Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Как умирают русские солдаты

Когда рота переб ѣжала черезъ мостъ, Чеченцы были отъ нея уже гораздо дал ѣе ружейнаго выстр ѣла, но, не смотря на то, между нашими показался дымокъ, другой, третій, и вдругъ б ѣглый огонь по всему фронту роты. Звукъ этой трескотни выстр ѣловъ секундъ черезъ 50, къ общей радости толпы зрителей, долет ѣлъ до насъ.

– Вотъ она! Ишь пошли! Пошли, пошли-и! На утекъ, – послышались 7 въ толп ѣхохотъ и одобренія.

– Ежели-бы, то-есть, постепенно отр ѣзать ихъ отъ горъ, не могли бы себ ѣуходу им ѣть, – сказалъ балагуръ въ синихъ штанахъ, обращавшій своимъ разговоромъ вниманіе вс ѣхъ зрителей.

Чеченцы, д ѣйствительно, посл ѣзалпа поскакали шибче въ гору; только н ѣсколько джигитовъ изъ удальства остались сзади и завязали перестр ѣлку съ ротой. Особенно одинъ на б ѣломъ кон ѣвъ черной черкеск ѣджигитовалъ, казалось, шагахъ в 50-ти отъ нашихъ, такъ что досадно было гляд ѣть на него. Не смотря на безпрерывные выстр ѣлы, онъ разъ ѣзжалъ шагомъ передъ ротой; и только изр ѣдка около него показывался голубоватый дымокъ, долеталъ отрывчатый звукъ винтовочнаго выстр ѣла. Сейчасъ посл ѣвыстр ѣла онъ на н ѣсколько скачковъ пускалъ свою лошадь и потомъ снова останавливался.

– Опять выпалилъ, подлецъ, – говорили около насъ.

– Вишь, сволочь, не боится. Такое слово знаетъ, – зам ѣчалъ говорунъ.

<���– Зад ѣло, зад ѣло, братцы мои, – вдругъ послышались радостныя восклицанія: – ей Богу, зад ѣло однаго! Вотъ важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили Чорта однаго. Что, дофарсился, братъ? – и т. д. Д ѣйствительно> Между Чеченцами вдругъ стало зам ѣтно особенное движеніе, какъ будто они подбирали раненнаго, и впередъ ихъ поб ѣжала лошадь безъ с ѣдока. Восторгъ толпы при этомъ вид ѣдошелъ до посл ѣдних пред ѣловъ – см ѣялись и хлопали въ ладоши. За посл ѣднимъ уступомъ Горцы совершенно скрылись изъ виду, и рота остановилась. —

– Ну-съ, спектакль конченъ, – сказалъ мн ѣмой знакомый, – пойдемте чай пить. —

– Эхъ, братцы, нашего-то, кажись, однаго зад ѣли, – сказалъ въ это время старый фурштатъ, изъ подъ руки смотр ѣвшій на возвращавшуюся роту: – несутъ кого-то.

Мы р ѣшили подождать возвращенія роты.

Ротный командиръ ѣхалъ впереди, за нимъ шли п ѣсенники и играли одну изъ самыхъ веселыхъ, разлихихъ кавказскихъ п ѣсенъ. – На лицахъ солдата и офицера я зам ѣтилъ особенное выраженіе сознанія собственнаго достоинства и гордости.

– Н ѣтъ ли папиросы, господа? – сказалъ N, подъ ѣзжая къ намъ: – страхъ курить хочется.

– Ну что? – спросили мы его.

– Да чортъ бы ихъ побралъ съ ихъ лошадьми <���паршивыми>, – отв ѣчалъ онъ, закуривая папиросу: – Бондарчука ранили.

– Какого Бондарчука?

– Шорника, знаете, котораго я къ вамъ присылалъ с ѣдло обд ѣлывать.

– А, знаю, б ѣлокурый.

– Какой славный солдатъ былъ . Вся рота имъ держалась.

– Разв ѣтяжело раненъ?

– Вотъ-же, на вылетъ, – сказалъ онъ, указывая на животъ.

Въ это время за ротой показалась группа солдатъ, которые на носилкахъ несли раненнаго.

– Подержи-ка за конецъ, Филипычь, – сказалъ одинъ изъ нихъ: – пойду напьюсь.

Раненный тоже попросилъ воды. Носилки остановились. Изъ-за краевъ носилокъ видн ѣлись только поднятыя кол ѣна и бл ѣдный лобъ изъ-подъ старенькой шапки.

