Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 2)

-- А за тебя кто может дать выкуп? Кому отправить грамоту?

Едигир подумал, что окажись он в подобном положении в Сибири, и то посчитал бы унизительным для себя вести разговор о выкупе, а сейчас... Кто даст деньги за него? Кому дорога его жизнь? Может быть, Тимофей и поставил бы за него ведро другое меда, как за крестника своего...

-- Я выкуплю его, -- неожиданно проговорил Федор Барятинский, -- он из-за меня оказался здесь.

-- Он твой слуга? -- рыжебородый сверлил узкими, темными как смола глазами Едигира, словно пытался прочесть его мысли.

-- Нет,-- Барятинский затряс головой,-- он такой же воин, как и я.

-- Как твое имя?

-- Василий.

-- Кто послал вас?

-- Мы случайно появились в вашем лагере.

-- А кто из вас двоих убил нашего воина?

-- Он скрылся.

-- Чтоб сообщить о наших войсках?

-- Мы не можем ответить на твой вопрос.

-- Один из вас убил нашего человека. Выкуп будет очень большой, чтоб мы забыли о том.

В ответ Барятинский лишь пожал плечами. Едигир же попробовал незаметно крепость веревок и убедился, что самому от пут не освободиться. Но его движение не укрылось от цепких глаз рыжебородого и он проговорил с усмешкой:

-- Знаю -- будете пытаться убежать. Но мы закуем вас в цепи. А если все же попробуете, то подрежем жилы на ногах. Так что сидите спокойно и ждите, когда пришлют выкуп. Не буду спрашивать, зачем вы пожаловали в наш лагерь, и так все ясно,-- и он, круто повернувшись на высоких каблуках зеленых сапог, зашагал прочь.

Два стражника оставшиеся при пленных, ослабили путы на ногах и повели их куда-то. Вскоре они увидели плечистого человека с молотом в руках. Он стоял возле небольшой наковальни и отбивал на ней наконечник копья, время от времени любуясь своей работой. Увидев пленных, заулыбался и сделал широкий жест рукой, как бы приглашая их к поданному угощению. Через час Федор и Едигир были прочно закованы в ножные цепи, соединенные с железным поясом, надетым на голое тело.

Их отдали в распоряжение старого татарина, ехавшего следом за войском. Они должны были смотреть за лошадьми, собирать хворост для костра, варить обед, чистить посуду. Бежать было бессмысленно, поскольку их тут же могли поймать и убить на месте.

Значение совещания

Привлекши свои и вражеские партии, пусть он (царь) думает о начале дел. Всякое начало (дела) предваряется совещанием. Место совещания должно быть закрыто, из которого не истекают разговоры, куда не могут заглянуть птицы. Ибо известно, что совещания были выданы попугаями и сороками, собаками и другими животными. Поэтому к месту совещания пусть никто не причастный не подходит. Пусть будет уничтожен предающий совещание.

Совещание может быть предано жестом или выражением лица посла, министра, царя. Жест - это измененное движение. Выражение лица - это принимание определенного вида.

Пусть другие не знают царские тайны, но пусть сам видит слабые места других. Подобно тому, как черепаха скрывает свои члены, так пусть царь скрывает все, что у него открыто.

Из древнего восточного манускрипта

СУКЫРЛЫК*

Карача-бек велел построить для себя жилище подле подземной оружейной мастерской и прочно обосновался там. Он подолгу простаивал возле кузнечного горна, следил, как Нуруслан раздувает меха, калит длинную полосу железа, а затем, бросив ее на наковальню, тщательно отбивает молотом. Сын его держал заготовку длинными клещами и поворачивал по знаку отца то одной, то другой стороной. За короткий срок они исправили ружья, изготовленные местными мастерами.

-- Долго служить не будут, -- махнул рукой Нуруслан,-- железо плохое. Все одно разорвет, если чуть пороху пересыпать.

-- А где взять хорошее железо? И как определить, что оно пойдет для ружей? -- выспрашивал его Карача-бек.

-- О-о-о! То дело тонкое. Ты, хозяин, -- а он упорно звал Карачу-бека "хозяином", хотя видел, что тому не нравится это, -- в мехах понимаешь и сразу отличишь, какой добрый мех, а какой никуда не годится. Так и с железом. Долго, шибко долго учиться надо, тогда поймешь чего-нибудь. Еще дед мой кузнецом был, а дед его деда тоже железо ковал. Я мальцом был, а уже угли для горна отбирал, меха раздувал. Возле огня и вырос. Ты мне только дай в руки хоть кинжал, хоть наконечник от стрелы -- сразу скажу, где ковали: в Москве, Бухаре или от немцев привезли.

-- И где мастера самые лучшие?

-- Разные везде. Немцы для себя хорошее оружие делают, а на продажу везут худое, то, что свои не берут... У каждого свой секрет есть и никому другому не выдадут.

-- В чем же твой секрет?-- Караче-беку нравилось вести долгие беседы с Нурусланом, открывая для себя иной мир.

-- Ну, скажу я тебе, хозяин, секрет, а что ты с ним делать станешь? Продашь кому?

-- Ты скажи, а я уже погляжу, что с ним делать.

-- Присадок добавлять надо разный для разного железа, -- засмеялся мастер, -- вот и секрет весь. Продавай!

Карача-бек сумрачно глянул на него, пытаясь понять, смеется Нуруслан над ним, или говорит правду. Помолчал, встал с чурбачка и сплюнул в пламя горна.

-- Ты чего делаешь? -- вскрикнул кузнец. -- Нельзя плевать в огонь, а то уйдет, и все дела.

-- Не смеши меня, -- Карача-бек отправился к выходу,-- ты и то убежать не можешь, а огонь и подавно.

-- Э, не говори так, хозяин. Обидишь огонь и не будет удачи. Он -друг. Зачем плевать на него? Я каждый раз молитву читаю, помощи прошу, прежде чем разжечь его. Так дед меня научил и во всем нашем роду так было.

-- Да плевал я на весь ваш род, -- выдохнул Карача-бек, поднимаясь по ступеням. Который день у него не проходило беспокойство от бесполезности затеянного им дела. И он частенько срывал свою злость на слугах, охранниках, а сегодня обидел ни за что и Нуруслана.

Злило, прежде всего, визиря отсутствие нужных и верных людей, которые бы могли стать друзьями и единомышленниками задуманного им дела. Разве что Соуз-хан готов был выполнить любое его указание и то, если припугнуть его или пообещать выгодное дело. Тут же надо было жить не одним днем и отказаться от многого. Карача-бек задумал набрать втайне от Кучума верных ему людей и снабдить их ружьями, пищалями и в нужный момент подойти с вооруженными сотнями к Кашлыку, чтобы самому сесть на ханском холме. Но даже не Сибирское ханство прельщало само по себе Карачу-бека. Он видел себя подъезжающим к Казани, а потом... боязно даже подумать... голова кружилась. От Казани повернуть на Волгу и поднять против русского царя мордву, черемис... Потом спуститься вниз до Астрахани, заручиться союзом с Крымом и отрезать Москву от Волги. Он помнил рассказы отца о главном городе Золотой орды, прозываемом Сарай-Берке. Там бы он основал свою ставку и принимал послов, сидя на настоящем троне, оправленном в золото и драгоценный зуб. Но для этого нужны деньги, много денег. Верные люди. И терпение. У Карачи-бека было лишь последнее, чему мог бы позавидовать речной бобер, столь же терпеливо перегрызающий сильными зубами толстые стволы осин. Зубы у ханского визиря были крепкие. Он легко разгрызал сахарную косточку или баранью лопатку.