Роман Солнцев - Полураспад

Кутяев включил компьютер и, вынув из кейса "ЗИП", подключил его и стал перекачивать информацию. Параллельно листал книжки, попадавшиеся на глаза, - Тимирязева, Ду Фу... Вскинув круглые брови, стихи также приложил к изъятым документам, а третий сотрудник строчил и строчил, перечисляя все, что отныне приобщено к делу.

Никитин вернулся от биостенда и что-то шепнул руководителю.

Тот мрачно взглянул на Артема Живило:

- Где ваше рабочее место?

- Везде, - отвечал Артем. - А что?

- Откройте вон тот цилиндр. - Он показал на высокий автоклав.

- Нельзя. Там стерилизуется аппаратура.

- Откройте! - приказал Кутяев.

Артем усмехнулся:

- Сегодня же даю телеграмму генералу Патрушеву, что его сотрудники безграмотны и не жалеют народных денег. - И вдруг, сделав лицо идиота, ощерив зубы, шепнул: - Там биологическая мина, микробы. Не советую.

Не сказать, чтобы Кутяев вздрогнул, но личико его стало чуть бледней. Он понимал, что научный работник дерзит, и не знал, отступить ему или переть до конца. Но его выручил Алексей Александрович:

- Господин Кутяев...

- Лейтенант Кутяев! - огрызнулся сотрудник ФСБ.

- Лейтенант Кутяев, в компьютере вся информация по нашим разработкам. Я вижу, вы небрежно работаете "мышкой", пожалуйста, не сотрите. При всем вашем уме вам не восстановить. - И кивнул пишущему сотруднику: Зафиксируйте мой протест. Ваш старший работает грубо.

Это продолжалось часа два.

Когда выяснилось, что "ЗИП" переполнен, Кутяев приказал Никитину забрать "жесткий диск" из процессора, что и было сделано при помощи срочно найденной отвертки.

- Подпишите протокол обыска, - сказал Кутяев вахтерам.

Старик и старуха повиновались.

- Теперь вы. - Это касалось уже Левушкина-Александрова.

- Что? - Он поднялся. - Конечно, нет.

- Как это нет? - Кутяев, чернея лицом, потряс тремя листками бумаги. Здесь перечислено то, что мы взяли. Все будет возвращено в свой срок... если, конечно, так решит следствие.

Алексей Александрович, поражаясь своему спокойствию, подмигнул ему:

- Берите уж всю лабораторию. Без данных в компьютере она ничего не значит. Вон стеклянные трубки, там булькает спирт...

- Нас алкоголь не интересует.

- И наркотики не интересуют? Подбросьте уж грамм... Будет основа для настоящего ареста.

Лейтенант разозлился не на шутку. Глядя в глаза профессору, он прошипел:

- Вы тут перед своими-то не особенно! Они еще не поняли. Основание для ареста - ваша шпионская деятельность. С сегодняшнего дня мера пресечения вы арестованы, Алексей Александрович.

Кто-то из коллег профессора за фанерными перегородками взвизгнул, но смеха не получилось. Опоздавшая тетя Тося с ведром и шваброй прошла в кабинет шефа, встала посередине и кивнула чужим: мол, ну-ка отсюда.

- Женщина, не мешайте! - пробормотал лейтенант и показал арестованному на выход.

И Левушкин-Александров побрел из сумерек лаборатории на яркий свет летнего дня, в черный мир своего будущего. В конце концов судьба. Наверное, он окончательно стал фаталистом. Если он нужен современной науке, этот бред быстро кончится. Если нет, что ж...

Снова он ехал с бравыми парнями, только на этот раз не в легковой машине, а в черной колымаге с решеткой на окне - в так называемом автозаке. Говорят, бывает даже без окон. Рядом - справа и слева - конвой с карабинами, угрюмые лица. И слышно, как у водителя в кабине звучит старинный вальс "Амурские волны".

Покидая лабораторию, Алексей Александрович успел сказать Артему Живило:

- Поставьте в известность моего адвоката... - У него не было, конечно, никакого адвоката, однако он надеялся, что коллеги поймут его намек и договорятся с кем-нибудь из более или менее достойных представителей этой лукавой профессии.

Брониславе они позвонить сообразят. Но ведь и мать сразу узнает, что ее сына арестовали. Бедная! Хорошо, что он не увидит этого...

И вдруг, заметив в зарешеченном окошке Николаевскую церковь и рынок, он с ужасом догадался, что его пока что везут не в центр, в ИВС или СИЗО, а на окраину города - к его дому. Значит, и там сейчас будут производить обыск.

- Это не я! Клянусь! - рыдала Бронислава, вешаясь на шею мужу. - Это они... от зависти... Вы Сальери! - зарычала она, обращаясь к конвоиру, накаченному парню с недоуменным выражением лица, которого поставили в дверях. - Ноги вытрите! Почему я должна мыть за вами?

Смешно. Не по адресу. С ума сошедшая от бедности и страха за завтрашний свой день Россия.

Мать стояла, словно горящая свечка, в дверях своей спаленки и смотрела, как два сотрудника, один, встав грязными ботинками на стремянку, другой - на табуретку, рылись на книжных полках.

- А где его кабинет? - спросил Кутяев. - Его рабочее место?

- В лаборатории! - зло отвечала Бронислава.

- Я понимаю. А здесь? Где бумаги?

- Дома он ничего не держит, - отвечала Бронислава. - Чистые майки могу показать, трусы...

Лейтенант дернул и правым, и левым усом, в бешенстве обернулся к профессору. Алексей Александрович показал пальцем на свой висок. Мол, всё здесь. В самом деле, у него не было дома никакого кабинета. Где взять?

Сотрудники ФСБ переглянулись - зря заезжали. Хотя, пройдя в спальню супругов, наконец кое-что нашли - с секретера сняли медальку с иероглифами, презент на память от ученых Китая, из угла достали новый кожаный "дипломат", также подаренный в Пекине, а из левого ящичка, где лежали бусы и серьги жены, вынули конверт с иероглифами, в котором оставалось несколько долларов...

- В протокол! - торжественно провозгласил Кутяев. Поозиравшись, увидел на платяном шкафу и снял подаренный китайцами ноутбук. - Вот теперь список полон, - многозначительно сказал он.

Снова посадили в автозак, и снова по бокам дышат конвоиры. Один, несколько добродушнее лицом, спросил:

- Закурить дать?

- Спасибо.

- А я вот никак не могу бросить...

Когда уже, подкатив к центру, обогнули новую бензозаправку "Юкос", он понял: ему определено место в знаменитом СИЗО, который в народе называют гостиницей "Белый лебедь". То ли из-за того, что крыша и заборы здесь отделаны дешевым листовым алюминием, то ли по каким иным таинственным причинам, которые вскоре откроются для нового постояльца.

Провели по зигзагообразным коридорам-клеткам с железными дверями, затем по темному коридору в некий тамбур, где сопровождающие показали женщине в милицейской форме документы, и профессор Левушкин-Александров спустился с конвойными этажом ниже и оказался, наконец, в длинной сумеречной камере без окна, с двумя горящими лампочками, с десятком двухэтажных коек, которые почти все были заняты.

Ему указали на койку у самой двери, и он сел на нее, пригнув голову, потому что сверху свисало грязноватое одеяльце. Железную дверь захлопнули, прогремел замок, засов, открылось и закрылось крошечное окошечко в двери.