Игорь Тарасевич - Мы должны говорить друг с другом

------

* Медицинская справка по установленной форме (No 286) для поступления в вуз.

------

Несколько месяцев после школы Костя работал вахтером краеведческого музея: зарплата 90 рублей. Иногда приезжали иностранцы - город у них был древний, славный, с кремлем и набережной, музей хороший. Кажется, и ойкуменцы бывали. Сидя при входе за столиком-обрубком, Костя ненавидяще смотрел на их синие мягкие ботинки под чистыми, почти не надеванными, джинсами, на чистые лица, неуловимо отличающиеся от простых лиц вокруг... Не-ет Костя не мог превратить занятия ойкуменским в балаган.

Влетев в квартиру, Костя бросил на стол сумку и схватил с полки русско-английский словарь. Чужие буквы запестрели перед глазами. Тут все было четко, ясно - муравьиный петит русских слов непреложно толковал чужую речь, не оставляя места сомнению Но где взять ойкуменско-русский? Не зная, как разрешить возникшие подозрения, Костя с криком попытался разодрать словарь пополам - не вышло. Мать выглянула из кухни. Когда-то задорное курносое лицо активистки теперь расплылось. К Шуре давно никто не ходил. Сейчас она, приоткрыв дверь, смотрела на сына из-под опухших век.

- Пришел? - спросила она, - Поешь гречки. Не хочешь? На масло... - Она повернулась

к холодильнику. - Поешь...

- Не хочу.

- Ты же не ел с утра, - тупо произнесла Шура, словно не слыша, - поешь немного.

- Я не хочу, мама, не хочу! Сколько можно повторять, черт возьми!

- Господи, что я такого сказала? - на лице Шуры изобразились обида и удивление, - Бешеный! Как с тобой говорить, я не знаю.

- Никак!

Руки и ноги у Кости подергивались, но сознание было чистым, включенное только на себя, работало безостановочно.

"Межбиблиотечный абонемент! - мелькнуло у него в голове, - МБА! МБА!"

Костино лицо исказила улыбка. Все еще дергаясь и подпрыгивая, он выскочил за дверь, тут же вернулся, рванул ящик секретера, лапнул паспорт. Тут приступ кончился. Скалясь и прищуриваясь, Костя зашел в кухню, поглядывая на мать, медленно выцедил стакан холодного чая, глядя в пространство, выдохнул - фу-у-у-у! - и отправился в библиотеку.

УРОК No 2

Запишите:

аффиксы спряжения глаголов

bau - 1 лицо ед. числа

dau - 2 лицо ед. числа

pau - 3 лицо ед. числа

bauno - 1 лицо мн. числа

dauno - 2 лицо мн. числа

starca - 3 лицо мн. числа

Запомните:

aj - отрицательная частица (ставится перед отрицаемым)

suca - соединительный союз

chu - аффикс творительного падежа

К следующему уроку:

hvacer - быть (существовать)

bencer - иметь

teleca - хотеть (желать)

cacao - надо (необходимо)

mingrel - грузин

hrapcer - спать

Переведите предложения:

Bum belcerban dumcha. Dum hrapcerdau suca mingrelcha. Bum ajtelecerbau hrapcer suca dumcha. Bum ajbelcerbau dumcha. Bum crugcerbau tammf belocha *.

-----

Я тебя люблю. Ты спишь с грузином. Я не хочу спать с тобой. Я тебя не люблю. Я жду большую любовь (ойкум.).

-----

Голова болела, во рту словно эскадрон ночевал: вчера перебрали с ребятами. Хочуван, проснувшись, разодрал глотку, как тигр, сделал ртом "а-э-а", сплюнул в открытое окно. Слюна вылетела длинная, коричневая, словно шоколадная, шлепнулась оземь. Хочуван провел рукой по усам и сплюнул вновь вышло побелее. Он пошевелил сильными плечами, встал, зашлепал босиком к рукомойнику, умылся, разбрызгивая по комнате воду и фырча, как левиафан; пошел в парк.

