Феликс Светов - Отверзи ми двери

- От обывательского равнодушия, - отмахнулся Митя, - от трусости и рабства, которые всю эту боль перекрывают. Только эта либеральная болтовня никакого отношения к самиздату не имеет. Одно дело болтовня, а другое напечатанное размноженное слово. Подумаешь, про клопов сто пятьдесят лет назад написали, - обиделись, и о сю пору ту обиду вспоминают! А что, неправда, что ли, что Россия была загажена клопами, да и сейчас? Благодарить нужно, что вам глаза открыли, а вы все про любовь к отечеству толкуете. Тоже мне отечество клопы, шпицрутены, лагеря и ложь на каждом заборе...

Звонок резко так ударил.

- Наденька! - Лев Ильич сорвался к дверям. - А, - удавался он, - Иван? Какой поздний гость. Заходи.

- А тебя, вроде, не ждали сегодня... - Иван с Костей знакомился, и к Мите, - А водку без меня выхлестали?

- Какая водка, - сказал Митя, - тут разговор такой - пить не захочешь.

- Все разговоры разговариваете, нет делом заняться... - Иван налил себе в чашку остаток. Он был в строгом костюме, галстук на белой рубашке, спокойный, уверенно-грустный, как всегда. - Об чем спор?

- Об том самом, - сказала Люба, она стояла у косяка, прислонилась. ("Вон оно что, - увидел Лев Ильич, - где-то там еще, значит, выпила...") - Об том, что, вместо того, чтоб за женщинами ухаживать, мы все русские проблемы решаем. Наконец мужчина пришел. Ко мне ведь пришел, Ваня, надеялся, дурачок мой еще не приехал?

- А чего надеяться, я знал, что его нет, - невесело усмехнулся Иван.

- А его нет, - сказала Люба, - это тебе показалось. Костя, вон, зашел познакомься, скучный человек, но ничего, молодой, им можно заняться - меня и на двоих хватит. А уж Митю трогать не будем - у него Кира есть...

Кира как раз показалась в дверях, глаза у нее стали совсем бессмысленными - тоже, видно, и ее подпоила, со злостью подумал Лев Ильич, и молчит, хоть бы рот открыла.

- А что мы все на кухне, - продолжала Люба, - пошли в комнату, здесь опять заведут нудягу. Посуду только берите.

В большой комнате, она у них называлась кабинетом, хотя все они тут всегда торчали, спали, принимали гостей, горел верхний свет и настольная лампа, рядом с ней на письменном столе бутылка коньяка и большая бутыль-корзина с красным болгарским вином; на тахте, стульях разбросаны женские тряпки.

- Вот и славно, люблю, когда баб мало, - Люба налила себе в стакан вина, Ивану опрокинула в чашку коньяк.

- Стоп, Любаня, мне, пожалуй, сначала с ихними проблемами разобраться, а то Митя, гляжу, совсем загрустил.

- Чего грустить, пулемет нужен - облегчить господам христианам перемещение из этого мира в иной. А то здесь слишком хорошо. Вполне богоугодное дело - им только лучше, они ж к тому и стремятся!

- Про Льва Ильича мы все знаем, не удивит. Ну а Костя - тоже туда? - Иван держал свою чашку в руке.

"Чего это он вдруг заинтересовался? - подумал Лев Ильич, на него не похоже? А, вот оно что, ему надо прояснить отношения Кости с Любой - что, мол, за человек, откуда?.."

- Перестань, Иван, - сказал он, - тебе это совсем не нужно.

- Ты за меня и это знаешь?