Какія-то дв ѣбабы, Богъ знаетъ отъ чего, вдругъ начали выть, и въ толп ѣпослышались неясные звуки сожал ѣнія, которые вм ѣст ѣсъ стонами раненнаго производили тяжелое, грустное впечатл ѣніе.

– Вотъ она есть, жисть-то нашего брата, – сказалъ, пощелкивая языкомъ, краснор ѣчивый солдатъ въ синихъ штанахъ.

Мы подошли взглянуть на раненнаго. Это былъ тотъ самый б ѣловолосый солдатъ съ серьгой въ ух ѣ, который спотыкнулся, догоняя роту. Онъ, казалось, похуд ѣлъ и постар ѣлъ н ѣсколькими годами, и въ выраженіи его глазъ и склада губъ было что-то новое, особенное. – Мысль о близости смерти уже усп ѣла проложить на этомъ простомъ лиц ѣсвои прекрасныя, спокойно-величественныя черты.

– Какъ ты себя чувствуешь? – спросили его.

– Плохо, ваше Благородіе, – сказалъ онъ, съ трудомъ поворачивая къ намъ отежел ѣвшіе, но блестящіе зрачки.

– Богъ дастъ, поправишься.

– Все одно когда-нибудь умирать, – отв ѣчалъ онъ, закрывая глаза.

Носилки тронулись; но умирающій хот ѣлъ еще сказать что-то. Мы еще разъ подошли къ нему.

– Ваше Благородіе, – сказалъ онъ моему знакомому. – Я стремена купилъ, они у меня подъ наромъ лежатъ – вашихъ денегъ ничего не осталось. —

......................................................................................................................................................

На другое утро мы пришли въ госпиталь нав ѣдать раненнаго. 8

– Гд ѣтутъ солдатъ 8-й роты? – спросили мы.

– Который, Ваше благородіе? – отв ѣчалъ б ѣлолицый исхудалый солдатъ съ подвязанной рукой, стоявшій у двери.

– Должно, того спрашиваютъ, что вчера съ тревоги принесли, – сказалъ слабый голосъ съ койки.

– Вынесли.

– Что, онъ говорилъ что-нибудь передъ смертью? – спро[сили мы?] 9

– Никакъ н ѣтъ, только дыхалъ тяжко, – отв ѣчалъ голосъ съ койки, – онъ со мной рядомъ лежалъ, такъ дурно пахло, ваше благородіе, что б ѣда.

......................................................................................................................................................

Велики судьбы Славянскаго народа! Не даромъ дана ему эта спокойная сила души, эта великая простота и безсознательность силы!…

Автограф, под заглавием «Как умирают Русские солдаты», и неполная копия, под заглавием «Тревога», хранятся в Толстовском кабинете Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина среди материалов, относящихся к задуманному Толстым в Севастополе в 1854 г. и запрещенному властями журналу для солдат, – сначала под названием «Солдатский вестник», потом – «Военный листок».

В то же время Дневник Толстого говорит о работе над рассказом в 1858 г. Под 11 апреля читаем: «Писал с увлечением письмо офицера о тревоге».

Надо предполагать, что в 1858 г. Толстой вернулся к работе над рассказом, уже написанным им ранее, в 1854 г. Под тем же 11 апреля, немного выше приведенной записи, отмечено: «Разбирал бумаги и книги». Весьма вероятно, что среди разбиравшихся старых бумаг и книг оказался и написанный в Севастополе рассказ, и Толстой вновь принялся за работу над ним.

Некоторые особенности сохранившихся рукописей как будто подтверждают подобное предположение.

Рукописей рассказа сохранилось две.

1. (Папка XVI. 84. 6.) Автограф. 4 лл. синей почтовой бумаги большого формата с клеймом Bath. Пагинации нет. Полей тоже. Чернила черные. Почерк весьма тщательный. Несомненно беловой экземпляр, впоследствии подвергшийся довольно многочисленным исправлениям. Последние сделаны частью карандашом, частью чернилами, но более густыми и темными, чем чернила основного текста. Вероятно, с этой рукописи снимались копии переписчиком, и для него, в конце рассказа, где передается разговор раненого с офицерами, сделаны обозначения красных строк в виде букв н. с. , обведенных кружком. Продольные края рукописи местами чуть-чуть оборваны, а лл. 3 и 4 в одном месте прожжены. Впрочем, ни то, ни другое не мешает чтению. На л. 1 две карандашных пометы рукой Толстого: в левом верхнем углу – «№ 2», под заглавием – «№ 4». Заглавие – «Как умирают Русские солдаты».