Нодар Думбадзе - Белые флаги

– Это я – убийца? – спрашивает Тигран, вставая.

– А ну, сидеть! – прикрикивает Девдариани, не оборачиваясь к Тиграну.

– Лимон, дорогой, я сяду, но как этот сопляк со мной разговаривает? робко спрашивает Тигран. Лимон – прозвище Девдариани.

– Вот и сиди!

– Но пусть он не называет меня убийцей…

– А кто в Тонети [17] Тонети – название села. убил лесничего? Я, что ли? – спрашивает Шошиа.

– Лесничего я убил потому, что он дрова крестьянам не давал.

Камера хохочет, смеется и сам Тигран.

– Нашелся Арсен из Марабды! Защитник крестьян! Скажи это своему следователю! – советует Шошиа.

– И говорю!

– И что он, верит тебе?

– Если б верил, не сидел бы я рядом с тобой, дурак ты безмозглый!

– Люди добрые! Слыханное ли дело, чтоб человек гордился своим воровством?! Неужели нет в тебе хоть грамма крови, чтобы покраснеть?

– Уймись, Шошиа! Не надоело тебе скандалить? – подает голос Лимон.

Шошиа, испытывающий перед Девдариани робость, умолкает.

С минуту в камере царит молчание.

– Пришел! – раздается вдруг голос Шошиа.

– Кто пришел, Шошиа? – спрашиваю я.

– Тот самый пьяница! К пивному киоску подошел!.. Деньги кладет!.. Лей же, лей, бессовестный! Доливай! Видишь, у человека руки трясутся!.. Долил… Вах, вах, что он делает! Я сойду с ума!

– В чем дело, Шошиа?

– Дует этот болван! Пену сбивает! Боже, где твоя справедливость! Пей же, дурак!.. Вот так!

– Ну как, Шошиа, выпил?

– Выпил! И даже губы вытер!.. Вах, мне бы сейчас кружку холодного пива! Одну только кружку!..

– А ещё чего, Шошиа? Мечтать так мечтать! – улыбается Лимон.

– Только кружку пива! – стонет Шошиа.

– И это все? – спрашиваю я.

– Эх, мой Заза! Что пиво! Крылья бы мне! Пару легких, сильных крыльев! Вылететь отсюда и – айда!..

– Так лети! Ведь ты – скворец!

– Крылья! Где их взять?

– Будут у тебя крылья!

– Когда же, мой друг, когда?

– Вырастут, Шошиа, вырастут! Ты ещё птенец! – говорит Тигран.

– Уже не вырастут! Радуйся, Тигран! Вчера сон такой видел – не будет у меня крыльев!..

– Какой такой сон?

запел Шошиа.

– Врешь, Шошиа! Не так!

поправил его Тигран.

– Это для меня не имеет значения. У Саят-Новы свое горе, у меня свое! – отмахнулся Шошиа и продолжал:

– Вах! Ты сам слова сочиняешь, что ли? – удивился Тигран.

– Что тут сочинять? Пою то, что есть! – вздохнул Шошиа.

Шошиа – скворец, но поет он словно соловей! Когда поет Шошиа, замирает вся тюрьма! Кому-кому, но Шошиа за пение не грозит карцер. Когда поет Шошиа, Тигран скулит, как побитый щенок.

Шошиа создан для свободы и песен… А по своей глупости сидит в тюрьме! Жаль!..

Дверь камеры с шумом отворилась. Показался надзиратель. Все встали.

– Выходи, Накашидзе! – сказал он.

– С вещами? – спросил я.

– Нет, с мебелью!.. Выходи на допрос!

Я не спеша вышел из камеры.

– Шагай быстрей, руки за спину! – приказал надзиратель.

Я выполнил приказ.

Миновали коридор, по лестнице спустились во двор.

Я иду впереди, надзиратель – за мной.

Из противоположного корпуса выводят заключенного – наверное, с допроса.

– Повернись лицом к стене и стой! – велит надзиратель.

Я выполняю и этот приказ.

Проходят те двое.

– Здравствуй, Арсен! – обращается чужой надзиратель к моему.

– Здравствуй! – отвечает мой.

– Есть закурить?

– Хочешь "Приму"?

– Хоть стрихнин! Настроение у меня собачье! – отвечает тот. – Чего уставился? Пройди и стой у дверей! – говорит он своему заключенному. Тот идет и двери.

– Вор? – спрашивает мой надзиратель.

– Вор. А твой?

– Убийца.

– Гм, а похож на человека… Встретишь такого на улице – поди разберись, кто он такой! – говорит чужой.

– Что с тобой, почему ты не в духе? – спрашивает мой.

– Ребенок у меня тяжело болен… Врач прописал такое лекарство негде достать…

– А у евреев?

– Эх, куда там теперь…

– Что за лекарство?

Тот расстегнул нагрудный карман гимнастерки, достал листок бумаги и по слогам прочитал:

– Кор-да-рон. Слыхал?

– Нет.

– Ну, будь здоров!

– Дай тебе бог!

Мы вошли в противоположный корпус, поднялись на второй этаж и остановились у комнаты No 36. Надзиратель приоткрыл дверь.

– Нет его… Заходи, подождем, он скоро вернется.

Надзиратель уселся в кресло следователя, я напротив, на стуле. На столе лежало наше – Ростома Амилахвари и моё – дело. Надзиратель раскрыл его, пробежал глазами заглавный лист, потом захлопнул папку и взглянул на меня.

– Подумать только, что делает вино! Губит, губит оно человека!.. Вот я, например, однажды в Сололаки… – Он вдруг вспомнил, что разговаривает с заключенным, и умолк.

– Ты убил? – спросил он в упор.

– Нет! Не убивали ни я, ни мой товарищ!

– Значит, он сам покончил с собой? – усмехнулся надзиратель.

– Что вы за народ! Почему вы не хотите мне верить?! Говорю же я: подошел к нам какой-то пьяный, нес какую-то чепуху, а потом разозлился, взял да и запустил бутылкой в своих дружков!

– Подошел к вашему столу?

– Да!

– Разозлился?

– Да!

– Запустил бутылкой?

– Да, бутылкой! – Я покосился на графин с водой. Надзиратель переставил графин ближе к себе.

– А на своем столе он не нашел бутылки?

– Да, не нашел!

– Ну-ка, подай мне твой стул! – попросил надзиратель.

– Как же подать, когда он привинчен к полу?

– А ты знаешь, почему он привинчен?

– Чтобы заключенный не обрушил его на голову такого следователя, как ты! – разозлился я.

Надзиратель рассмеялся.

– А я думаю – наоборот!

На этот раз рассмеялся я.

– Почему ты не веришь, что я не убийца?

– Я, может быть, и верю, но чем ты докажешь?

– Докажу!

– Бог тебе в помощь…

– И все же ты не веришь!

– Понимаешь, с одной стороны, я готов поверить тебе – лицо у тебя доброе, хорошее. Но, с другой стороны, как вспомню убитого… Ну, если б ты сказал, что убил его случайно…

– Какого черта – случайно! Не убивал я!

В комнату вошел следователь. Мы встали.

– Вот, начальник, привел! – отрапортовал мой надзиратель.

– Хорошо. Подожди в коридоре, – ответил следователь, усаживаясь за стол.

Надзиратель вышел, но тотчас же вернулся.