Нодар Думбадзе - Белые флаги

Видимо, поняв моё состояние, мать подсела ко мне совсем вплотную, быстро оглядевшись, сняла металлическую крышку с термоса, поставила её на стол и дрожащей рукой налила мне горячего пенящегося кофе.

Крепкий аромат кофе ударил мне в нос, и у меня закружилась голова. С жаждой бедуина, проблуждавшего месяц в пустыне, набросился я на кофе, Горячий стаканчик обжигал пальцы, губы, язык, но я словно бы ничего не чувствовал. Это было блаженство, описать которое нельзя. Пока я, захлебываясь, глотал ароматный напиток, мать молча гладила меня по голове своей теплой рукой. Для нас в эти мгновения не существовало ничего на свете.

Потом мы обрели дар речи.

– Налить ещё? – спросила мать.

Я кивнул головой.

Теперь я пил не спеша, наслаждаясь давно забытым вкусом кофе.

– Хороший кофе?

– Отличный!.. Мама, как тебе удалось добиться свидания? Разве следствие закончено?

Я весь напрягся в ожидании ответа. Если, не дай бог, следствие закончилось на этом этапе, я пропал! Ведь мне пока не удалось доказать свою невиновность!

– Нет, следствие продолжается, но к тебе, наверно, придет новый следователь… А тебя остригли, да? – улыбнулась она.

– Мама, откуда тебе известно про нового следователя?!

– Была у министра.

Я оторопел.

– У какого министра, мама?!

– У министра внутренних дел, у какого же ещё!

Господи, что я слышу! Она была у министра!.. А ведь я видел это во сне!..

– Когда, мама?!

– Четырнадцатого июня.

Я чуть не вскрикнул. Какое совпадение! Рассказать ей мой сон? Не успею, свидание скоро кончается. Да и поверит ли она?

– Мама, это был я!

– Что?

– Министр, с которым ты разговаривала, – это был я!

– Молодец, сынок! У тебя хорошее настроение! – улыбнулась мать.

– Да нет же, мама, я не шучу!

– А знаешь, он, между прочим, чем-то похож на тебя. Но не могла же я сказать министру, что он напоминает моего сына-арестанта… Я дала ему слово, что узнаю у тебя всю правду. Слышишь? Всю правду! Не подведи меня, сынок!

В голосе матери было столько мольбы, что у меня сжалось сердце и к горлу подступил горький комок.

– Мама, я и Ростом невиновны! Говорю тебе сущую правду! И Харабадзе подтвердит это!

– Гм, Харабадзе… Этот медведь Ростом Амилахвари так его обработал, что вряд ли теперь от него дождешься вразумительного ответа…

– Ты видела его?

– Смеется, бормочет что-то… а иногда начинает кричать, что ему кто-то затыкает рот…

– И в тот вечер он говорил то же самое…

– Адвокат просит твою характеристику из университета.

– Сходи к декану.

– Была уже…

– И что же?

– Направил меня к председателю месткома.

– Почему?

– Характеристики, говорит, – дело профсоюзной организации.

– А тот что?

– Отказал.

– Почему?

– Потребовал справку о том, что ты не убийца.

– Где же ты могла взять такую справку!

– В том-то и дело!

– Ну и как?

– Взяла я твою характеристику у соседей. Не принял, – говорит, нужна круглая печать.

– Вот идиот! А я ещё избирал его председателем!

– Вот именно…

– Как же нам быть, мама? – спросил я с отчаянием. – Характеристики нет, Харабадзе невменяем…

– Говорят, есть какое-то лекарство "Ангинин", японское…

– Ну?! – обрадовался я.

– Что ну… Два флакона всего на всю Грузию… Один уже отдали кому-то, другой хранят для кого-то…

– А у спекулянтов?

– Не знаю… Если даже найдется, цена такая, что…

– Мама! Дорогая мама! Харабадзе нужно вылечить во что бы то ни стало!

– Может, не стоит?

– Мама, ты не веришь мне?!

– Я не потому, сынок… А что, если этот Харабадзе свалит все на вас?

– Не может быть этого! Мама! Продай все, но лекарство достань! Иначе мы погибли!

– Ты думаешь, родня Харабадзе не ищет этого лекарства? Нет его!

– Продай все, мама!

– Что мне продать, сынок?

Да, действительно, что ей продать? С тех пор как я помню свою мать, мы только и делали, что продавали…

– Займи, мама! Выйду отсюда, расплачусь… С процентами!

– Хорошо, сынок!

– Пойди к кому-нибудь, попроси!

– Пойду, сынок!

– Сходи и к этим… К родне Харабадзе. Растолкуй им, что это он, болван, он один во всем виноват! Он швырнул бутылку!

– Растолкую, сынок!

– Скажи им, пусть как хотят вылечат его! Иначе убью, зарежу, как собаку, этого мерзавца! Мне теперь все равно!..

– Скажу, сынок!

– Я не хочу считаться убийцей!

– Знаю, сынок!

– Скажи всем – следователю, министру, судье, родне Харабадзе, врачу, свидетелям – тем восьми мужчинам, пусть вспомнят, как все было! Пусть верят мне! Или я убью всех и себя тоже!

– Скажу, скажу, сынок!

– Что ему нужно было?! Сидели мы, никого не трогали! Кто его звал?! Чего он к нам привязался?!

– Не знаю, сынок! Успокойся, дорогой, все я сделаю, все! Успокойся, родной!

– Нет, нет, нет!

Я был на грани истерики. Мать вскочила, обняла меня за плечи.

– Успокойся, мой мальчик! Я сделаю все, что в человеческих силах! Если это будет нужно, я пойду с протянутой рукой! Я буду молить за тебя бога, и если он потребует от меня жертвы, я принесу на его алтарь свою жизнь. Все я сделаю, сын мой! Я не покину тебя! Я на коленях вымолю у судьи разрешения последовать за тобой, куда бы тебя ни выслали! Или же я совершу преступление, и тогда мы будем вместе! Не бойся, мой мальчик!..

Я опустился на колени, припал головой к материнским коленям, стал осыпать её руки поцелуями.

– Прости меня, мама! Прости!..

– Молчи, сынок! Это я должна просить у тебя прощения, – пришла, разбередила тебе душу… Но ничего, все будет хорошо!

Вошел надзиратель.

– Время свидания истекло, – проговорил он, не глядя на нас.

– Ещё минуту, сынок, одну только минуту! – взмолилась мать.

Надзиратель молча вышел.

– Встань, мой мальчик! Успокойся! Ну-ка, посмотри на меня! Помни: я сделаю все, что обещала. Не бойся!

– Спасибо, мама!

– На днях тебя вызовет новый следователь.

– Спасибо, мама!

– Не груби ему!

– Да, мама!

– Будь с ним вежлив, объясни все спокойно, убеди его!

– Постараюсь, мама!

– А теперь до свидания! Побереги себя! – Мать встала.

– Хорошо, мама!

– Подойди ко мне…

Я подошел к маме. Она обняла меня и разрыдалась. Слезы, сбегая по её щекам, стекали капля за каплей с подбородка. И мне было отрадно глядеть на плачущую мать, у которой нашлись ещё слезы для своего непутевого сына.

Я усадил маму. Она положила руки на стол, уткнулась в них лицом и продолжала плакать, вздрагивая всем телом.

Прошла минута, другая… Надзиратель не появлялся. Теперь я подошел к двери и забарабанил в неё кулаками. Тотчас же вошел надзиратель.

– Уведи меня ради бога! – попросил я.

Надзиратель взглянул на мать. Она вытерла слезы платком, кивнула ему головой и благодарно улыбнулась.