Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)

Наше продовольствие с каждым месяцем ухудшалось, и неудивительно: с 1916 года уже вся Германия перешла на «карточную систему»; без продовольственной карточки нельзя было ничего купить, особенно в больших городах. Брюква и кормовая свекла составляли главное меню нашего стола. Количество жиров в пище было самое ничтожное.

Между прочим, кормили нас мясом какого-то морского животного (в мирное время – по признанию самих немцев – жир его употреблялся на смазку машин); в сыром виде оно издавало ужасный запах. Гуляя на нашем дворике, мы обходили тот угол здания, где в погребах лежали запасы этого «мяса», чтобы только не слышать этого зловония, а за обедом мы, голодные, съедали полностью свои порции, потому что других жиров не было. Переводчик уверял нас, что население, особенно ближе к фронту, питается еще хуже. Многие из нас от недоедания болели малокровием, особенно те, которые совершенно не получали посылок из России.

Когда, благодаря хлопотам трех русских сестер милосердия, посетивших лагери военнопленных в Германии, разрешены были нам прогулки группами без конвоя, в сопровождении только переводчика, мы старались во время этих прогулок, незаметно от переводчика, покупать съестные продукты у местных жителей, большей частью в обмен на разные предметы, присланные из России, например, взамен куска туалетного мыла давали нам один-два килограмма муки или даже кусок свиного сала, и т. п.

Этот обмен и, вообще, добывание продуктов у населения скоро стал известен комендатуре и был строго воспрещен.

Местное население относилось к пленным различно. Католики-немцы (вернее, онемеченные поляки) покровительствовали нам и охотно продавали за деньги (настоящие деньги мы с трудом доставали через немецких солдат) или обменивали на вещи съестные продукты, но немцы-лютеране (патриоты) встречали нас враждебно.

Бывали случаи, что иная немка впустит в дом свой пленного офицера, но сейчас же по телефону вызовет жандарма; последний на велосипеде быстро является и арестовывает пленного как незаконно зашедшего в частный немецкий дом, и с протоколом препровождает его в комендатуру. На наше счастье, в Верхней Силезии на домах немцев-католиков снаружи, при входе, обыкновенно висели иконы; это давало возможность узнавать, кто хозяева дома.

Скоро и наша комендатура стала делать обыск у тех офицеров, которые с прогулки приходили заметно потолстевшими: большинство приносило в карманах и за пазухой картофель. Уличив такого офицера в «незаконном сношении с жителями», комендатура лишала его на два-три месяца прогулок. Ввиду обысков многие пленные старались подкрепить себя пищею там, где покупали, не принося ее в лагерь.

Но, повторяю, немецкое население в это время само страдало от недостатка продуктов, каковые нужны были для пропитания огромных армий на бесконечном фронте. Народ нес громадные жертвы богу войны не только своими сыновьями – к концу 1916 года юными подростками, чтобы заполнить огромную убыль убитыми и тяжелоранеными в боях, но и сам страдал от постоянного недоедания.

Желание и необходимость скорее окончить войну все сильнее проникало в народное сознание.

В это время в «Курьере Познанском» мы с возмущением прочитали следующую статью под заглавием: «Новый метод войны»:

«Редактор главной газеты Prager Tagesblatt, член австрийского рейхстага г. Рудольф Келлер выпустил в последнее время брошюру, носящую название «Война с гражданским населением». В ней находим, между прочим, следующие заключения:

„Нелишние мысли говорят за то, чтобы мы, с целью скорейшего заключения мира, выгодно использовали наше положение, заключающееся в оккупации неприятельских территорий. Можно против наших неприятелей употребить репрессивные средства, которые заставили бы их самих хлопотать о мире.

Германия и Австрия в настоящее время обладают обширной территорией, принадлежавшей Франции, Бельгии и России, не говоря уже о Сербии. Можем употребить против наших врагов очень крутые меры, именно: возможно скорее лишить население занятых местностей жизненных припасов и одновременно прекратить подвоз их.

С уверенностью можно сказать, что способ этот вызовет в прессе французской, русской, английской взрывы негодования против «немецкого варварства», но разве это нам вредит? Зато средство это заставило бы тотчас же Англию и Францию начать мирные переговоры, несмотря на их явное до сего времени нежелание, потому что поняли бы, что они не имеют права бросать в объятия смерти несколько миллионов бельгийцев и французов.

Известный факт, что в наших руках находится судьба стольких французов и бельгийцев, убеждает нас, что мы в силе принудить их к миру. Употреби мы эту энергичную меру, не тратили бы и часа на продолжение войны!“»

Прочитав этот чудовищный проект, я невольно задумался о территории Литвы, где я провел всю свою жизнь до войны и где во время войны лично видел страдания литовского народа. Теперь вся Литва страдает от жестокой немецкой оккупации, а враг грозит еще новыми ужасами полной изоляции и уничтожения ни в чем не повинного населения голодом!

Недавно на прогулке, когда наша группа остановилась у барьера-проезда через железную дорогу, и проходил товарный поезд, немецкий фельдфебель со злорадством сказал мне: «Смотрите, герр оберст, какой чудный лес везут к нам в Германию! Это из вашей Литвы!»

И я увидел необыкновенно толстые, сажень в обхват, деревья, такие длинные, что едва помещались на двух платформах! Очевидно, немцы «выкачивали» из Литвы все, что могли…

Я уже знал из писем от своих, что литовцы не меньше страданий переживали от оккупации немцев, чем от военных операций: всякие насилия над оставшимся населением и «узаконенный грабеж» повисли в то время над беззащитной Литвой со стороны «культурных варваров».

Правда, автор этой брошюры не немец, а австриец, но, очевидно, у союзников велико было желание окончить войну в самом зените их завоеваний, если они решились выпустить в свет брошюру с таким ужасным, прямо сатанинским, предложением!

Ответные средства на содержание пленных. Немцы нашли в Августовском лесу наше знамя. Эпизод со знаменем в Сибири. Разорение церкви на чердаке. Приезд второй русской сестры милосердия.

В конце 1916 года ожесточение между воюющими сторонами возросло до крайних пределов. С этого времени начались бросания бомб в города с мирным населением, начали топить на море пассажирские пароходы и т. д.

В январе, в разрешенной для нас газете «Kurjer Polski» (17 stycznia [28]1917 г.) мы прочитали следующее официальное сообщение германского правительства, записанное мною тогда в свой дневник.