Борис Зайцев - Том 8. Усадьба Ланиных

Подходит, хочет обнять его. Андрей отстраняется.

Андрей. Не надо.

С балкона сходит Похитонов.

Похитонов. К завтраку Матвеич добыл такой спаржи, – что-то исключительное. Должен сказать, что некоторые блюда, например, устрицы, спаржа, стерлядь, приводят меня в транс. Я, конечно, человек порочный. А, вы тут разговариваете. Меня стесняться не надо.

Смущенно закладывает руки в карманы и проходит.

Андрей. Ты, отец, не беспокойся. (Встает.) Я уйду.

Небольшая гостиная в доме Коноваловых. Обстановка сдержанная, не без вкуса. Время около полуночи. Из сада доносятся голоса: у Жени гости, день ее рождения.

За пианино, спиною к зрителю, сидит Андрей Он играет сонату Бетховена Справа и слева от пианино – двери. В правых дверях, в портьере тихонько показывается Таня. Только момент он не замечает ее. Потом прекращает игру.

Андрей. Меня не обманешь. Я чувствую твои шаги.

Таня (опирается на палочку) . Жаль. Я хотела незаметно послушать музыку. А то в саду слишком шумно.

Андрей. Женя веселится!

Таня. Вытащили под липы стол, висят фонарики. Много неизвестных мне молодых людей. Конечно, вино. (Улыбается.) Но ты верен себе, и даже глазом не взглянул на все это.

Андрей. У меня с ними плохо клеится. Играю. Но в сущности, и это вздор. Я очень скверный музыкант. Как был бездарен в двенадцать лет, когда разучивал этюды Hanon, так и остался.

Таня. Чтобы так играть, как ты, надо быть сколько-нибудь способным.

Андрей. Сколько-нибудь! Сколько-нибудь я ко всему способен, а как следует – ни к чему.

Таня. Скажи, правда, дядя Федя хочет отправить тебя за границу, в Германию?

Андрей. Уж рассказал!

Таня. Что ж тут удивительного? Ты ему сын. Конечно. Ему интересно… про тебя.

Андрей (встает) . Ну что там рассуждать о моем будущем? Это тебе не идет. (Перебирает журналы на столике.) Если б Елена так говорила, я б еще понял, а ты… Вообще, у тебя со мной неправильный тон. Ты ходишь вокруг да около, боишься прямого, все меня оберегаешь.

Таня. Я не знаю, Андрей. Не могу ж я так держаться, будто ты мне неприятен.

Андрей. Неприятен! Что за слова.

Таня. По-моему, дядя Федя прав, что тебе надо уехать. Будь я твоим отцом, то же самое б сказала.

Андрей. Конечно, прав. Непременно уехать, заниматься философией, искусством, дабы создать себе жизнь, более достойную, чем у него. Все его слова. И как легко их говорить! Но чтобы все это проделать, надо стремиться, сильно хотеть эту науку, и эту Германию. Почему вы думаете, что я именно хочу их? Обо мне составилось мнение, что я серьезный, замкнутый юноша, и мне предстоят какие-то горизонты. Это все пустое. Просто я немного грамотней Гаммера. Потому так и кажется.

Таня. Ты же сам раньше говорил, что тебе тут не нравится. Что хотелось бы новых людей, простора, творчества. Господи, я так тебя понимаю.

Андрей. Раньше! Может, и говорил. Теперь ничего этого нет.

Таня. Андрей, а если это тебе кажется только?

Андрей подходит к пианино и берет аккорды похоронного марша Шопена.

Андрей. Я был раз на католическом отпевании. Когда выносили гроб, орган играл этот марш. Я всегда в церкви, на похоронах или свадьбе, думаю: придет день, и ты будешь лежать здесь, лицом вверх, и над тобой будут кадить священники, и напевы эти зазвучат.

Таня. Бог с тобой!

Андрей. Не безразлично ли? Жизнь, смерть…

Таня. Бог знает, что говоришь! Ты что-то думаешь, и что думаешь, то нехорошо: грех.

