Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1

Тройка поравнялась съ нимъ,

— А мнѣ ужь позвольте, ваше сіятельство, молвилъ изъ телеги Елпидифоръ, прикладывая руку къ козырьку, — доскакать до дома. Ростиславъ Михайловичъ Чижевскій очень просили тотчасъ же предувѣдомить ихъ чтобъ они могли встрѣтить графа….

— Сдѣлайте одолженіе, скачите, слегка усмѣхнулся князь, — вы мнѣ нисколько не нужны.

— Да и ты мнѣ не нуженъ, сказалъ себѣ подъ носъ Акулинъ, почтительно подымая еще разъ руку къ фуражкѣ, и помчался далѣе.

Еще черезъ полверсты нагнала князя Ларіона графская коляска. Старикъ не спалъ и бодро, съ видомъ знатока и любителя, поглядывалъ съ высоты своего сидѣнья и форменнаго галстука подпиравшаго его широкій подбородокъ на зеленя мимо которыхъ бѣжала дорога…. Стой! крикнулъ онъ, завидѣвъ пріятеля, захватилъ свою камышевую толстую палку подъ широкою слоновою ручкой, и вышелъ изъ экипажа.

— Здорово, Ларіонъ! Онъ трижды прикоснулся къ его лицу своими пухлыми щеками. И обернувшись къ ѣхавшему съ нимъ чиновнику, не знавшему выходить ли и ему, или оставаться въ коляскѣ:

— Шашкомъ поѣзжай впередъ! Портфель разбери!.. Я съ Ларіономъ пѣшкомъ приду… Овсы у васъ хороши! не измѣняя тона пропѣлъ онъ князю, — а рожь мелка будетъ! Скажи управляющему: сѣмена чаще мѣнять надобно!..

— А у васъ какъ? спросилъ князь Ларіонъ, чтобы сказать что-нибудь.

— Винокурня сгорѣла! На двадцать тысячъ убытка! Управителя въ острогъ посадилъ; пусть судятъ! Мошенникъ! не доглядѣлъ!.. Что княгиня?

— Ничего…. Все та же! — Губы князя презрительно сжались.

— А именинница?… Милое дитя!.. И не дождавшись отвѣта:- изъ Петербурга ничего не получалъ?

— Ничего!.. Анисьевъ этотъ здѣсь, добавилъ помолчавъ князь Ларіонъ.

— Пріѣхалъ? Давно?

— Вчера вечеромъ.

— Ну, и что?

Князь помолчалъ опять….

— Княжнѣ онъ не нравится, промолвилъ онъ наконецъ.

— Ну, и не надо! пропѣлъ тотъ:- милое дитя!.. Ты ему и скажи: не хочетъ

— За то мать… разлюбезная невѣстушка моя, безъ ума отъ него!

— Пусть сама и выходитъ! засмѣялся графъ, приподнимая кверху свои ладони и съ палкою, которая, какъ видно, на эти случаи задѣта у него была ремешкомъ за большой палецъ правой руки. — Она не умная! подмигнулъ онъ князю, — а отецъ ея, я его зналъ, плутъ былъ, а умный! Покойный Канкринъ, Егоръ Францычъ, говорилъ мнѣ: «когда, патушка, умру, на мѣсто мое сажайте мошенника этого, Раскаталова! Онъ и себя, патушка, не забудетъ, и Россію поміру не пуститъ»!..

Разговоръ, какъ всегда у нихъ, перешелъ на старое, общее имъ время; вспомянуты были Двѣнадцатый годъ, Тарутино, князь Михайло Илларіоновичъ, и въ заключеніе «благодѣтель», молодой герой, графъ Николай Михайловичъ Каменскій, при которомъ графъ былъ адъютантомъ, и который умеръ на его рукахъ, отравленный чашкою чая изъ рукъ жены французскаго консула въ Букурештѣ….

Такъ дошли они до дому.

— Хорошо! Весь вспотѣлъ! улыбался счастливою улыбкой графъ, входя въ отведенный ему покой…. — Игнатъ! кликнулъ онъ своего камердинера, — оботри и причеши!.. Онъ сѣлъ предъ зеркаломъ… — Я больше не завиваюсь! почелъ онъ почему-то интереснымъ знать князю Ларіону, и ткнулъ пальцемъ на три сѣдые волосика торчавшіе у него на затылкѣ.

— Я васъ оставлю, почтенный другъ, сказалъ князь, — вы, можетъ-быть, отдохнуть захотите?

