Борис Васильев - Завтра была война (сборник)

– Как обычно. Всем все ясно? Вовик, ты уразумел? Сейчас придет Вика, чтоб было все как всегда. Как всегда!

Но «как всегда» получалось три дня. А на четвертый, к концу уроков, Вику вызвали к директору. Отсутствовала она полчаса, вошла спокойная, но очень бледная.

– Семен Исакович, Николай Григорьевич срочно просит Искру Полякову и Артема Шефера.

– Пожалуйста, пожалуйста! – торопливо согласился математик.

Вика села на место, а Артем и Искра молча вышли из класса. В коридоре их встретил Серега из 10‑го «А», чему они очень удивились, так как шли уроки и вообще этот этаж был их, а не десятиклассников.

– Вас жду, – пояснил он. – Валендра задала сочинение, а сама у директора. Теперь вас начнут тягать, так хочу объяснить.

– Мы знаем, – сказала Искра.

– Чего вы знаете? Ничего вы не знаете. В тот день после стычки нас Валендра встретила, когда я Юрку домой вел. А у него рожа – картина ужасов, твой приятель постарался. Ну, она вцепилась: кто да за что? Я и сказал: обычная драка. Подчеркиваю, я сказал. Юрке было не до разговоров, ты ему челюсть своротил.

– Ну, спасибо, – усмехнулся Артем. – У вас все трепачи в десятом или хоть через одного?

– А что я мог? Она как пиявка, сам знаешь. Гнала Юрку в поликлинику, чтобы он справку об избиении взял, но Юрка не пошел. Так что вали на обычную драку. Мол, из принципа.

– Сами разберемся, – перебила Искра. – Катись к своему Юрику.

В кабинете сидела Валентина Андроновна. Сидела сбоку стола, но устроилась удобно и уходить не собиралась.

– Вызывали? – спросила Искра.

– Обожди в коридоре, Полякова, – сказала Валентина Андроновна.

Искра молча смотрела на директора. Николай Григорьевич кивнул, она тотчас же вышла, а Валентина Андроновна улыбнулась. Улыбка была злой, и Артем это отметил.

– За что ты избил Юрия Дегтярева из десятого «А»?

– За дело, – буркнул Артем.

– Какое дело?

– Наше дело.

Спрашивала только она: директор молчал, глядя в стол. Поэтому Артем злился и грубил.

– Ну так я тебе скажу, почему ты его избил. Ты избил его потому, что отец Юры служит в милиции.

Новость была неожиданной: в школе никто особо не интересовался, где работают чужие отцы. И Артем с искренним недоумением воззрился на учительницу.

– Да, да, нечего на меня таращиться!

Николай Григорьевич неодобрительно покачал головой.

– Ну, это уж слишком, Валентина Андроновна.

– Я разобралась в этом вопросе досконально, Николай Григорьевич. Досконально!

– Убейте меня, – вдруг громко сказал Артем. – Ну, это… Убейте!

И без разрешения вышел из кабинета.

– Шефер! – Валентина Андроновна вскочила. – Шефер, вернись!

– Не надо, – тихо попросил директор. – Валентина Андроновна, вы неправильно вели себя. Нельзя швыряться такими обвинениями.

– Я знаю, что делаю! – отрезала учительница. – Вам, кажется, разъяснили, до чего может довести ваш гнилой либерализм, так не заставляйте меня еще раз сигнализировать! А этот Шефер – главный заводила, думаете, я забыла ту вечеринку с днем рождения? Я ничего не забываю. И если Шефер не желает учиться в нашей советской школе, то пойдет работать. И я это ему устрою!

Директор скривился, как от зубной боли, но промолчал.

– Полякова! – крикнула учительница.

Никто не входил и не отзывался. Валентина Андроновна еще раз позвала, потом вышла – Искры возле кабинета не было.

– Полякова! Ты где, Полякова?

Искра появилась с лестничной площадки. Молча пошла на нее, в упор глядя странными глазами.

– Что вы сказали Артему, Валентина Андроновна? Что вы сказали ему?

– Это тебя не касается. Марш в кабинет.

– Он же чернее земли, – с упреком проговорила Искра. – Я спросила, а он выругался. Он так страшно выругался…

– Он еще и ругается! – с торжеством объявила учительница, входя в кабинет. – Вот плоды вашей надклассовой демократии!

Она имела в виду директорские беседы, спевки в спортзале, зеркала в девичьих уборных и вообще весь этот слюнтяйский либерализм, который следовало выжигать каленым железом. Директор так и понял ее и опять промолчал, понурив голову.

– Где вы были вчера?

– У Вики Люберецкой.

– Ты подговорила ребят пойти туда? Или Шефер?

– Предложила я, но ребята пошли сами.

– Зачем? Зачем ты это предложила?

– Чтобы не оставлять человека в беде.

– Она называет это бедой! – всплеснула руками Валентина Андроновна. – Вы слышите, Николай Григорьевич?

Потом Искра определила взгляд Николая Григорьевича, но потом, дома. Тогда она только почувствовала, но не нашла определения. А взгляд был устало-покорным, и сам директор походил на смятую бумагу.

– Значит, организовала субботник? Как благородно! А может быть, ты считаешь, что Люберецкий не преступник, а невинная жертва? Почему ты молчишь?

– Я все знаю, – тихо сказала Искра.

А сама думала, что совсем недавно Валентина Андроновна называла Люберецкого гордостью их города. Думала, уже не задавая себе вопроса: как же так? Думала, просто отмечая жизненные несообразности. Просто набирая факты.

– Мы не будем делать выводов, учитывая твое безупречное поведение в прошлом. Но учти, Полякова. Завтра же проведешь экстренное комсомольское собрание.

– А повестка? – уже холодея, спросила Искра.

Она все время ловила взгляд Николая Григорьевича. Но он прятал глаза.

– Необходимо решить комсомольскую судьбу Люберецкой. И вообще, я считаю, что дочери врага народа не место в Ленинском комсомоле.

– Но за что? – еле слышно выговорила Искра. Ей вдруг стало плохо, как никогда еще не было, но она удержалась на ногах. – За что же? Вика же не виновата, что ее отец…

– Да, конечно, – зашевелился директор. – Конечно.

– Я не буду проводить этого собрания, – мертвея от ужаса, произнесла Искра.

Тупая, тянущая боль возникла где-то в самом низу живота. От этой боли леденели руки, хотелось скорчиться, прижать коленки к груди и не шевелиться. Лоб покрылся холодным потом, Искра закусила губу, чтобы не выбежать или не упасть.

– Что ты сказала?

– Я не буду проводить собрания…

– Что-о-о?..

Кажется, Валентина Андроновна начала подниматься, расти. Кажется, потому что у Искры все поплыло перед глазами, она уже ничего не видела – была только эта боль. Боль, рвущая тело изнутри.

– Да ей же плохо! – крикнул Николай Григорьевич, вскакивая.

Он успел подхватить Искру, а то бы она грохнулась. Она цеплялась за него, улыбаясь из последних сил.

– Ничего. Извините. Ничего.

– Сестру! – рявкнул директор. – Что вы сидите, как клуша?

Очнулась Искра в медпункте на жесткой кушетке. Повела глазами, испуганно глянула вниз: платье взбито, воротник расстегнут. Сразу села, суетливо приводя себя в порядок.

– Да одна я тут, одна, не бойся, – добродушно сказала толстая пожилая сестра. – Ну, очнулась, красавица? И хорошо. Выпей-ка.