Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 3)

Один из нукеров что-то шепнул своему хозяину и, повернувшись, Мухамед-Кул лишь сейчас увидел Алея и сопровождавших его воинов. Он сделал несколько шагов с ним и, широко раскинув руки, ждал пока Алей сам подъедет ближе. Тот, бросив поводья, соскочил на землю, и они обнялись.

-- Что-то случилось? -- осторожно спросил Мухамед-Кул.

-- Почему ты так спрашиваешь?

-- Просто раньше ты никогда не приезжал ко мне.

-- Ты не рад?

-- Наоборот! Я постоянно вспоминаю о тебе. Ведь мы вместе росли, играли, дрались...

-- И я вспоминаю тебя. Но ты не приехал на мою свадьбу. Все решили, обиделся за что-то на меня или отца.

-- Все не так просто, как ты думаешь. Во-первых, я слишком поздно узнал о твоей свадьбе. А сам знаешь, что значит опоздать на свадьбу -- обидеть жениха и весь его род. И решил просто не ехать.

-- Но ведь гонец был послан загодя...

-- Гонца много позже выловили из реки. Кто-то не хотел, чтоб он сообщил мне о твоей свадьбе.

-- А что еще? Мне показалось, у тебя были и другие причины не появляться столь долго в Кашлыке?

-- Да, -- нехотя согласился Мухамед-Кул. -- Есть и другие причины. -Он чуть помялся, глубоко вздохнул и решительно закончил. -- Мне сообщили, будто бы хан Кучум хочет взять меня под стражу.

-- С чего бы это? -- С удивлением воззрился на него Алей. -- Первый раз слышу. Кто мог сказать подобное? Назови его имя.

-- Нет, я не буду его называть. Может, когда-нибудь потом... Но согласись, хан изменился: уже не зовет меня в походы и словно забыл обо мне. Понимаю, есть ты, твои братья. Обиды не держу, но мои люди отговорили меня от поездки в Кашлык.

К ним подошли несколько молодых женщин и низко поклонились гостям. Три мальчика и одна большеглазая девочка держались сзади них, высовывая кудлатые головки и с любопытством разглядывая приезжих.

-- То твои дети? -- поинтересовался Алей.

-- Да, -- улыбнулся Мухамед-Кул и потрепал по голове старшего мальчика. -- Разве не похожи?

-- Когда ты успел? И молчишь. Тоже мне, а еще брат...

-- А я знал, ты приедешь. Не тот ты человек, чтоб отсидеться, отмолчаться. Ладно, идите, готовьте угощение для дорогого гостя. Нечего глазеть как на диковинку, -- крикнул он женщинам и продолжил, обернувшись к Алею, -- пойдем ко мне в шатер, побеседуем пока.

Когда они уселись напротив друг друга, то Алей сообщил тихо:

-- А я веду сотни на русские городки...

-- Давно ждал, -- отозвался Мухамед-Кул. -- Хан и раньше часто говорил об этом и, верно, выбирал удобный момент.

-- Со мной идут несколько соседних князей со своими воинами. Ты ведь знаешь, что русские стали селиться на наших землях. Пора проучить их.

-- Да, -- неопределенно протянул Мухамед-Кул. -- Но я бы на твоем месте был осторожен. Они умеют драться и не кинутся бежать, увидев твои сотни.

-- На это я и не рассчитываю. Но и мои воины -- опытные бойцы. Отец долго подбирал нукеров и хорошо платит им. К тому же каждый думает взять знатную добычу. Не зря же им рисковать своими головами.

-- Так, так оно, -- согласился Мухамед-Кул, и было непонятно, одобряет ли он Алея или чего-то недоговаривает. -- Хочу предупредить, что в Бухаре находится человек, который также мечтает совершить поход.

-- На русские городки? -- спросил Алей и засмеялся.

-- Далек же у него будет путь.

-- Нет. Он мечтает совершить набег на Кашлык.

-- О ком ты говоришь?