— Нѣтъ, не хочу! Въ коляскѣ выспался! пропѣлъ тотъ, — а ты ступай по своимъ дѣламъ! Я своими займусь!

Чижевскій показался въ дверяхъ комнаты.

— Ростиславъ, здравствуй! Какъ играешь на театрѣ?

— Увидите сами вечеромъ, ваше сіятельство, отвѣтилъ весело молодой человѣкъ, — въ грязь лицомъ не хлопнемся, Москвы не посрамимъ!.. А вы какъ съѣздили?

— Винокурня сгорѣла! Мошенникъ управляющій! Подъ судъ отдалъ!.. А просьбу мѣщанки здѣшней разобралъ? вспомнилъ онъ.

— Какъ же-съ! И всѣхъ кого нужно вызвалъ.

— И гдѣ они?

— Здѣсь, ваше сіятельство, еще со вчерашняго вечера, я такъ и назначилъ на случай, — какъ и вышло теперь, — вы рано сюда пріѣдете.

— Распорядительный! мигнулъ на него графъ входившему Шажкову.

Шажковъ только губами повелъ.

Цѣлый рядъ слугъ, подъ предсѣдательствомъ Vittorio, вносили въ это время въ комнату на тяжелыхъ серебрянныхъ подносахъ чай, кофе, со всевозможными къ нимъ печеньями и снадобьями, и полный завтракъ изъ холодныхъ блюдъ.

— Завтракать хочете? спросилъ старикъ своихъ чиновниковъ.

— Нѣтъ-съ, для меня рано, отвѣчалъ Чижевскій, — а чаю я выпью.

— И я ничего утромъ не ѣмъ, кромѣ чай пью! — ладони торжественно приподнялись, — будемъ пить чай, а ты мнѣ про мѣщанку доложи!

— Слушаю-съ.

Они усѣлись за столъ.

— Просительница, началъ Чижевскій, — Ирина Михайлова, жена серебрянныхъ дѣлъ подмастерья, Степана Ѳирсова, бабенка, какъ изволите увидѣть, лѣтъ двадцати, и собою весьма не дурна, усмѣхнулся молодой чиновникъ.

— Замѣтилъ! подмигнулъ на него Шажкову графъ, находившійся въ отличнѣйшемъ расположеніи духа.

Шажковъ счелъ нужнымъ цѣломудренно опустить глаза.

Чижевскій продолжалъ:

— Отецъ ея покойный торговалъ въ Москвѣ, въ рядахъ, и оставилъ кой-какія деньги. Послѣ его смерти вдова его переѣхала на житье на родину свою, въ здѣшній городъ, гдѣ у нея домъ свой. Тутъ Ирина въ прошломъ году познакомилась съ теперешнимъ супругомъ своимъ и, нѣсколько противъ воли матери, вышла за него замужъ, получивъ въ приданое тысячу рублей. Мужъ же ея до этого своего брака служилъ въ подмастерьяхъ у единственнаго здѣсь въ городѣ серебренника, Осипа Власьева, по прозвищу Зарѣза, съ женою котораго онъ въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ находился — въ нѣжныхъ отношеніяхъ.

— Старая она? повелъ нижнею губой графъ.

— Не молода-съ!

— Дуракъ! засмѣялся онъ. — А векселя кому даны?

— Этой, вотъ самой, Аннѣ Прохоровой Власьевой, и дѣйствительно, по всей вѣроятности, должно-быть безденежные, такъ какъ по свѣдѣніямъ которыя я затребовалъ отъ городничаго, Ѳирсовъ въ деньгахъ не нуждался, имѣетъ тутъ же въ городѣ отца, человѣка довольно зажиточнаго, и самъ скромный, трезвый и, по всему видно, очень глуповатый малый, котораго эта madame Зарѣзъ, что называется объѣхала со всѣхъ сторонъ. А Власьевы сами, по недостатку работы въ уѣздномъ городѣ, едва концы съ концами сводятъ.

— Сколько и на какую сумму векселя? запѣлъ графъ.

— To-есть заемныя письма? пояснилъ Чижевскій:- коммерческихъ векселей Ѳирсовъ, какъ подмастерье, выдавать не въ правѣ.

— Все равно, обязательства далъ! На сколько?

— Одно заемное письмо въ триста, а другое въ пятьсотъ рублей. Даны въ одинъ и тотъ же день, срокомъ на девять мѣсяцевъ, и, какъ оказывается изъ сближенія цифръ, время выдачи ихъ совпадаетъ со временемъ перваго знакомства Ѳирсова съ Ириной Михайловой.