже измотали меня эти склоки. Я, кажется, начинаю Фотия понимать...

Все было очень просто: "Отче наш..." вместо "Pater noster..." стало в последнее время многих вокруг раздражать. Жалобы, как недавно выяснилось, шли теперь в Рим почти каждый месяц...

- Опять?!.. - возмутился Константин. Случившегося только что на крыльце церкви мерзкого скандала, устроенного каким-то случайно попавшим на сегодняшнюю службу проезжим итальянцем, он не видел, отходил по малой нужде. - Кто? Вот этот старый хрен?.. - Константин показал кулак удалявшемуся старичку.

Мефодий грустно кивнул: - Пообещал - правильно! - написать в Рим... Лично папе. Опять. Ябеда. Слюнтяй!

- Знаешь, а ведь поедем! - Константин встал. - Я им там устрою... Пойдем, и мы наконец напишем! Прямо сейчас.

Шагая по комнате он еще продолжал возмущаться: - Сами же облопухались, а теперь шумят... Вон, Ульфила германцам буквы сделал? Сделал. И никто с тех пор не возмущается. А сейчас - опоздали. Так нечего и кричать.

- Но и буквы у них - считай латинские, и службы остались на латыни. А тут - они же ничегошеньки не понимают. Ты им сразу: вместо "Dominus vobiscum" - какое-то "Господи помилуй"! Скандал!..

- Так ведь так лучше!

- Не, ну с этим никто не спорит...

- Вот и пиши! "Проезжая через Херсонес..." Нет, стой. Начнем торжественнее. "Его преосвятейшеству папе Николаю I. Девять лет назад, выполняя поручение патриарха Фотия, я возглавил миссию, направленную константинопольским престолом в Хазарский каганат. По пути к хазарам мне довелось побывать в городе Херсонесе, где с Божьей помощью, обнаружены были мною мощи ученика святого Петра, четвертого архиепископа римского святого Климента, сосланного, как известно, в Таврию в сотом году от рождества Христова и мученически принявшего смерть в водах Черного моря. Теперь, спустя восемь веков, волею Господней, мощи святого великомученика Климента, автора знаменитых "Посланий к девственницам", вновь обретены!.." Константин вдруг остановился, рассеянно замолчал. - Вот только куда я их сунул? Кажется, в том сундуке, где книги...

Мефодий опять тихо смеялся, склонившись над пергаментом.

Папа Николай I до их приезда в Рим не дожил - о его смерти Константин и Мефодий узнали по дороге, ожидая корабля в Дубровнике.

Но папа Адриан II, преемник Николая, тоже оценил подарок по достоинству. Уже в дне пути от Рима Константина и Мефодия встречала торжественная делегация: красивый зеленый холм, на который, вывернув из-за небольшой рощицы, стала взбираться дорога, сверкал издалека пестрой россыпью раззолоченных одежд духовенства. Ближе к Риму процессия вошла в плотную толпу горожан. Солдаты с трудом сдерживали натиск всех, ктопытался хотя бы коснуться золотых носилок, на которых лежали, покрытые расшитым драгоценными камнями покрывалом, чудотворные мощи святого Климента.

За носилками следовал паланкин папы, потом - рядом - два паланкина поменьше, в которых сидели Константин и Мефодий, следом, пешком, архиепископы, епископы...

- Ты хоть что-нибудь похожее мог себе представить? - весело спросил Константин, оглядываясь по сторонам.

- Нет, приятно, а? Хотя даже как-то неловко немножко...

- Отчего неловко? Мы же их не обманываем - они и вправду из Херсонеса...

Какой-то увечный, проскочив между солдатами, с криком вцепился в край покрывала, чуть не опрокинув носилки с мощами, упал сам, забился в судорогах. Его отволокли за оцепление.

Процессия приближалась к базилике святого Петра. Константин и Мефодий оглядывались по сторонам, рассматривали церкви, дворцы, вглядывались в лица людей.

- Хороший город! - сказал Мефодий. - И люди самые обычные. Тоже хорошие.

- И я тем более не пойму, зачем наш Фотий их прошлого папу низложил? - это произошло почти два года назад, но много говорили об этом скандале еще до сих пор. - Ты можешь мне это объяснить?

- Да он, наверное, пошутил. Тем более, что кто ж тут его послушался бы? Что ты, Фотия, что ли, не знаешь?

- С юмором у него всегда было неважно, - покачал головой, улыбаясь радостно кричащим людям, Константин.

Аббат Анастасий, у которого они остановились - тоже, как когда-то и Константин при Фотии, библиотекарь - уже в первый свободный вечер собрал друзей: послушать в исполнении самого Константина рассказ об обретении мощей Климента.

Посидели на удивление славно. Глупых вопросов почти никто не задавал. Эпизод с якорем (привязанным, как было известно, перед смертью к ногам Климента), который Константин тоже нашел недалеко от костей, окончательно удовлетворил затесавшихся зануд. Все остальные оказались прелестными людьми! И вино было отменным: Константин рассказывал вначале о чудаковатом хазарском Кагане, потом - о поездке в Сирию и забавной дискуссии с тамошними мусульманами, о Моравии, о новых буквах.

А Мефодий влез со своей классической, уже десяток раз обкатанной, байкой о Фотии: так сказать, "кстати о хазарах". Сейчас, когда еще совсем недавно только о Фотии все в Риме и говорили (ругались папы с патриархами и раньше - но в этот раз, похоже, дело, действительно, слишком далеко зашло) - успех байки был потрясающим!