Александр Башкуев - Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)

Чтоб не ронять морального духа измотанной армии, он "пробил просеку" через чертов Утицкий лес и колонны его обходили место сие на дороге за три версты...

Самое ужасное во всей этой истории то, что Третий Корпус был добровольческим и потому все они - в списках не значились. Сколько на самом деле погибло "при Утице", - Бог весть. Потом местные жители - все пытались похоронить такое количество тел и не могли отличить старших офицеров от нижних чинов. Если и была какая-то разница, то польские мародеры - растащили все ценное с наших дворян.

Каждый год в начале июня я еду с инспекцией в Московскую губернию и на мой день рождения в Троицу в местной часовне мы с княгиней Тучковой хороним найденные кости в одной братской могиле. А их том лесу под каждой корягой белым-бело...

Видите ли... Утицкий бой начался с того, что один из адъютантов Тучкова выстрелил ему в спину и тут же униатские полки бросились на полки православные. А поляки не стали разбирать и - давай рубить и этих, и тех... Поэтому-то и от Корпуса ничего не осталось.

И вот за то, что почти треть Корпуса на глазах всего Штаба перешла на ту сторону - Корпус числится "убитым и проклятым".

Так оно, наверно, и есть, но две трети-то павших в тот день дрались врукопашную - как с поляками, так и - предателями! Но как их отделить одних от других?! Ведь не то, что списков - мундиров не сохранилось! Одни кости. Горы костей...

Нет, - Церковь, видите ли, не может хоронить Иуд на святой земле и Синоду легче считать всех лежащих под Утицей - Изменниками. Наверно, Синод прав, а под Утицей кости не только наших украинцев, но и "западенцев", и даже поляков, да только - не по-людски так.

Я - иудей и мне Синод не указ. Поэтому, как нехристь, я смею ездить в Бородино, собирать кости и мы с княгиней Тучковой хороним их в общей могиле, ибо так мне велит моя Совесть. Я никого не хочу ни обвинять, ни агитировать и не призываю идти против Синода, но... Что-то не так и с таким Синодом, да и вообще...

Поднялись мы засветло. Все равно никто не мог в эту ночь спать, - такое было у всех напряжение. Проснулся я, умылся, побрился - сел пить чай, а Петер сидит напротив меня и смотрит. Я его спрашиваю:

- "Ты что? У меня на лбу - третий глаз?"

А мой телохранитель, смутившись:

- "Да нет... Только ты - штуцер в третий раз разобрал".

Я смотрю, а подо мной груда масленых ветошек. Я только выматерился и сел трубку набить. Набил, а в рот она не идет, - я и забыл, как меня от табачища воротит - полгода, как бросил. Выбил ее, а потом рассмеялся и говорю:

- "Хорошо еще - "Хоакину" не сел точить!" - "Жозефину"-то я перед рубкой всегда Петеру отдавал, чтобы не поломать. Рапире много не надо.

Раз уж я был таким заведенным, что требовать от других? Люди общались лишь шепотом и все оглядывались на чернильно-черную сторону неба, будто опасаясь, что оттуда - со стороны сгущавшейся к рассвету ночи кто-то услышит.

Затем порозовел наш край и со стороны Курганной высоты к нам скользнул зайчик. До сих пор не знаю, как такое могло выйти. Солнце было за нашей спиной, за нами же стояли и бронзовые, ослепительно начищеные (чтоб спастись от хлорной коррозии) - трехтонные пушки Раевского. По всем законам оптики зайчики от них должны быть в ту сторону. Но вот - такой феномен.

Но люди сразу же приободрились, говоря друг другу, что до свету недолго, а сие - Господь нам знак подает. Вон у нехристей всю сторону будто серым дымом заволокло, а у нас - солнышко!

И вправду - низкие облака создали столь причудливую игру света и тени, что наша сторона будто на глазах наливалась ослепительным и живительным светом, в то время, как противная еще была скрыта низкой серою пеленой. А тут еще и батюшки пошли с иконами, благословляя солдат на защиту родной стороны. Солдаты - все, как один, вставали на колени в свежевырытую грязь и, обнажая головы, целовали святые иконы и по всему переднему краю прошла молва, что иконы - чудотворные.

Общее одушевление было столь велико, что мои латыши тоже стали завязывать пригоршню склизкой, хлюпающей земли в узелок и вешали его на грудь, приговаривая:

- "Хорошая земля тут. Влажная и болотная... Сам Велс - родитель этой земли! Пусть Кровь Велса (болотная влага) живей течет в моих жилах и поит меня Его Силой!"

Потом лучи света, как в исполинском театре теней - упали к якобинцам и верхушки далекого черного леса сразу зловеще посинели и обратились в тяжкую грозовую тучу, ползущую в нашу сторону. "Наш" же лес вдруг стал золотым и багряным. Надо же было такому случиться, что у нас стояли березы, а там одни мрачные ели! Но простые солдаты и эту случайность восприняли, как примету:

"Господь подал знак, что силен Антихрист и нам быть - в крови... Но с нами Бог, ребята! Наш лес в крестах, да куполах! Не боись, братки, с нами Святое Воинство!"

И тут... Раздались выкрики сторожей. Все тут же кинулись по местам, я бережно положил на траву штуцер перед собой и вскинул винтовку. В прицел я увидел, как странно зашевелилась трава на том берегу заболоченного овражка шагах в трехстах перед Колесниковым. Потом темная, в рост человека, черная от падающей тени, осока раздвинулась и я увидал якобинцев.

По обмундированию и нарезным фузеям я узнал элиту французской пехоты фузилеров. Единственных ублюдков, способных пустить пулю на восемьсот шагов. Основная масса сих сволочей ушла к Риге под командой Макдональда (ибо Ригу прикрывали ливонские егеря), но пару полков Антихрист нарочно припас против тех егерей, что остались с главною армией.

Я видел, как опасливо фузилеры посматривали на тот берег Колочи. Черные кресты полоскались только на севере - в самом Бородине и еще дальше направо. Мой же отряд считался смешанным, так что флагов у нас было два, - причем основной - русский триколор, а не - крест.

Впрочем, до меня было им далеко, - все внимание фузилеров привлекал флажок Колесникова, вот к нему-то они и приглядывались, как шакалы, поглядывающие то на вожделенную овечку, то на грозную свору - на том берегу Колочи.

Мои снайпера вскинули винтовки и приготовились взять штуцера для дальнейшего боя, - первый залп из винтовок, а дальше уж штуцера - по старинке. Но я не желая до срока выдать позицию, ждал, пока фузилеры подбредут ближе, чтобы разобраться под чужой шум. За лишние полчаса мы успеем перезарядить винтовки...

Вот лягушатники потихоньку накопились на той стороне овражка и я уж думал, что вот-вот, но тут их офицеры, как по команде встрепенулись и стали указывать в мою сторону. В первый миг я не понял, что происходит, но Андрис тронул меня за плечо и со значением указал на наш флаг.

Причудливая игра облаков, ветра и солнца на мгновение осветила именно его и он теперь гордо развевался - как бы подсвеченный утренним солнцем. На месте лягушатников я бы тоже задумался, увидав перед главной батареей русских - латвийский стяг и, стало быть - наши винтовки. Тысяча шагов прямого выстрела, пули с оловянной рубашкой - не теряющие убойной силы при трении о воздух, да оптические "прицелы с кобальтом" - тут есть что обсудить.