Борис Зайцев - Том 8. Усадьба Ланиных

Гаммер. Po-khi-to-nov! Звучная фамилия. Можно подумать, что это наш посланник в Буэнос-Айресе. А он всего на бегах служит.

Таня. Тетя Маша, вы меня б как-нибудь взяли с собой, в попечительство.

Марья Алексеевна. Тебе, пожалуй, трудно будет (как бы спохватившись) . Конечно, пойдем.

Елена. Благотворительность, благотворительность!

Марья Алексеевна. Над нами много подтрунивают. Конечно, это капля.

Гаммер. Голодные силуэты должны умирать. Закон.

Марья Алексеевна (Елене) . Между прочим. Я нынче утром была на Немецкой. По этим же делам. И видала там – тебя. Ты меня не заметила.

Елена. Моя портниха переехала на Немецкую.

Марья Алексеевна. Ты шла с каким-то высоким господином. Брюнет, не русский тип.

Елена. Это муж портнихи. Он меня провожал.

Женя (Гаммеру, смеясь, вполголоса) . Мама все врет, я знаю.

Гаммер (делает жест, как бы ракеткой) . Бекенд, но неудачный.

Женя (громко) . Люблю темные истории! (Андрей выходит, пожимая плечами.)

Елена (резко) . Что ты там болтаешь, Евгения? Какие темные истории?

Женя. Это я так, пустое. (Вынимает часы.) Да, мать, имей в виду, что в двенадцать придет мой фехтовальщик. Я должна переодеться, позавтракать.

Елена. Превосходно. Я сейчас же полечу торопить тебе завтрак!

Марья Алексеевна. Когда я проходила, еще не накрывали.

Таня. Я пойду, скажу, чтоб поскорей. (Уходит.)

Похитонов. Хотя Марья со мной не согласна, я полагаю, что самое мудрое – пить коньяк.

Женя (подходит и берет его под руку) . Послушайте, вы, господин аргентинский посланник, не угодно ли вместо коньяку пройтись перед завтраком к реке? Берите супругу. С нами Гаммер, и идем. Там бродит где-то наш Андрей. Вернее, угрюмый Антоний.

Похитонов. Почему Антоний-с?

Женя. Свирепый пустынножитель. Он нас презирает.

Марья Алексеевна. Он просто серьезнее вас. (Встает, чтобы идти.)

Похитонов (жене) . Руку!

Марья Алексеевна. Нет, я с Таней хочу поговорить.

Похитонов, Женя и Гаммер спускаются по аллейке вниз Марья Алексеевна уходит к дому.

Гаммер. Всякие пустынножительства – это устарело. Если силуэт станет монахом, он погиб.

Коновалов. Черт знает, что за слова нелепые. Силуэт!

Елена. Просто он людей называет силуэтами. Отчасти даже верно.

Коновалов. Это что ж, кавалер Евгении?

Елена. Да. Их спорт сближает.

Коновалов. Ну и ты, конечно? Тоже сближаешь?

Елена. Если что-нибудь дурное делается, то это всегда я.

Коновалов. Да пускай сближаются. Мне все равно.

Елена. Если б Андрея касалось, не было б все равно.

Коновалов (очень холодно) . Андрей совершенно другое дело. Тут и общего нет.

Елена. О, конечно. Я не смею претендовать. Андрей особенный, необыкновенный. Кроме того, он сын Натальи.

Коновалов. Этого нам не следует касаться.

Елена. Андрей меня всегда не любил. И теперь не терпит. Я хотела его сейчас поцеловать, – он отвернулся, как от зачумленной. Отчасти понятно. Я ему мачеха.

Коновалов. Меня Андрей назвал сегодня фабрикантом, блюстителем честности. Что я мог ответить? Я и есть покупной директор правления.

Елена. Как покупной?

Коновалов. Так. Много лет тому назад ты купила меня. Я тебе и Андрея продал.

Елена. Что ты говоришь? Прямо с ума сошел, кажется?

Коновалов. Нет, с ума я не сходил.

Елена. Как же не сошел? Восемнадцать лет прожил, и вдруг решил, что его купили.

Коновалов. Я и раньше так думал. А теперь стал особенно думать.

Елена. Почему ж это теперь?

Коновалов. Есть причины.

Елена. Это что ж за причины?

Коновалов. Ну, тебе все равно.

Елена (встает) . Скучный, мрачный человек. Всякие таинственности, упреки. Я его купила. Скажите пожалуйста. Какой бриллиант. Ну, конечно. В нашей жизни есть ложь, мерзость.

Коновалов. Да. Ты много лжешь, я чувствую.

Елена. Разумеется. Как и ты. Это все глупости. С тобой тяжело (вздыхает) . Тоска, тоска. Не с кем слова сказать. С Похитоновым философствовать? (Нервно ходит взад и вперед.) Вздор, понятно, что на автомобиле было весело. Хорошо. Что же это за причины, что ты вдруг о жизни задумался? Уж не Танечка ли? (Хохочет.) Я его поддела! Я знаю за тобой кое-что, господин покупной директор!

Коновалов. Шпионишь?

Елена. Нет, врешь, не шпионю. Но кое-что знаю.

Коновалов. А я тоже знаю, что на Немецкой ты была нынче не у портнихи.

Елена гневно ударяет кулаком по столу.

Входит Андрей.

Елена. Еще один вздыхатель.

Андрей. Это ты… про меня?

Елена. Да! Про тебя.

Андрей. Не понимаю, почему ты так говоришь.

Елена (продолжает быстро ходить) . Меня папенька твой обозлил.

Коновалов. Наши дела Андрею неинтересны, Елена.

Елена. Хм! Неинтересны. Почему знать? (Вдруг останавливается, с бледной кривой усмешкой.) Подложить тебе свинью, Федор?

Коновалов. Как угодно.

Елена (в бешенстве) . Чиновник! Как угодно! Всю жизнь только и делал, что строил кислые рожи.

Коновалов. Я тебе говорю, что препираться мы можем и без Андрея.

Андрей. Мне все равно.

Елена. В папеньку. Весь в отца. Ну, так и знай же, что у отца роман с хроменькой. Ведь и тебе она, кажется, нравится?

Мгновенное молчание. Андрей подходит к ней совсем близко, весь белый.

Андрей. Послушайте… уйдите.

Елена. Душить меня собираетесь? Благодарю. Нет уж пожалуйста.

Быстро удаляется. Небольшая пауза.

Коновалов. Сумасшедшая женщина.

Андрей (садится в плетеное кресло, как бы в сильной усталости) . Отчего же сумасшедшая?

Коновалов. Сумасшедшая, безумная. Как все здесь.

Андрей. По-моему, напротив. Здесь все очень разумны.

Коновалов (волнуясь) . Тебе надо прочь, на свежий воздух. Уезжай за границу. Живи. Учись. Тут пропадешь. Я давно это сказать собираюсь. Уходи!

Андрей (более твердо) . Да, мне надо уйти.

Коновалов. Ты будешь учиться в Германии. В маленьком городке, среди лесов. Поедешь по Рейну. Будешь бродить пешком, в костюме туриста, по горной стране. Пройдешь Швейцарию, до Сен-Готарда. Оттуда увидишь юг. (Горячо.) Сын, уезжай, непременно! Я хочу, чтобы из тебя вышел иной человек, не такой, как я. Тебя интересует философия. Учись. Занимайся искусством. Быть может, твоя жизнь будет достойнее моей. Ну, дай мне руку.