Виталий Сырокомский - Загадка патриарха

Еще мы дружили с Анатолием Рыбаковым и его женой милой Таней. Талантливый прозаик, участник войны, узнавший на собственном опыте, что такое сталинские репрессии, он вызывал у нас глубочайшее уважение и симпатию. Человек прямой, резкий, мужественный, он героически боролся со своей болезнью, вышагивая даже в самые сильные морозы по десятку километров. В то время Рыбаков напечатал ставший сразу знаменитым роман "Тяжелый песок", изданный потом во многих странах. Проникшись к нам доверием, он принес давно уже лежавшую у него рукопись другого замечательного романа - "Дети Арбата", оказавшегося в годы перестройки как бы знаком времени. А тогда, на пороге 80-х годов, трудно было предположить, что это произведение когда-нибудь у нас увидит свет. Но Рыбаков был в этом твердо уверен, его отличал незыблемый оптимизм...

Надо сказать, что поэты, особенно Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Гамзатов, Кулиев, Кугультинов, почему-то предпочитали отдавать свои новые стихи мне, а уж после моего приговора шли к Кривицкому и заведующему отделом публикаций Георгию Гулиа. Может быть, это объяснялось тем, что я, не будучи знатоком поэзии, был свободен от снобизма, а судил как средний интеллигент, средний читатель, искренне восхищаясь образными находками.

Поэты мне доверяли, но это не спасало меня от инвектив Чаковского и цековских чинов, когда я ставил на полосу "не то" и "не тех". Давление на меня оказывали и сверху, и снизу. Особенно "усердствовали" "правые". Некий Дм. Жуков, Анатолий Софронов, Петр Проскурин и прочие без зазрения совести требовали печатать хвалебные рецензии на свои книги, публиковать отрывки из их сочинений. Причем они всегда находили высоких покровителей с "вертушками". Не то что "левые".

Беззастенчиво действовал Д.С. Полянский. Пожалуй, никто в руководстве ЦК и правительства не читал столько художественной литературы. Но какой! Любимцами его были Анатолий Иванов, те же Проскурин и Софронов, Пикуль, Шевцов. Усилиями Полянского был издан мерзопакостный роман Шевцова "Тля".

Каждый раз, когда по делам газеты я приезжал к Полянскому (он ведал сельским хозяйством, а "ЛГ" часто выступала по аграрной тематике со спорными материалами), Дмитрий Степанович, закончив основную часть беседы, шел в свою комнату отдыха и с таинственным видом выносил очередной том одного из любимых авторов. На последних двух белых страницах книги крупным детским почерком была написана "рецензия": о чем книга, какие герои особенно удались писателю, что не совсем удачно и т.д. Все это казалось бы смешным, если бы речь не шла о столь могущественной фигуре. Характерно, что в Токио, куда Полянского позднее отправили послом, я увидел в его кабинете на приставном столике стопку книг все тех же авторов: прислали новинки... Даже из Токио он пытался оказывать влияние на литературный процесс.

Чтобы хоть как-то противостоять давлению сверху и дать читателю мало-мальски объективное представление, мы ввели гибкую рубрику "Два мнения об одной книге" (снова пресловутый "баланс"!). Мнения часто бывали полярными, но редакция таким способом предоставляла читателю возможность самому судить о достоинствах и недостатках той или иной книги.

Постепенно первая тетрадка преображалась. То, что привлекало читателя во второй - дискуссионность, проблемность, острота, - перекочевывало мало-помалу в первую половину газеты, несмотря на сопротивление нескольких членов редколлегии. "Круглые столы", анкеты среди критиков по злободневным темам, переписка с читателями - эти газетные формы стали доминировать и на литературных страницах.

Украшала первую тетрадку восьмая полоса - "Искусство", которую вели писатели Борис Галанов и Тамара Чеботаревская. Там печатались оперативные рецензии на театральные и кинопремьеры, на выставки художников и телепрограммы. Ценились свежесть мысли, новизна подачи. Вскоре "гвоздем" полосы стали "Диалоги "ЛГ", которые изобретательно организовывал Григорий Цитриняк. Он сводил в этих диалогах известных режиссеров и композиторов, артистов и живописцев, архитекторов и дизайнеров, искусствоведов и критиков. Большой интерес у читателей вызывал и раздел "Почта 8-й полосы", где сталкивались самые противоречивые взгляды.

Но, несмотря на все перемены, лицо "Литературной газеты" определяли все же отделы внутренней жизни и, бесспорно, международный отдел.

За что мне стыдно

Международный раздел в те годы во многом приумножал известность "ЛГ". Происходящее за рубежом еще живо интересовало наших читателей. Каждая полоса имела свое лицо. 9-я - оперативная, "контрпропагандистская", скандальная, она вечно с кем-то воевала, кого-то разоблачала. 14-я - проблемы международной жизни, серьезный анализ; здесь выступали известные писатели, журналисты, дипломаты, ученые. 15-я - зарубежная культура, прежде всего литература. Причем эта полоса знакомила с произведениями выдающихся литераторов разных стран, еще недоступными советскому читателю.

Интервью с крупными политиками - президентами, премьер-министрами, министрами иностранных дел - были моей монополией. Особенно запомнилась мне беседа с федеральным канцлером ФРГ Гельмутом Шмидтом, известным экономистом. По протоколу мне уделили 45 минут, но беседа продолжалась полтора часа. Речь шла прежде всего о торгово-экономических отношениях наших стран. Я осмелился разговор проходил в очень дружественной обстановке - на одно критическое замечание:

- Смотрите, господин канцлер, как умно поступили итальянцы: они помогли нам построить огромный автомобильный завод. И теперь сотни тысяч советских граждан, купивших "Жигули", ассоциируют Италию не только с Муссолини, но и с современными удобными легковыми автомашинами. А что поставляет нам ФРГ? Трубы, станки, химикаты, то есть то, что нам, конечно, очень нужно, но не доходит до семьи среднего русского. Построили бы вы нам, скажем, предприятие, выпускающее мотоциклы или магнитофоны, то есть заводы, продукция которых пользовалась бы широким спросом. Это наверняка благоприятно повлияло бы на отношение к Германии сотен тысяч русских, первым делом вспоминающих Гитлера и фашизм.

- А что, интересная мысль, запишите, - сказал канцлер своему статс-секретарю.

Дома, когда я рассказывал об этом эпизоде в Министерстве внешней торговли, один многоопытный чиновник скептически ухмыльнулся:

- Вот военно-промышленный комплекс и приберет к рукам этот ваш мотоциклетный завод. Ему только подставься! На запросы потребителей оборонщикам наплевать. Они даже не передают достижения первоклассной технологии гражданским отраслям!..

Ну и намучился я потом с этим интервью! Из Бонна в посольство ФРГ в Москве передали полный текст беседы, и посольство требовало, чтобы я точно воспроизвел слова канцлера, в том числе "Берлин" (а у нас полагалось писать "Берлин - столица ГДР" и "Западный Берлин"), "германский бундестаг". В те годы это была страшная крамола. Приведи я эти формулировки, ГДР закатила бы скандал. Тупик. Обе стороны настаивали на своей терминологии... Спас меня Вадим Загладин, 1-й зам. заведующего Международным отделом ЦК КПСС. Он посоветовал: