Александр Грин - Том 4. Алые паруса. Романы

В последующей критике «защитники» Грина, как правило, стремились подчеркнуть, что его города имеют реальные черты и что его герои близки по духу революционным тенденциям современности. «Противники» же писателя, напротив, наращивали арсенал средств для идеологических атак, отлучая его творчество от реальности и современности, от отечественных корней [28]. В действительности обе позиции вели к крайностям и упрощениям. Критика более позднего времени показала, что писатель остается интересен прежде всего силой своей выдумки, своей «всеврсмснностью» (основывающейся на истинной современности), а не тем, как он понимал суть развития социально-классовых отношений эпохи. Те, кто утверждал, что писатель «не покинул сказочного бульвара Секретов и не вышел на площадь Революции» [29], были в определенной степени правы.

Думается, что справедливы суждения об универсальной, общечеловеческой значимости образов Грина [30], и не следует искать в его произведениях «поэтического заострения тенденций общественного бытия», изображения и разоблачения «характерных примет капиталистической системы», «буржуазной морали» и т. п. [31]

Писатель напряженно искал «наиболее общий строй природы, цивилизации, истории, человеческой психики». Поэтому мечтатель Грин, создавший «свою наивную, но проницательную феноменологию приключений человеческого духа в начале XX века», сегодня предстает перед нами еще и как «мыслитель – автор причудливых и емких парабол об уделе человеческом. Они еще не раз помогут людям…» [32].

Алые паруса *

Феерия. Отдельное издание. – М.-Пг.: Л. Д. Френкель, 1923. 141 с. Глава «Грэй» печаталась ранее в газете «Вечерний телеграф» (Литературный подвал) – Пг., 1922, 8 мая, № 1, с. 3–4. При жизни А. С. Грина феерия вышла еще раз отдельным изданием (Харьков: Пролетарий, 1926. 116 с), была включена в ПСС – т. 12. Корабли в Лиссс. Повести и рассказы. Л., Мысль, 1927.

Каперна. – Не случайно, вероятно, название селения было выбрано Грином по ассоциации с Капернаумом – «городом древней Палестины, жителям которого, по евангельскому преданию, Иисус предрек суровую участь за нечестивость» (Ковский В. Е. Романтический мир Александра Грина. М., 1969, с. 87).

«Летучий Голландец» – по средневековой морской легенде, призрачный корабль без экипажа или с экипажем из мертвецов, обреченный никогда не приставать к берегу; обычно предвестник бури.

Фантом – призрак, привидение, созданные воображением.

Лафит – сорт вина.

Аликанте – вино, названное по местности в Испании.

Кромвель Оливер (1599–1658) – деятель Английской буржуазной революции XVII в. (как бы «совмещал» в себе Робеспьера и Наполеона в событиях английской революции).

Робин Гуд – легендарный герой английских народных баллад, боровшийся с нормандскими завоевателями, неустрашимый атаман разбойников, защитник обиженных и бедняков.

Орфей – в древнегреческой мифологии сын музы Каллиопы, завораживавший своим пением не только людей, но и диких зверей, деревья, скалы, реки. Мифы об Орфее – участнике похода аргонавтов, изобретателе музыки, верном возлюбленном Эвридики, спустившемся за ней в царство мертвых Аид, использованы в литературе, изобразительном искусстве и музыке.

Арабеска – музыкальное произведение, изящное, причудливое и непринужденное по своему мелодическому строю.

Бёклин Арнольд (1827–1901) – швейцарский живописец, представитель символизма и стиля «модерн»; в фантастических сценах, часто на мифологические темы, сочетал символику с натурализмом («Остров мертвых», 1880).

Иона – библейский пророк, по преданию, побывавший в чреве кита и вышедший оттуда невредимым.

Пороховая ступка Бертольда. – Одним из первых изобретателей пороха и огнестрельного оружия в Европе XIV в. считается немецкий монах Бсртольд Шварц.

Аспазия (Аспасия) – выдающаяся женщина Древней Греции, отличалась умом, образованностью и красотой; в ее доме собирались художники, поэты, философы. Жена афинского вождя Псрикла (с 445 г. до н. э.).

Один из первых рецензентов феерии отмечал: «Милая сказка, глубокая и лазурная, как море… Грин любит выдумку, маскарад, экзотику, все необычное и не похожее на действительность, но в свои произведения он обязательно вносит душу, жизнь…» (Красная газета. Веч. вып. Пг., 1923, 29 марта, с. 6). Резко противоположное мнение высказал другой критик, назвав повесть «паточной феерией»: «…какая же это дешевая сахарная карамель! И кому нужны его россказни о полуфантастическом мире, где все основано на „щучьих велениях“, на случайностях… Пора бы, кажется, делом заняться» (Литературный еженедельник: издание «Красной газеты». Пг., 1923, 27 января, с. 15). Отдадим должное проницательности критика Н. Ашукина: «Новая книге Грина на титульном листе названа повестью, но на шмуцтитуле стоит другой подзаголовок: феерия. Мы не знаем, есть ли в этом различии подзаголовков воля автора или (что теперь часто) типографская ошибка; ошибка в данном случае счастливая. Сказочное волшебство феерни, сливаясь с четкостью жизненных образов повести, делает „Алые паруса“ книгой, волнующей читателя своеобразным гриновским романтизмом» (Россия. М.-Пг., 1923, № 5, с. 31). Неиспользованные варианты феерии свидетельствуют о том, как долго искал Грин форму повествования, точно отвечающую его замыслу.

Повесть была задумана в 1917–1918 гг. В период гражданской войны А. Грин был мобилизован в Красную Армию и некоторое время служил связистом. В его вещевом мешке хранилась смена белья и главы начатой повести «Красные паруса». Писатель сделал первый набросок – мысли его кружили вокруг революционного Петрограда. Очевидно, что город не вызывал у него восторга. Напротив, нагнеталось ощущение подавленности и отчуждения: «…разрушение можно было подметить в лицах даже красногвардейцев, шагавших торопливо, с оружием за спиной, к неведомым целям… Нева казалась пустыней, мертвым простором города, покинутого жизнью и солнцем… В атмосфере грозной подавленности, спустившейся на знакомый, но теперь чужой город, было нечто предвосхищенное: де Лом (один из неиспользованных образов первого варианта феерии. – А. Р.) как бы пришел из будущего в теперешнюю, ставшую прошлым, историческую эпоху. Так бы почувствовал себя человек нашего времени, обращенный к наполеоновским войнам или к французской революции…» (ЦГАЛИ, ф. 127, оп. 1, ед. хр. 1). Творческое воображение Грина искало «необычных обстоятельств», способных передать его жажду преодоления «некоего длительного несчастья или ожидания», как сказано в этом первом наброске феерии. В нем стоит обратить внимание и на фразу о «фантастической войне всех против всех, напоминающей циклон, где место пыли заняли человеческие дела и судьбы…».