Андрей. Весной, в прошлом году, я страшно тосковал. Раз я сидел в саду и о чем-то думал. Ты подошла. Был очень солнечный день. Ты была в светлом платье, с маленькими голубыми цветочками. Что ты прихрамывала, это прекрасно было. Ты вся была, как волшебная Сандрильона. Ты сказала: «Андрюша, поедем кататься по Москве-реке».

Таня (смущенно) . Да, помню.

Андрей. Я тогда же понял, что все безнадежно. Я чуть не умер в ту минуту от счастья, и тоски. Я стал другим. Прежде много читал, учился. Хотелось иной жизни. Но это ушло. Я жил как во сне. Постоянно думал о смерти: «Тебе надо уйти отсюда!» Как он это странно сказал.

Таня. Да… вот что… Да ведь он это про то: из этого дома уйти.

Андрей. Я уж тогда чувствовал, что ты любишь. Но все-таки… ясно я не знал.

Таня. Господи, как это я…

Андрей (опускает руку в карман) . Здесь у меня револьвер лежит. Я его давно ношу.

Таня. Слушай, Андрей, это что ж такое?

Андрей. Ничего. Никому не опасно. Я знаю теперь все про тебя, и отца. Но это никому не опасно. Мне просто нравится: вот у меня в кармане смерть. Маленькая, блестящая. (Вынимает револьвер и гладит его.)

Таня. Я от тебя этого не ждала.

Андрей. Не беспокойся. У меня с детства любовь к оружию. Я ребенком возился с ружьями, и помню, любил взвести курок и приставить дуло к виску. Момент – и тебя нет. Может, это наследственное. Моя мать была меланхоличка.

Таня (просительно) . Ну к чему! Отдай мне.

Андрей (прячет револьвер) . Правда. Дурной тон.

Таня (встает и делает несколько шагов) . Если б я так рассуждала, так и мне надо травиться.

Андрей. Почему ж тебе?

Таня. Значит, потому же. Значит, надо было б.

Входит Елена, за ней Похитонов.

Елена. Я так и знала, что они тут. Где же им иначе и быть.

Похитонов. Ты напрасно так волнуешься, Еленочка.

Елена. Ах, брось пожалуйста! Ничего не волнуюсь (Тане и Андрею) . Ничего, что мы пришли? Может быть, это глупо, но мне вдруг захотелось прийти.

Андрей (несколько удивленно) . Да. Разумеется, ничего.

Елена. Там меня заставили в жмурки играть, такая глупость. Зачем в жмурки, когда уже все знают, все кончено. А мне захотелось с Андреем поговорить. Там один сказал про меня, я слышала: лишнее выпила. Врет. Я трезвая.

Похитонов. И не могла ты ничего выпить, я же видел.

Елена (смеется) . Ах, вот у меня защитник отличный. Мы с тобой вообще прелесть. Его на подсудимую скамейку тащат за растрату, а он за меня заступается.

Похитонов. Ну, Еленочка, это другое дело.

Елена. Да, Андрей, самое-то главное. (Берется рукой за голову, как бы вспоминая.) Самое главнейшее. Танечка, это и тебя касается.

Андрей. Уж вы пожалуйста…

Елена. Нет, ничего. Простая вещь. Я вообще страшная дрянь, а тогда особенно. Я на днях при Андрее Федору одну гадость сказала. Вот, про них. (Показывает пальцем на Таню и в пространство, где подразумевает Коновалова) . Про них. Это не я одна знаю, положим. Были и сплетни, и даже письма. Знаю. Но все-таки, я как дрянь поступила. (Тане.) Андрей меня почти выгнал. Прав был, конечно. (Медленнее и как бы покойнее.) А мне сегодня так стало горько. Что я ни сделаю, все выходит плохо. Мне захотелось, чтобы ты на меня не сердился, Андрей. Не то слово: не сердился – простил.