Сергей Солоух - Шизгара

Между прочим, в тот момент, когда дежурный тревожно застучал кулаком в дверь общежитского старосты, последний налаживал контакт со своим одногруппником, старшим внуком (единственную внучку за год до появления в городке Шины увел из стойла какой-то ныне уже остепененный и решивший жилищный вопрос счастливчик), отпрыском уже знакомого нам директора Института физической химии СО АН СССР Алешей Дударем (будущим, кстати, чемпионом на историко-патриотическом поприще). Вот, оказывается, чего ради прорывался на своем трайлере ЗИЛ-130, как фронтовой разведчик от засады к засаде, также знакомый нам водитель первого класса Александр Егорович Алейник. Дабы Андрей Мирошниченко, облагодетельствовав ученое семейство заморскими покрышками, вошел таким образом в доверие и, так сказать, в поле зрения могущественного клана Дударей (желто-зеленый tartan с шестиугольной бензольной клеткой). Кстати, несмотря на страшную свою клятву, Александр Егорович уступил настойчивому Шине комплект скатов по 180 рэ штука, тот же, рассудив спокойно и здраво, всучил четыре облитых полиэтиленом колеса внуку видного ученого (директорскому внуку) за 8OO колов оптом, прибавив таким простым образом 20х480 этих самых колов к своей июньской стипендии имени академика Арсентьева, но это все уже летом, несколько дней спустя. а пока...

А пока Шина-машина бежит через ступеньку, а Мишка протягивает свою краснокожую (в те времена темно-зеленого защитного цвета) книжицу... Впрочем, сколько он бежит? Полминуты? Минуту? Дверь в триста девятнадцатой комнате распахивается, и перед взором властей предстает общественность.

- Ваш абитуриент? - кивает в сторону Мишки сержант, все еще не решаясь вернуть опознанному вроде бы и не просроченный и ни в чем ином не уличенный паспорт.

- Кто? - не скрывает своего изумления студенческий комендант.

- Абитуриент. Говорит, поступать приехал. Физиком хочет быть.

- Кем?

- Физиком. Документы, однако, в порядке, хотя, конечно, внешность карточке соответствует не вполне. - Прошу. Повертев, сержант возвращает страдальцу удостоверение личности.- Будьте здоровы,- говорит,- без меня разберетесь?

- Разберемся,- без тени сомнения обещает Шина-машина.

За сим следует пауза, хлопает дверь, некоторое время слышен скрип милицейских сапог.

- Ты кто такой? - наконец подойдя поближе, начинает разбираться студенческий комендант.

- Андре...- просветлев лицом, приступает к объяснению Лысый.

- Какой я тебе Андрей? - свирепеет, не дослушав и вступления, Мирошниченко. Отчего Лысый теряется совершенно, глупо моргает, пытается улыбнуться.- Ты что, оглох? - и не думает шутить Шина.- Я тебя спрашиваю. как ты сюда попал, абитуриент? - Последнее слово произносится с обидной растяжкой букв "и" и "е".

- Я...- пытается собраться Мишка.- Анд... это... я... приехал сегодня... из Южносибирска...

- Да мне все равно, откуда ты приехал, хоть из Нью-Йорка, кидать тебя вместе с мамой,- уже в привычном тоне обрывает дурака Шина.- Я спрашиваю, как ты сюда попал, сюда, в эту комнату?

- Она... она была открыта,- уразумев в конце концов, как нехороши его дела, говорит Лысый, благородно, однако, стараясь хоть товарища не подвести.

- Ах, она была открыта... Ну, мы это уточним... Так, Костя,- это уже молчаливому свидетелю позора, дежурному,- а ну, сбегай за ребятами.

Что к этому добавить? Когда шаги Лысого и сопровождающих его лиц стихли в конце коридора на лестнице, темноту прихожей осветил желтый свет сорокаваттной лампы, Штучка вылез из своего Богом и случаем (переполнением мочевого пузыря) посланного убежища, в полумраке создал напряжение неровным дыханием, погасил в заведении свет, ретировался уже в полную темноту, накинул крючок, опустился на деревянный круг, прислонился ухом к стене и затих, сим еще раз подтвердив старую истину: Создатель благоволит нетрезвым и сумасшедшим, если они. конечно, не вздумают испытывать его терпение треском своего мотоциклета.

Итак, безусловно, прав оказался Мельник, увидел Мишка Шину. и очень скоро. Строго-настрого наказав на вахте запомнить гнусную физию trespasser'a. Андреи Мирошниченко, предоставив исчерпание инцидента двум первокурсникам из студенческой добровольной дружины, сам поспешил к оставленному без присмотра носителю замечательной фамилии. Дружинники же проводили безропотного абитуриента до остановки автобуса номер восемь "экспресс" и проследили за депортацией. Один из двух нам интересен, зовут его Юра, именно ему да сочинение, качеством нисколько не уступающее произведению Михаила Грачика, была поставлена тройка, в результате именно он замкнул в прошлом году список зачисленных на физфак. Двойку, после соответствующих формальностей, исправил на тройку председатель приемной комиссии, чем довел процент выпускников сельских школ среди будущих студентов до нужной величины. Спортсменов же в прошлом году, даже перворазрядников, и так был перебор.

Впрочем, сие предание русского семейства да нравы старины глубокой, то есть сущая чепуха, к нашему приключению отношение имеющая самое отдаленное. Прямое отношение к происходящему имеет отрезок истории, отраженный вождем мирового пролетариата в его работе "Большевики должны взять власть". Знание относящихся к указанному периоду дат и имен, а также скупое, но в принципе верное изложение основных положений упомянутой работы позволило Мельнику-Емеле гораздо раньше запланированного, примерно к трем часам, получить необходимую роспись на правой, зачетной стороне его зачетной книжки. Роспись означала, помимо прочего, его допуск к экзаменационной сессии. Однако естественная по этому поводу радость оказалась краткой. Еще на подходе к общежитию Мельника повстречал тощий и прыщавый кандидат в физики-ядерщики и сообщил:

- Мирошник кого-то у тебя в комнате с милицией отловил.

- Одного, двух? - чисто механически спросил Мельник.

- Не знаю.- удивил интонацией ответ.- У тебя там что. малина?

- Когда? - не пожелал шутить Емеля.

- Часа два назад.

- Ладно, спасибо.

- Слушай, а все же...

- Извини, давай завтра.

Столь невежливо распрощавшись с жердеобразным вестником очередных неприятностей, заспешил Мельник домой. На вахте его остановили вопросом:

- Из триста девятнадцатой?

- Ну.

- Зайди к студенческому коменданту в двести пятую.

- Хорошо.

- Прямо сейчас.

- Ладно, ладно,- пообещал Емеля, не оборачиваясь, взбежал на третий этаж, хлопнул одной дверью, распахнул другую и остановился посреди своей пустой (как ни странно, без всяких признаков вооруженной борьбы и следов отчаянного сопротивления) комнаты. Точно такой же (может быть, лишь чуть более сумрачной) она и была в момент его прощального "к обеду не жди...". Все оставалось на своих местах, и не хватало лишь двух фигур,- стоящей (лицом к двери, спиной к окну - Лысый) и лежащей (ноги к двери, нос к стенке - Штучка). Вся же прочая неорганика не изменилась, не сдвинулась, не шевельнулась, даже "пепси-кола", выставленная на окно, даже квадрат полиэтиленового пакета на тумбочке у изголовья кровати, реальность была идентична (конгруэнтна) памятью зафиксированному образу.