Ночью шел дождь, машина была сырая. Хочуван вытер ладонью крашеную ручку "зилка", тряхнул рукой. Вода забрызгала, как и половицы в комнате, твердый песчаник под колесом - на гладком камне остались темноватые крапинки - между разводами мазута, бензина и грязи. Хочуван еще раз сплюнул туда же, под колеса.

- Тамма бель-е, - сказал Хочуван себе в усы.

Надо было бы, конечно, принять в организм сто с прицепом - для поправки, но в карманах свистел ветер - по нулям. Хочуван вспомнил вчерашний день, так хорошо начавшийся с урока ойкуменского, с нового счастливого чувства ума и науки, закрепленных свежим пивом, общением с уважаемым человеком. Вчера он хотел было проводить Ивана Андреевича до дома, но ребята подошли, окружили, понеслась душа в рай. Никулин быстренько попрощался и ушел. Хочуван, разогретый общностью интересов, - как-никак, им было о чем поговорить с преподавателем, - порывался за ним. Не пустили; гогоча, крепкими, как и у самого Хочувана, Руками ухватили его за клетчатую рубаху.

Добавили по маленькой. Была заначка, пять рябых - слизнули.

- Слышь, Верунчик... Верусик, - заканючил Хочуван, согнув спину перед прилавком

диспетчерской, - Выручи до завтра, а? Троячок... А? Не мне - организму надо...

- Не говори, Алексей, и не говори!

- Ты ж всегда, как мать родная...

- Иди... мать... - сказала диспетчерша, хватаясь за телефон, - а то путевку не дам. Будешь работать сегодня?

Хочуван, вздохнув, отошел с путевым листом от прилавка, схватил было за руку хозяина "уазки" - персоналки Жихарева, тот возил председателя райпо, всегда был при деньге.

- Нету!- отрезал тот.

- Жлоб сучий!- сказал ему Хочуван, - Попроси еще зажигание переставить.

- Ага, - сказал на это Жихарев равнодушно.

Матерясь и время от времени сплевывая в окошко кабины, Хочуван выехал, со скандалом и криком, без очереди налил на нефтебазе полную бочку и порулил по проселку. У концевого вентиля бензовозки неслышно для водителя билась о сталь маленькая латунная пломбочка.

Звук толкал машину вперед: сколько? - полметра клиренс, тонкие ржавые ромбики стальных рессор, подвеска, над метровым колесом - ступень кабины, сиденье персидского шаха - мягкое - еще полметра, да еще столько же. Метр туловище - с руками за баранкой. И сверху, от дороги совсем высоко-голова с усами. Двигатель натужно гудел, и с высоты широкий мир разворачивался перед глазками Хочувана. Неизменным, постоянным было стекло кабины - на его выпуклый лоб нависли, словно черные прядочки, щетки дворников, а все остальное менялось под взглядом. На поворотах, чуть переложи, словно штурвал, баранку, передок машины начинало тянуть вбок, и округа скользила со стороны на сторону, словно в игровом автомате, и втягивалась под идущее малым радиусом колесо, быстро мелькающее из-под крыла грубыми, родными ребрами покрышки. Сплюнув, Хочуван перекладывал штурвал в обратную сторону, и колесо уходило в глубь, в нутро машины, округа начинала скользить назад, и капот снова нависал над дорогой впрямую, двигатель под клепаным зеленым листом вскидывался на перегазовке, но болты держали его мертво, и двигатель тянул свое "а, а, а, а", и под вой грунтовка кушалась безостановочно, и становилась, пережеванная колесами, стоячим на жаре облаком коричневой пыли. Облако не сходило десять-пятнадцать секунд - там, где прошла машина Хочувана, вмиг набивавшиеся взвешенной пылью глаза идущего по дороге не видели ничего, губы выплевывали песчаную пудру: