Михаил Белиловский - Поведай сыну своему

Пока они собирались это сделать, от длинного соседнего стола, за которым в обществе красиво одетых женщин сидела группа военных командиров, отделился один из них и направился к музыкантам. Вслед за этим было объявлено, что по просьбе находящихся сейчас в нашем ресторане дорогих защитников родины будет исполнена патриотическая песня. Сначала пели и играли музыканты и им подпевали командиры.

Броня крепка и танки наши быстры,

И наши люди мужества полны.

В строю стоят советские танкисты,

Моей великой Родины сыны.

Возбужденный песней, слегка пьяный военный поднялся с места, вытянулся во весь рост и стал дирижировать всем залом. Почти все присутствующие подхватили песню. Особенно мощно прозвучали слова:

Вздымая пыль, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет.

Все знали, хотя не хотелось верить, что это может скоро случиться.

Фашизм укреплял свои позиции в Европе и Азии, накапливал силы и стал заявлять неслыханные по своей наглости территориальные претензии. Шел 1939-й год. До начала второй мировой войны оставалось меньше месяца.

Мендл и Наум тоже пели, а Ульяна, опустив глаза, думала о чем-то своем.

Когда все стихло, она негромко заговорила, как будто сама с собой.

- Не хочу я войны, ненавижу братоубийства! Зачем?! - и все громче. Ведь мы все люди! Почему люди убивают себе подобных? Во имя чего? Я много читала и думала про войну. У меня ведь дедушка мой... Ну, вы знаете - прошел всю мировую. Почти четверть века калекой живет. Я все время приставала к нему, чтобы он рассказал мне, как он воевал. А он молчал - ни слова. А мать мне: "Пожалей дедушку, он не любит об этом говорить". Но однажды его здорово обидели в одной конторе, куда он пришел по поводу своей пенсии. Ему сказали: "Вот если бы ты участвовал в октябрьской, а то, подумаешь, участник мировой!" Дед пришел домой пьяный. Я его таким никогда не видела. Взрослых дома не было, и он усадил меня за стол, а у самого слезы ручьем. Стучит кулаком по столу и кричит: "Эта сука сидит в своей конторе, и что он знает? Разве он видел, как совсем еще молодые парни корчатся в предсмертной агонии от вражеских газов? А кишки человеческие, которые висят на дереве после разрыва снаряда! Крыса он конторская!" Я всю ночь после этого не спала.

- Что же ты предлагаешь делать, если Гитлер на нас нападет? Сразу сдаться ради того, чтобы не было братоубийства? А что тогда будет со страной, с народом, который в нем живет? - вступил в спор Мендл.

- На днях, - добавил Наум,- читал в "Правде", сколько народу немцы держат в концлагерях. Почти всех евреев загнали туда. Ты сама нас, мальчиков, ненавидеть будешь, если мы будем сидеть сложа руки.

- Не знаю, но мне страшно за вас.

- Перед тем, как я отправился поступать в институт, - перебил ее Наум, - мой батько сказал мне: "Сынок, если что, не расстраивайся. Отслужишь в армии срок и тогда обязательно поступишь. Армия - она закаляет и делает из вас настоящих мужчин". Вот, что сказал мне мой отец. Но постойте, - вдруг встрепенулся Наум, - мы ведь хотели выпить за Ульяну.

- Давай, - оживился Мендл.

Наум взялся сказать тост и начал серьезно:

- Я-то в армию иду, а вы... А ты, Ульяна... - тебе желаю в течение года как следует подготовиться и поступить в институт. - Потом тряхнул головой и продолжал уже с озорной улыбкой: - Лучше поступить тебе на тот же химический, что и Мендл, и, если что, поддержать этого негодника, который в школе смел с таким пренебрежением относиться к науке великого Менделеева.

Мендл отвесил поклон.

- Спасибо, друг.

Ульяна почти не слушала его. Ее мысли были скованы страхом и беспокойством перед неопределенным будущим.

- Ты чего приуныла? - спросил Наум Ульяну, когда они вышли из ресторана. - Неужели тебя эти военные расстроили?

- Почему эти командиры со своими женщинами так легко и задорно пели песню о готовых к бою танкистах, как будто речь идет о веселой прогулке? Кто-кто, но они-то наверняка должны знать, что война - это, прежде всего смерть, вдовы, сироты, калеки.

- Да, брось ты! Забудь об этом! Что касается их спутниц, не знаю, ничего не могу сказать. Но они, сами-то, кто? Мужики. А у мужчин, если кровь пульсирует, так это знаешь отчего? От стремления к подвигу! Ты, надеюсь, догадываешься, кто их на это побуждает? - Наум остановился, протянул указательный палец в сторону Ульяны и выпалил: - Вы, очаровательные дамы!

- Не фиглярничай, Наум. Может и не очень, но ты все-таки пьян.

- А вот и нет. А насчет подвига - так это идея. Мы сейчас, - глаза Наума все больше и больше разгорались, - поднимемся пешком на гору по Бессарабке и бесстрашно спустимся вниз на отчаянно визжащем своими тормозами трамвайчике. Так покажем же смелость и геройство, товарищи!

Эта идея понравилась всем. Ульяна, которая тут же забыла о том, что ее вывело из равновесия, поддалась бесшабашному настрою мальчиков, и они ринулись на эту улицу, знаменитую тем, что она довольно крутая, извилистая, и бывает, что тормоза курсирующего по ней маленького трамвайчика не выдерживают. Год назад он опрокинулся у подножья горы, где расположен рынок, и придавил там немало людей.

На одном дыхании, держа друг друга за руки, они поднялись наверх и, задыхаясь от усталости, оглянулись назад. Они долго стояли, пораженные открывшейся перед ними панорамой вечернего Киева.

Трое молодых людей из маленького местечка, растрепанные, возбужденные, застыли в изумлении. Слегка прохладный, приятный северный ветерок порывисто набежал и несколько остудил их разгоряченные тела. В широко раскрытых глазах мелькали восторженные огоньки.

Огромный, один из красивейших городов мира, могуче раскинул перед ними в ярких вечерних огнях звездную галактику своих улиц и площадей. Слева направо к Днепру протянулась светлая длинная нить главной улицы, Крещатика сокровищницы великой исторической вехи. А за ней - многочисленные, на крутых холмах, каскады высоких домов, обозначенных светом окон самих различных оттенков и конфигураций. За каждым из них светилась своя жизнь, особый уклад, неповторимый уют.

Совсем недалеко, за углом, раздался прерывистый сигнальный звон приближающегося трамвая. Когда он остановился, ребята с шумом ввалились в почти пустой вагон.

- Итак, мы на последнем, самом ответственном этапе героической экспедиции - плавного спуска на Бесарабский рынок! - с игривым восторгом кричал Наум. - Прошу занять свои места и быть предельно внимательными!

Ульяна заразительно и беззаботно хохотала, а Мендл крепко держал ее за руку, чтобы не дать ей упасть при резком повороте трамвая.

Не успели они сесть, как сзади раздался хриплый женский голос.

- Студенты, небось? - говорила пожилая женщина с изможденным лицом, удерживая своими жилистыми руками увесистую сумку на коленях. - Сразу видать. Хихоньки да хахоньки и никаких тебе забот. А что им? Государство их кормит, стипендию платит - почитывай себе книжечки и веселись.