- Вы, Митя, дослушайте, - отмахнулся Лев Ильич, - не обязательно соглашаться, но может, задумаетесь, - он вспомнил вдруг свой аргумент, ему дорогой. ("Хотя зачем я к нему привязался, чего я достичь хочу, я его и не знаю, а он добра желает...") - Вот, вы вспомнили про загаженную деревню, хотя там у всех холодильники и телевизоры. Верно, все загажено, сам видел. Но тут есть проблема посерьезней. Я был сейчас в командировке, жил на квартире у одной одинокой женщины, пожилой. Поселок, почти деревушка. Комнатка маленькая - не повернешься, а вся заставлена этой техникой - только полотера нет, потому без паркета живут - доски. А то бы купила и полотер. У меня, говорит, все есть, чего хочу, все могу купить. А какого мальчишки выбили у нее стекло играли в футбол, пришел сын, уже взрослый, женатый. Нет, говорит, мать, пока бутылку не поставишь, не вставлю... Вот в чем проблема, думается мне, а не в том, что у нее нет свободы слова - ту женщину я имею в виду - она ей и вовсе не нужна.

- Да что вы мне свои рождественские сказки рассказываете! - взорвался вдруг Митя. ("Тоже, что ль, пьяный?" - удивленно посмотрел на него Лев Ильич.) - Стекло разбили, сын у матери бутылку требует - нашли проблему! Вы мне тогда мою проблему разъясните, раз истиной обладаете. У меня тоже мать - да не в деревне, здесь в Москве, в почтовом ящике. И отец здесь - на Новодевичьем, вот вам, кстати, ухоженное кладбище - влазит в вашу концепцию? Так вот, я у нее бутылку не требую, а она на меня стучит - понимаете, что это такое? Стучит! И не от того, что ее затаскали, ноги-руки выкручивают - ладно б, она сама к ним ходит, наводит, без меня по моим ящикам шарит - куда их любительству, профессионалка! Вы б это мне объяснили...

- Мотать тебе отсюда нужно - и побыстрей, - вставил Иван.- Пусть их сами решают свои проблемы. Ты из-за них в лагерь загремишь, а они и не заметят за своим моральным совершенствованием. Уехали б тоже - пусть бы все отсюда уехали, а уж мы как-нибудь...

- Как - уезжать? - испугался Лев Ильич. - Вы ж здесь своим делом занимаетесь - Россию спасаете-исправляете?

- Ничего, мы ее и оттуда спасем, даже лучше, - сказал Митя и не улыбнулся. - По крайней мере видеть не будем тех, кого надо спасать, а то, верно говорите, ненависть появляется... А жрите-ка вы сами свое дерьмо, если оно так вам нравится! А мне еще пожить охота, как люди живут - по-человечески, да я и заслужил - каждый день ждешь стука в дверь!..

- Хватит, - сказал Иван, - а то наши девочки, а их у нас мало! - совсем заскучали. Люба-то где?

Люба вошла в другом уже платье, вечернем, на открытой груди бусы.

- Итак, поскольку муж в командировке, отсутствует, - сказала она, глядя мимо Льва Ильича, - кидаемся в разгул. Опять же серьезный повод, чтобы мальчики нас не позабыли, мало ли куда их закинет. Программа такая: за мной ухаживает Митя, за Кирой - Ваня, а Костю мы будем держать на скамейке для запасных - поможет, кто заскучает. Давайте, Митя, для начала выпьем на "ты".

Кира неожиданно засмеялась, громко так, все замолчали.

Ну вот, подумал Лев Ильич, живая она все-таки, хоть смеяться может.

- Заметано, - сказал Иван, - вон какая у нас будет остренькая ситуация. И опять, как всегда, его глаза поразили Льва Ильича - затаенно-грустные даже сейчас, когда ему коньяк явно в голову ударил. Он подошел к Кире, обнял ее, но она все смеялась, не могла остановиться. - Ну знаете, Кира, смеяться и целоваться две вещи несовместные, закон физики, между прочим... - Вот так он всегда острил - по-фельдфебельски.

Митя с Любой пошли на кухню, Лев Ильич вдруг обозлился на Костю: "Ну чего он сидит, зачем пришел?" - забыл, что сам его и привел. Тот пристроился у стола на тахте, смотрел с интересом: "Кино ему показывают, конечно, не часто такое увидишь!.."