Борис Васильев - Завтра была война (сборник)

– Вика, Жорка, где вы там? Кушать подано!

Ели докторский хлеб с колбасой, пекли картошку, что принес предусмотрительный Артем, пили ситро: на каждого досталось по бутылке. Потом пели песни, беспричинно смеялись, Пашка ходил на руках, а Артем и Валька прыгали через костер. И Вика пела и смеялась, а Жорка все время ловил ее взгляд. Она улыбалась ему, но больше к обрыву не позвала.

Вернулись в темноте и поэтому прощались торопливо, уже на вокзале.

– Завтра понедельник, – со значением сказала Искра.

– Я знаю, – кивнула Вика.

Они держали друг друга за руки и, как всегда, не решались поцеловаться.

– Может быть, я не приду на уроки, – помолчав, произнесла Вика. – Но ты не волнуйся, все будет как надо.

– Значит, на собрании ты будешь?

Искре очень не хотелось уточнять, хотелось избежать самого упоминания о завтрашнем собрании, но Вика, как ей показалось, чего-то недоговаривала. Пришлось проявить характер и спросить в лоб.

– Да, да, конечно.

– Вика, ждем! – крикнула Лена. Они с Пашкой стояли поодаль.

Вика еще раз крепко сжала руку Искры и ушла, не оглянувшись. А Искре вдруг очень захотелось, чтобы Вика оглянулась, и она долго смотрела ей вслед.

У дома ее опять ждал Сашка Стамескин.

– Значит, не взяли меня, – с обидой констатировал он. – Лишний я в вашей компании.

– Да, лишний, – сухо подтвердила Искра. – Нас приглашала Вика.

– Ну и что? Лес не Вике принадлежит.

Что-то разладилось у них после того разговора у подъезда. Искре было не по себе от этого разлада, она много думала о нем, но, думая, не могла забыть Сашкиных слов, что устраивал его на завод сам Люберецкий. И в этих словах ей чудилась какая-то трусливая интонация.

– Тебе хотелось поехать с Викой?

– Мне хотелось поехать с тобой! – резко отрубил Сашка.

От этой резкости Искра сразу потеплела: уж очень искренне звучали слова. Тронула за руку:

– Не сердись, пожалуйста, просто я не подумала вовремя.

Сашка сопел уже по инерции. Он добрел на глазах. Искра чувствовала это.

– Завтра увидимся?

– Завтра, Саша, никак. Завтра комсомольское собрание.

– Ну не до вечера же!

– А что с Викой после него будет, представляешь?

– Опять Вика?

– Саша, ну нельзя же так, – вздохнула Искра. – Ты же добрый, а сейчас говоришь плохо.

– Ну, ладно, – недовольно сказал Сашка, помолчав. – Ну я вроде не прав. Но послезавтра-то увидимся?

Чем меньше времени оставалось до понедельника, тем все чаще Искра думала, что будет на собрании. Она пыталась найти наиболее приемлемую форму выступления Вики, перебирала варианты, лежа в постели, и, почти засыпая, нашла: «Я осуждаю его…»

Да, именно так и надо будет подсказать Вике: «Осуждаю». Нет, она не откажется от отца, она, как честный человек, лишь осудит его нечестные дела, и все будет хорошо. Все тогда будет просто замечательно! Искра так обрадовалась, отыскав эту спасительную формулировку, что на радостях тотчас же уснула.

Вика в школе не появилась. Валентина Андроновна нашла Искру, предложила срочно сходить к Люберецкой и выяснить…

– Не надо, Валентина Андроновна, – сказала Искра. – Вика придет на собрание, она дала слово. А то, что ее нет на уроках, это же понятно: ей надо подготовиться к выступлению.

– Опять капризы, – с неудовольствием покачала головой учительница. – Прямо беда с вами. Скажи Александрову, чтобы написал объявление о собрании.

– Зачем объявление? И так все знают.

– Из райкома придет представитель, поскольку это не простое персональное дело. Не простое, ты понимаешь?

– Я знаю, что оно не простое.

– Вот и скажи Александрову, чтобы написал. И повесил у входа.

Писать объявление Валька отказался наотрез. Впрочем, Искра не настаивала, потому что эта идея ей решительно не нравилась.

– Где объявление? – спросила учительница перед последним уроком.

– Объявления не будет.

– Как не будет? Это что за разговор, Полякова?

– Объявление никто писать не станет, – упрямо повторила Искра. – Мы считаем…

– Они считают! – язвительно перебила Валентина Андроновна. – Нет, слышите, они уже считают! Немедленно пришли Александрова. Слышишь?

– Валентина Андроновна, не надо никакого объявления, – как можно спокойнее сказала Искра. – Не надо, мы просим вас. Не надо.

Учительница молча смотрела на Искру. То ли на нее повлиял спокойный тон, то ли упрямство 9‑го «Б», то ли она сама кое-что сообразила, но крика не последовало. Предупредила только:

– Пеняй на себя, Полякова.

Кончился последний урок, класс пошумел, попрятал учебники и остался, поскольку был целиком комсомольским. А чуть позже вошли Валентина Андроновна с молодым представителем райкома.

– Где Люберецкая?

– Еще не пришла, – сказала Зина: ее поднесло не вовремя, как всегда.

– Так я и знала! – чуть ли не с торжеством отметила учительница. – Коваленко, беги сейчас же за ней и тащи силой! Может, начнем пока?

Последний вопрос относился уже к представителю.

– Придется обождать. – Он сел за пустую парту. Парту Зины и Вики, но Зина уже убежала, а Вика еще не пришла.

– Нет, вы уж, пожалуйста, за стол.

– Мне и здесь удобно, – сказал представитель. – Народ кругом.

Он улыбнулся, но народ сегодня безмолвствовал. Валентина Андроновна и это отметила: она все отмечала. Прошла к столу, привычно окинула взглядом класс.

– У нас есть время поговорить и поразмыслить, и, может быть, то, что Люберецкая оказалась жалким трусом, даже хорошо. По крайней мере, это снимает с нее тот ореол мученичества, который ей усиленно пытаются прилепить плохие друзья и плохие подруги.

Она в упор посмотрела на Искру, и Искра опустила голову. Опустила виновато, потому что четко определила свою вину, доверчивость и неопытность, и ей было сейчас очень стыдно.

– Да, да, плохие друзья и плохие подруги! – с торжеством повторила учительница: пришел ее час. – Хороший друг, верный товарищ всегда говорит правду, как бы горька она ни была. Не жалеть надо – жалость обманчива и слезлива, – а всегда оставаться принципиальным человеком. Всегда! – Она сделала паузу, привычно ловя шум класса, но шума не было. Класс не высказывал ни одобрения, ни возмущения – класс сегодня упорно безмолвствовал. – С этих принципиальных позиций мы и будем разбирать персональное дело Люберецкой. Но, разбирая ее, мы не можем забыть и кое-какие иные имена. Мы не должны забывать о зверском избиении комсомольца и общественника Юрия Дегтярева. Мы не должны забывать и об увлечении чуждой нам поэзией некоторых чересчур восторженных поклонниц литературы. Мы не должны забывать о разлагающем влиянии вредной, либеральной, то есть буржуазной, демократии. Далекие от педагогики элементы стремятся всеми силами проникнуть в нашу систему воспитания, сбить с толку отдельных легковерных учеников, а то и навязать свою гнилую точку зрения.