Анатолий Тосс - Фантазии женщины средних лет

– Ну ладно, я сам решу, что мне надеть. Я отлично знаю, как одеваются для театра, мама. Я уже не ребенок, мама, тебе пора привыкнуть, я на втором курсе, и мне не нужна твоя опека.

Потом он замолчал, а затем снова заговорил, как бы отвечая кому-то.

– Ну, не надо, мама, неудобно все же при Стоеве… ну, конечно, я знаю, что ты меня любишь… конечно, я тоже люблю тебя… только тебя… ну, пожалуйста, не обижайся. Вот и чудно. Давай лучше, мамочка, Стоева чаем поить. Угостим его тем вишневым вареньем, которое мы ели сегодня утром.

Стоев стоял у двери и кусал ноготь на большом пальце, не зная, что делать. Затем он, так и не отрывая руки ото рта, проговорил немного хрипло:

– Вейнер, мне нужны три таблетки.

Лицо Вейнера напряглось, покраснело, глаза хаотично забегали.

– Нет, – заговорил он скороговоркой. – Мамочка, я ему не дам таблеток.

– Дай мне три таблетки, Вейнер, – проговорил Стоев, он сам не поверил: неужели в его голосе угроза?

– Но я не могу. Слышишь, мама, не проси за него, благодаря им мы снова вместе. А у меня их всего семь осталось. Я не могу отдать таблетки, потому что не могу без тебя. Я пытался жить без тебя, но больше не могу, это невыносимо! Мамочка, не проси. Ну и что, что он милый, ну и что, что он пригласил нас в театр! Ну, не обижайся на меня, да, я знаю, что надо делиться, я ведь не маленький, мама, но таблетки… Хочешь, я дам ему мой новый пиджак. У него ведь нет пиджака, мама, хочешь, я подарю ему свой пиджак?

– Мне нужны три таблетки, – сухо повторил Стоев.

– Ты действительно так считаешь, мама? Да? Что я должен дать ему эти таблетки? Ты думаешь, так будет правильно? Хорошо, если ты так считаешь… – Вейнер подошел к секретеру и, едва не плача, достал маленькую коробочку. – Здесь как раз три таблетки, – сказал он, протягивая коробочку Стоеву. – Мама сказала, что я должен их тебе дать.

– Спасибо, – сказал Стоев. – Чай я попью в следующий раз, сейчас мне надо идти. – Он повернул ключ в двери и, уже выходя, услышал за спиной голос Вейнера:

– Мамочка, ну и пускай он уходит, мы вдвоем посидим, попьем чай, кто нам еще нужен? – И Стоев захлопнул за собой дверь.

– Что с ним? Как он? – схватила его за руку жена Вейнера.

– Он придет в себя, не волнуйтесь, часов через восемь, десять, может, чуть позже. А дальше я не знаю. Я думаю, он стал зависим от нового лекарства. Он попал в шесть процентов. В общем-то, это можно было предвидеть.

– Какие проценты? – спросила жена, она еще что-то хотела сказать, но Стоев спешил.

– Я позвоню вашему мужу через два дня, когда он придет в себя, – бросил он у самого выхода.

«А все же странно, – подумал он уже на улице, садясь в машину, – как причудливо в сознании Вейнера настоящее наложилось на прошлое. Он слышал меня, понимал, о чем я прошу, но слова и действия, происходящие в настоящем, процеживались через его прошлое, смешиваясь с ним. Надо над этим подумать, благо есть четыре часа».

Стоев приехал в аэропорт, взял билет на Лондон и через два с половиной часа ловил такси уже с британскими номерами. Он знал, куда ехать, адрес он узнал еще в Берлине, по телефону, пока ждал посадку на ближайший рейс.

Еще через сорок минут он позвонил в дверь. Долго не открывали, он позвонил снова, уже не ожидая удачи, думая, что напрасно отпустил такси, когда дверь открылась, и невысокая, хрупкая женщина с внимательным взглядом, ничего не сказав, посторонилась, пропуская его внутрь. Он зашел в квартиру, огляделся, оценил уют и вкус обстановки, женщина закрыла дверь, но так и осталась стоять, не двигаясь.

– Ты одна? – спросил Стоев.

– Да, – ответила женщина.

– Где твой муж?

– Его нет, я развелась.

– Да, – удивился Стоев, – я не знал, давно?

– Достаточно. Зачем ты здесь? – спросила она, не спуская с него своих больших темных глаз.

– Я бы мог сказать, что хотел увидеть тебя, но это было бы частью правды.

Он заметил, что глаза ее застыли на мгновение, рука поднялась к шее, а потом в совсем беспомощном движении скользнула вниз. Он знал, как продолжить, он все продумал заранее, но от этого ее неловкого движения все, что он намеревался сказать, стало значить сразу значительно меньше.

– Еще я хочу узнать, что самое главное для тебя в жизни, – все же выдавил он.

– Ты не знаешь? – спросила она, проходя в комнату. Стоев остановил ее, взял за руку.

– Я не знаю и не уверен, что ты знаешь сама. Последний раз ты, кажется, не знала.

– Я знала, но я также знала, что для тебя это несущественно. Впрочем, какая разница?

– Я хочу, чтобы ты убедилась. – Он положил таблетку на ее ладонь. – Эта таблетка дает возможность понять, что было в жизни самым важным.

– А ты сам знаешь? – спросила она.

– Что? – не понял Стоев.

– Что было самым важным у тебя в жизни?

– Да, теперь знаю. Я узнал это вчера с помощью такой же таблетки.

Он говорил, но все вокруг отступило и немного расплылось, остались только ее лицо и глаза, захватывающие его все больше и больше.

– Ну и что? – спросила она.

– Видишь, я здесь, – ответил он уклончиво.

– Тебе нужна была еще одна подсказка? – Она чуть улыбнулась.

– Да, нужна была, – признался он. – А теперь я хочу, чтобы ты приняла свою.

– И что произойдет? – поинтересовалась она.

– На два часа ты останешься с самым сильным своим чувством, тем, которое ты пережила в прошлом и которым, возможно, живешь и сейчас.

– Хорошо, – согласилась она доверчиво, затем подошла к сервировочному столику, налила в бокал воды.

– Ты будешь здесь? Через два часа.

В ее голосе звучал испуг, он услышал его, улыбнулся, потом кивнул. Она проглотила таблетку.

– Мне лечь? – спросила она.

Он снова кивнул. Она легла на диван, он сел на стул в метрах двух от нее, не более. Через пять минут она произнесла его имя, потом снова, потом стала говорить такое, что у него закружилась голова. У него всегда от ее слов кружилась голова. Он так и просидел два часа с помутненной головой, и единственная простая мысль, которая в ней продолжала беспокойно вертеться, состояла всего из трех слов. «Какой же я идиот! – повторял он снова и снова. – Какой же я идиот!»

Открыв глаза, она увидела его и улыбнулась. «Она всегда улыбалась, когда просыпалась по утрам», – вспомнил он.

– Что это было? – спросила она. – Это было так чудесно, ты знаешь?

– Знаю, – ответил он. – У меня есть еще две таблетки. Мы можем принять их одновременно. Представляешь, мы одновременно будем вместе, там, в нашем прошлом, когда нам по двадцать, но и сейчас, здесь, мы тоже будем вместе. И все переплетется. Это должно быть необычно.

– Ты все же такой странный, чудной. Ты совсем не изменился. – Она не переставала улыбаться. – Нет, не сейчас. Мы так сделаем, но потом, а сейчас иди ко мне, я хочу тебя такого, какой ты сейчас. Я так долго была без тебя.