Михаил Пришвин - Цвет и крест

Печник. Вот, вот, с нутра надо, а не с вывода.

Мастеровой. Хорошо тебе, Сидор Иваныч, нутро у тебя такое, что умеешь ковырнуть, а как же другие останутся? И опять колесо: как я могу против колеса без вывода? Нужно, чтобы не я один, а вся механика двинулась.

Печник. Сразу не двинется.

Мастеровой. Ну, не сразу, а все-таки чтобы вперед двинулась. Как бы нам с чего-нибудь начать, потому что я считаю за базу общество.

Дровяник. Рупь я считаю за основание. Ежели как сейчас, видимо всем, рупь закачался, то и все общество закачалось.

(Выступает ростовщик. Его выступление сопровождается криками.)

– Тоже и этот полез, оглашенный!

– На божественный мед!

– Пчела носит, муха ест!

– Пес!

Ростовщик(мастеровому). Вам хочется найти такую базу, чтобы всем мошенникам, ворам и разбойникам ход был, и не базу вам хочется, а всеобщую покрышку.

Мастеровой. Я хочу всех таких, как вы, за жабры взять.

Ростовщик. В вашей базе дыра есть. Вы-то глупые, не увидите, а вор увидит. Вы думаете, вот нашли покрышку, покрыли лохань, сели на базу чай распивать, а из лоханки-то все лезут, говорят: и мы с вами чай пить хотим. Вы смотрите в эту дырку, а я смотрю в дырку Христову, чтобы сделать ход ко Христу всякому вору, всякому злодею-супостату и хулигану. За базу я считаю Господа нашего Иисуса Христа.

(Костлявая рука старухи тянется к оратору со словами: «Лисий воротник, лисий воротник, чего же ты мои две сковороды держишь?»)

Голоса. Христос, Христос, отдай мой самовар!

– А тоже Иисус Христос!

– За рупь арестовал полушубок, Христос!

– Анчихрист!

– Анчихрист те душу выешь.

Ростовщик(озлобленно). Псы. (Мастеровому.) Вот она ваша база дырявая, псы, псы!

Мастеровой. Я понимаю вашу точку. Вы желаете основаться на религии, но тут честности нет, все только выходы, тут человека нельзя прижать, как в настоящее время общество вас прижимает.

Ростовщик. Глупый вы!

Мастеровой. А у вас честности нет, и на все выходы и опять тот свет.

Герасим. Алексей, что ты мелешь? Ну, священство, я сам говорю, постоянно умалчивает, а чему худому нас церковь научила?

Мастеровой. Умирает человек у вас или у меня. Кто больше болезновать будет? Конечно я, потому что у вас выход есть, все выходы и обещания, а я заперт в человеке, в человеке все, принимаю потому человека за основание.

Ростовщик. Если это ваше за базу взять, то петля будет пуще нынешней. Вы всех хотите в петлю поймать.

Голоса. И стоит вас всех, лисьи воротники, христопродавцы!

Герасим(мастеровому). Эх, Алексей, прочитай ты третью главу Ездры, он тоже, как ты, домогатель был. Там даже не человек, а баба за базу принята.

Голоса. Го-го-го!

Торговец чижами. Чего же вы грохочете? Я тоже полагаю, что в основании баба, то есть женщина. Другой всю жизнь в одном этом и мучится, но я, благодарение господу, бабочками очень доволен. Анна Иванна – покойница, тридцать лет с нею прожил, слова дурного против себя не вывела. Собралась помирать, племянницу Лизу позвала, руки наши соединила: вот, говорит, тебе жена, а тебе муж. С Лизой тоже хорошо лет уже десять живу. Нет, бабочками я очень доволен.

Ростовщик. А я с женой своей, как скотиной, двадцать лет прожил.

Голоса. Сам ты скотина!

Ростовщик. Я скотина, а вы звери – львы: вы морите жен без оглядки, как лихие львы, а я понимаю, почему я так поступал, ну, уж скажу: в юности в соборе по воздуху влюбился во Протопопову дочь Машу, а женился по необходимости: так нужно было родителю, ну, я и морил свою жену, измором в могилу загнал, собственно сам.

Голоса. Окаянный!

Ростовщик. Помирает жена, смотрю – смерть, смотрю – действительность, а то все, что по воздуху было, то воображение. И тут меня так стукануло, и такое произошло, что смерть эту я, как любовь, принял.

Пауза.

Голос. Замучил, а потом как любовь!

Ростовщик. Замучил, а потом как любовь!

Мастеровой. Выход нашел: воображение.

Ростовщик. Не воображение, а действительность. Смерть меня как бы елеем смазала, вроде как бы совокупление со смертью произошло.

Поп. Союз, а не совокупление.

Ростовщик. И тут я принял Христа не по умству, а как заразу.

Поп. Рассуждение христианское, а словесность худая.

Ростовщик. Вот как неизлечимую заразу, как сифилис принимают, так я и Христа в себя принял.

Поп. Скверные слова!

Ростовщик. И существо, бывшее во мне в затемнении, вдруг воссияло. (Мастеровому.) А ты за основание хочешь поставить человека. Что есть человек без Бога, кем я был без Бога? Скотиной! И ты и сейчас есть скотина, худой пес!

Мастеровой. Так нельзя говорить, а то я тебе скажу: пес! Что это будет: война.

Ростовщик. Яне воюю, я только хочу тебе ухо отрубить, как апостол Петр.

Мастеровой. Погоди, погоди, и я тебе воткну.

Ростовщик. Воткни, воткни, посмотрю, сколько у тебя стали!

Мастеровой. Воткну!

Ростовщик. Ты меня пузырем, а я тебя пестиком. С мужем разумным по разумию, с мужем безумным по безумию. Я держусь двух заветов. (Противники, озлобленные и готовые подраться, подходят друг к другу.)

Плотник. Позвольте, господа, если Господь всемогущ, то как Он допускает такое безобразие?

Ростовщик(оглядывается, оскалясъ, как травимый волк). Тебе все охота Бога за бороду поймать. (Мастеровому.) Пес, истинно пес, невер!

Мастеровой. Кровопийцев отец!

Ростовщик. А у тебя отец – Василий кузнец.

Голоса. Подавай, проклятый, мои сковороды.

– Полушубок!

– Самовар!

(Парень дюжий, бессмысленный и неодолимый, как стена, выдвигаясь, встает перед ростовщиком, и удар его страшен тем, что выходит из молчания, из скалы, из бессмыслицы. Поднимается гам. Там и тут из толпы, как травимый собаками кот, показывается иногда над головами ростовщик, без шапки, скалит зубы, ругается, дерется. У самого края сцены Чертова Ступа с поднятой рукой, в двух пальцах которой, как в двуперстии, цыгарка, потом Странник, Моряк и Химик.)

Чертова Ступа. Поделом, поделом всем вам, все, проклятые, будете гореть, вот скоро дождетесь: приедет черт на дикой козе, вы, проклятые, друг на друга с ножом полезете (она говорит непрерывно, а рядом с нею):

Моряк. Божество, электричество, не верю!

Химик. И в мощи не верю!

Моряк. Освещение, просвещение!

Химик. А взять нечего! (Странник, положив руку на Чертову Ступу, пытается остановить ее, чтобы сказать что-то толпе.)