Михаил Пришвин - Цвет и крест

Диакон. Какую-нибудь севрюжку с осьмушкой отвесил.

Герасим. Или диакон петухом ектению пропел, тут у меня завсегда тухнет лампада.

Диакон. А у меня примета: как Герасим божественный на рыбе старуху бедную обманет, иконы у меня в образнице к стене ликом перевертываются.

(Поп входит с Головой.)

Голова. Ей-Богу, высидел.

Поп. Никогда не слыхал такого: ну, галка, понимаю, а чтобы индюх цыплят высидел. (Услыхав спор.) Опять сцепились петухи, люблю их слушать, намедни Герасим столь за веру порадел: чуть диакона до смерти книгой не зашиб, вот какие у нас бои бывают, сижу, покатываюсь, уморительно!

Голова. Поп да петух и не евши поют.

Поп(Герасиму). Ну, ну, Евтеич, давай ответ.

Герасим(диакону). Погоди, отче. (Подходит под благословение к попу.) – Вы, батюшка, на посток запастись прибыли? (Поп роется в карманах, доставая из них всевозможное, и ищет записку попадьи.)

Поп. Куда-то делась, всегда вот так попадья, сунет, когда в сани садишься, а потом ищи-свищи.

Герасим(Голове). Лимону Петровичу. (Городовому тихо.) Ну, ты-то куда лезешь, двадцать лет на посту в рыбном ряду стоишь и не знаешь свое время: приходи перед запором. (Сережке.) – Сережа, стань в сторонку, обожди, дам. (Ваське, гоняющему кубарь.) Перестань, постреленок.

(Дурачок сел на бревно, Васька все время бросает в него ледяшками, тот отмахивается пока добродушно.)

Диакон. Есть ли чего новенького, Лимон Петрович?

Голова(не слушая диакона, продолжает нагатый с попом разговор). Ну, вот хотите, батюшка, перекрещусь на икону: высидел.

Диакон. Что такое?

Голова. Да индюх у меня цыплят высидел. Бывало, подойдешь, посмотришь, фыркнешь со смеху, а Домна Иванна су-урьезно: «Тише, тише, не дражни его». Ну, и высидел.

Поп(не слушая, роется в карманах). Такая вот попадья, и всякая попадья, подсунет в последнюю минуту, а потом ищи-свищи.

Диакон(Голове). Это бывает, индюх, – он добросовестный. А что, Лимон Петрович, новенького на фронте ничего не слыхать?

Голова. Как же: приехал уполномоченный с фронта.

Диакон. Ну-тя, как дух в армии?

Голова(необыкновенно серьезно). Твердый Дух! (Переждав.) Хороший дух!

(Голос из-под Шатра: скверная рыба, тухлый дух!)

(Выходят плотники с безруким, потом мещанки, разные базарные люди, прислушиваются, скажут: «Э-э, черт, паскудный, вихорь тебя унеси. Почем? А не хочешъ?» и т. д. и проходят дальше.)

Безрукий. Вон Голова, богатый купец, пойдемте к нему наниматься.

Плотники. Ну, что ж, послушаем, что они там гуторят.

Диакон. Стало-быть, недурной на фронте душок?

Голова. У-у-у. Тут, я вам скажу, идея.

Диакон. Ну-те, какая же идея?

Голова. У союзников, и так кругом по нашему солдату идет.

Диакон. Идея-то какая?

Голова. Чтобы все к черту под орех разделать.

Диакон. А идейка-то какая, Филимон Петрович?

Голова(рассердившись). Идея, идея. Что ты ко мне с ею пристал, что ты меня ею дражнишь, идея такая, чтобы перевести этого германца вовсе.

Из толпы. Поди-ка ты переведи, на-ка ты перевел. (Неопределенный скептический гул.)

Диакон. Боже сохрани, Филимон Петрович, я же вас не дражню, а все-таки на счет того, чтобы немца перевести, это идейка не новая.

Голова. Нет, это не то, что раньше, а вдребезги его, германца, чтобы вдрызг.

Голос из-под шатра. Мародеры, анчихристы[6].

Поп(разбирая записку). Ну, вот, Герасим Евтеич, нашел, попадья тут наковыряла: мадеполам – это у Богомолова, два подойника – это у Абрамова…

Герасим. Батюшка, погодите.

Поп. Сейчас, сейчас, вот нашел: рыба-карпия…

Герасим(подмигивая). Погодите с запасцем, батюшка, сейчас вот Лимона Петровича отпущу. (Голове.) Пожалуйте, Лимон Петрович, в лавку. (Уходит с Головой в лавку.)

Из лавки. Вот севрюжинка свежая, бирючки задонские, балык, икра паюсная.

– Почем икра?

– Десять!

– Давай икру!

(Показывается Голова со свертком икры, из-под Шатра гам и спор о фальшивой монете, народу на площади прибывает.)

Поп. Почем икорка? Десять? Ой, ой, ой, Бог знать куда вскочила, Бог знать что!

Голова. Черте что, а все-таки, скажу, плохого особенно тут нет ничего, народ стал есть. Намедни смотрю, стоит рабочий в хвосте, купил фунт икры, отошел в сторону и съел.

Диакон. Весь фунт?

Голова. Весь!

Безрукий. А где же он булку взял?

Голова. Без булки.

Безрукий. Соленую?

Голова. Отвяжись, не дражнись. Я говорю, что народ стал есть: раньше покупали выбойку, нынче мужики покупают первач, пекут хлеб белый, а когда это мужик в городе свежую рыбу покупал? Мужик стал есть.

(Моряк и Химик проходят по толпе, изображая: один – сытого, другой – пьяного.)

Моряк. Мужик стал есть!

Химик. Мужик стал пить!

Городовой(Химику). Где-то ты самогончику достал?

Химик. Выпил, друг, выпил, ну и что же? Кто запретил, тот и разрешил, кто высушил, тот и опять вымочил.

Городовой. Ну, на счет этого потише.

Химик. Не боюсь, милый, никого не боюсь, скажу «не согласен», и ничего не будет.

Городовой. Ну-ка скажи!

Химик. Городовой, я не согласен! – Вот, видишь – ничего.

(За это время Голова продолжает.)

Голова. Вы, батюшка, подумайте, что Россия от войны получила плохого: народ без вина оправился, страна покрылась новыми железными дорогами, фабриками, бюрократия умирает естественной смертью, ну, что тут плохого?

Диакон(таинственно, намекая на царицу). Ну, а насчет внутреннего-то немца ничего не слыхать?

Голова. Внутренний тоже окружен, на внешнего блокада экономическая, на внутреннего демократическая. Самое же главное, что народ стал есть.

Моряк. Народ стал есть.

Химик. Народ стал пить, и есть и пить! Городовой, ты слышишь? Представь себе, что мы бедные египтяне и присягнули на верность фараону, а ты будто фараон. Ну, скажи, что ты должен делать?

Городовой. Я что, я ничего.

Моряк. Я понимаю, фараон должен первый своему закону подчиниться.

Химик. Верно. А закон этот пусть будто о вине: что запрещается бедному египтянину пить вино казенное. Ну, а фараон, значит, пьет и пьет. Что тогда будет делать бедный египтянин?

Моряк. Он будет делать самогон.

(Кругом смеются. Моряк и Химик проходят, повторяя: «Народ стал есть. Народ стал пить».)