-- О князе Сейдяке. Карача-бек сообщил мне, что он служит сотником у хана Абдуллы...

-- Карача-бек? Значит, он бывает у тебя. Теперь мне понятно, кто отговаривал тебя от поездки в Кашлык. Так знай, мне про тебя он говорил примерно то же самое. Будто бы ты хочешь стать ханом, и я стою у тебя поперек дороги. Но я прогнал этого шакала и запретил говорить со мной, -глаза Алея яростно блестели, а руки сжимались в кулаки.

-- А тебе не кажется, что Карача-бек мог говорить правду? А если я и вправду захочу стать ханом? Как тогда?

-- О чем ты? Право наследства за мной...

-- Вот видишь, ты уже и поверил. Но скажу откровенно: твой отец в последнее время часто стал ошибаться...

-- В чем он ошибается? -- запальчиво выкрикнул Алей. -- Скажи!

-- Я не боюсь, что ты передашь ему мои слова. То твое дело. Но он ошибается хотя бы в том, что посылает тебя воевать с русскими. С ними надо дружить. Карача-бек прав. Не тронь медведя -- и он тебя не тронет. А если русский медведь вылезет из берлоги, то нам худо придется. Соседние князьки, что идут с тобой в набег, хороши, пока не появился кто-то более сильный. Я воевал с ними и хорошо понял это...

-- Да ты, оказывается, просто трус! -- в бешенстве выкрикнул Алей и схватился за кинжал.

-- Не забывай, что ты мой гость и я не могу тебе ответить тем же. Но давай не будем торопиться и посмотрим, чем закончится твой поход. Тогда и поговорим.

-- Уже поговорили, -- Алей вскочил на ноги и, шагнув к выходу, приостановился. -- Я не буду передавать отцу о нашем разговоре. Но видеть тебя больше не желаю. Отец правильно поступил, удалив тебя из Кашлыка. Сиди и дальше здесь, детей нянчи! Лучше бы я не приезжал к тебе! Прощай...

-- Подожди, выслушай меня. Ты не знаешь всего.

Князь Сейдяк сын нашей тетки, сестры твоего отца. Значит, он брат нам...

-- И что из этого? Он мечтает занять ханский холм, но пока я жив, не бывать тому!

-- Хорошо. Мне нечего больше сказать. Прощай... -- Мухамед-Кул тоже поднялся и холодно посмотрел на Алея. А тот, ничего не сказав, щелкнул нагайкой и, не оборачиваясь, зашагал, широко ступая, к открытым воротам, где его поджидали нукеры.

ПОЗНАНИЕ ОТМЩЕНИЯ

Ногайский властелин Урус-хан провожал московского посланника Василия Пелепелицына, что пробыл у него в Сарайчике несколько месяцев. Посол пристрастился пить кумыс, есть полусырую баранину, выезжать на охоту с ручными беркутами и не скрывал, что это ему по вкусу. Он охотно оставался в своем шатре с молоденькими ногайскими девушками, которых Урус-хан, как гостеприимный хозяин, каждый день отправлял послу. От вольготной жизни московский посланник заметно посвежел, потерял половину солидности, подзагорел, и глаза его засветились юношеским блеском, довольная улыбка не сходила с бородатого лица. Ему совсем не хотелось покидать ногайские пределы и возвращаться обратно в Москву, выслушивать раздраженные оклики бояр, отписывать челобитные, сидеть долгими вечерами за одним столом с дородной супругой, постоянно жалующейся на плохое самочувствие, проливающей слезы по каждому пустяку.

И вот приходится возвращаться, поскольку царь Иван Васильевич, верно, и без того заждался вестей из Ногайской Орды и, не приведи Господь, подумает что-то худое о его, Пелепелицына, долгой отлучке.

Урус-хан направил с ним к царю своего посланца и триста конников охраны. Сам он тоже был в седле, чтоб проводить высокого гостя до ближайшего кургана, как того требовали приличия.