Сергей Солоух - Шизгара

- Товарищ капитан, разрешите задержать для выяснения личности.

ПАРА СЛОВ БЕЗ ПРОТОКОЛА

Экая, однако, нелепость. Какой чарли-чаплинский исход, бред, глупость. Но кто, кто, спросим мы, виноват, на кого (на чьи происки) списать безобразную последовательность? И ответим, не кривя душой, да, конечно же, на Лысого. Зачем, воскликнем, он не прилег, зачем перед собой красовался гордым упрямством, зачем не поспал часок-другой, не вышел сим незамысловатым образом из порочного круга начавшихся вчера в четыре часа пополудни пряток с догоняшками.

Впрочем, уместен ли жалостливый тон и суетливые причитания? "Лысый, лысый, неженатый, убил дедушку лопатой" - только в детской присказке, а наш Мишка Грачик чист перед законом и государством. Выяснение его личности всего лишь простая, никого и ни к чему не обязывающая формальность, по техническим причинам "экспресс" убавляет скорость до маневровой, но тут же. вжик, и... ("и" - придется придержать до лучших времен, как ни обидно, но воспользоваться необходимо куда менее жизнелюбивым союзом "а")... а вот и нет, а вот и нет, ибо именно "простая формальность" и смехотворный повод, как ничто в этом забавном, порождающем юмористов без счета мире, способны с фатальной неизбежностью (и в мгновение ока) обращаться в крупные затруднения и серьезные неприятности.

Итак, учитывая крайнюю обыденность и сугубо протокольные (безусловно, если не благодаря собственной юной горячности, то уж из богатого песнями городского фольклора известные всем и каждому) подробности продлившегося менее часа пребывания Михаила Грачика в районном отделении милиции, опустим эти пятьдесят с небольшим минут воскресного дня и продолжим наше приключение с того самого момента, когда в комнату Андрея Мирошниченко, бывшего, оказывается, не только членом общественной приемной комиссии, но (завидное то прозвание за давностью лет и слабостью памяти уже не восстановить word for word) или студенческим комендантом, или общественным старостой, в общем, неким неюридическим лицом, призванным (деканатом) наблюдать чинность и благонравие на всех пяти этажах, постучал запыхавшийся дежурный, студент с вахты, и с порога объявил:

- Там внизу кого-то с милицией привели.

Ну, умные, мы с вами тут же догадались, ло всего-навсего Лысый привел участкового для демонстрации паспорта, последний акт, финальная картина нашего дачного любительского фарса под названием "Опознание подозреваемого". Горько! Занавес! Андрею Мирошниченко, Шине-машине, сие простое объяснение в голову прийти не могло даже не в силу некоторых специфических особенностей устройства его головы, а из-за отсутствия информации, по причине неосведомленности.

- Кидать ту Люсю,- выразил Шина-машина свое отношение к новости, молниеносно затянул галстук, накинул пиджак и при всем параде (строгий, официальный), блестя малиновым значком в петлице, рванулся вслед не успевшему даже отдышаться дежурному.- Кто? - на ходу уяснял дело общественник.

- Не знаю,- лепетал потный от бремени ответственности первокурсник-дежурный.

- Комната?

- Триста девятнадцать.

- Недород-коловорот,- простонал Шина, увеличивая шаг.

Беды валились на студенческого коменданта с поразительной регулярностью. За полгода обладания средней значимости портфелем у Мирошника в некогда приличном и смирном общежитии физфака одно ЧП буквально сменяло другое. Но если поначалу все они не выходили за уровень компетенции факультетского бюро, максимум деканата, то месяц назад, в День международной солидарности трудящихся, хмурый якут с третьего курса (как выяснилось, бывший чемпион своей автономной республики) в плане борьбы с пережитками национализма (и после двух стаканов белой) нанес сложную черепную травму одному дипломнику, а пытаясь догнать другого, сорвал деревянные планки перил на четырех верхних пролетах лестницы и сломал ногу себе лично. Как видим, с процедурой судебно-медицинской экспертизы Шина-машина знаком был не понаслышке.

"Прибью на месте",- думал он совершенно серьезно, имея в виду очередного нарушителя спокойствия. Пока он несется через две ступеньки со своего второго на третий и в висках его стучат нехорошие пульсы, отвлечемся на мгновение, пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет и жалобных песен не поют, остановим балаган и уясним раз и навсегда хотя бы для самих себя, какая все-таки между ними связь, между Лысым и Андреем Мирошниченко.

Да в сущности, никакая. Связь мнимая, кажущаяся, причем не кому-нибудь, а Мишке Грачику, человеку, как, наверное, многие уже догадались, а далее, думается, лишь укрепятся в своих подозрениях, весьма и весьма в жизни не искушенному, идеалисту, романтику, в общем, книголюбу и книгочею. Питало же это ощущение чужого локтя, это глупое доверие и наивную уверенность исключительное двуличие Андрея Мирошниченко, весьма характерное на заре рождения экономной экономики для людей, общественное ставивших выше личного. Впрочем, верное по смыслу слово "двуличный", однако, образа правильного не создаст, поскольку личина Шины, обыкновенно наблюдаемая детским глазом Мишки Грачика (и многими ему подобными юными недоумками), была одна - смесь, амальгама Павки Корчагина и Зои Космодемьянской (и глаза незрячие откроет, и в горящую избу войдет). Он был прям, честен, принципиален, верен в дружбе, постоянен в любви, прост, внимателен и требователен. (Именно с этой личиной, Фантомасом, как ни печально, и образовалась искомая связь - увидал Андрюша земляка на школьном вечере и по законам людей с активной жизненной позицией, к тому же перед лицом бывшей физички - что? - сказал: "Приезжай! Помогу по всем статьям!") Ну, а под гладкой, без швов скроенной шкуркой в тепле и уюте жила не еще одна личина, а душа (собственной персоной) Андрея Мирошниченко, совершенно не гайдаровская и не кассилевская. увы, очень похожая на таракана с длинными нюхающими и щупающими усами, плотоядная и полная завистливого вожделения, нагая в глазах Емели и совершенно скрытая от взора такого твердолобого идеалиста, как Лысый. Да, он, но мы об этом уже предупреждали, жизнь воспринимал не реальную, а воображаемую, и если сам, как, собственно, огромное большинство окружающих, и недолюбливал Андрея Мирошниченко, то вовсе не за стальной отлив его голубых белков, а, смешно сказать, "а сверхположительность, стеснялся, даже побаивался, как мелкий и излишне совестливый нарушитель уставных норм и кодекса строителя коммунизма.

Андрюха же был расчетлив, ловок, хитер, отличался мертвой хваткой и, кстати, в чем неразумный Грачик вскоре убедится, исключительной забывчивостью. (Закругляя все сказанное, подводя итог в терминах нашего приключения, нашего yeah, yeah, yeah и ho-hey-ho, мы ставим впервые с начала нашего приключения крестик в доселе пустой колонке "воспитанные дети". Итак, один есть, npавильный, знающий, что надо, когда и где.)