Георгий Гребенщиков - Былина о Микуле Буяновиче

А Евстигней вдохнул в себя глоток свежего воздуха и вспомнил о Клаве, молодой и ласковой поповнушке, о доме, светлом и уютном, о зазеленевшем огороде. И снова сел на своего конька.

— Што же это: значит и за собственным боровом нельзя лес пойти? — Шпиен! — передразнил он политкома. — Те за шпиена, эти за шпиена. Да што же это за жисть такая? Вся Рассея, знать, шпиенская?

Но комендант не дал ему досказать, схватил его за кисть руки какою-то зубчатою цепочкой и спросил негромко:

— Кого видел на дороге? Ну!

Комендант был старой выучки. Он одинаково ненавидел солдат и мужиков и одинаково добросовестно служил всякому начальству.

Извиваясь от внезапной боли, Евстигней скороговоркою залепетал:

— Ой-ой-ой! Да што же я видел? О-ой! Ну, похороны они учинили — это правда — видел… Ну, узяли… Ей Богу же не вру-у!..

И вдруг Евстигней Клепин, сильный, молодой, здоровый человек, фельдфебель и зажиточный хозяин заревел по-детски и от боли, и от обиды, и напраслины, а главное от бессилия, причиненного ему столь низеньким и злобным обладателем цепочки.

— Кого взяли? — допрашивал комендант.

Но Евстигней не мог говорить, а плакал и крутился, извивался червяком от боли.

Политком вмешался, сделал коменданту знак, чтобы тот приостановил пытку.

— Ну, сказывай все по порядку!

— Да што же за порядок?.. — вытирая свободным кулаком слезы, едва слышно ответил Евстигней, — Какой же тут порядок? Там жена одна. Кабан сбежал. Здесь сперва лиховцы меня захватили. Потом опять у белых чуть-чуть не повесили. Теперь опять у вас… Убейте лучше!.. Все нутро сгорело!..

В это время наштакор настороженно обернулся в сторону ворот монастыря, откуда доносилась духовая музыка.

— Что там такое? — беспокойно спросил политком и, увидав, что по задворку быстро шел адъютант наштакора, приказал совсем прервать допрос.

Евстигнея быстро затолкнули в конюшню, а наштакор ответил политкому ядовито:

— Да это интернационал, товарищ политком. Не беспокойтесь.

— Я совсем не думаю, что это царский гимн играют, но в чем дело? — и политком пошел навстречу к адъютанту.

Адъютант, еще не подбежав к политкому, крикнул:

— Полная победа! Колоссальная победа!

Политком победоносно поднял голову.

— А что, товарищ наштакор! Вот вам и неблагополучный фронт!..

Адъютант уже, вытянувшись во фрунт, торжественно и по всей форме докладывал наштакору:

— Сейчас я принял телефонограмму из бебутовского дворца. Он занят нашими с утра. Вся белая армия разгромлена. Сам бывший князь Бебутов со своим штабом взят в плен нашими войсками и доставлен сюда живым вместе со своей женой!..

Политком злорадно усмехнулся:

— И этот интернационал играет белогвардейский оркестр?

— Точно так, товарищ политком.

— Вот она, моя система! — небрежно бросил наштакору политком. — Без пушек, без снарядов, без кровопролития.

И, неумело выпрямляясь по-военному, он пошел навстречу приближающейся, торжественно настраивавшей музыке.

Митинг на дворе был прерван, и монастырская ограда быстро переполнилась толпой солдат.

Комендант уже распоряжался, наводил порядок и собирал в ряды солдат комендатуры, но они были в разброде. Политком с наштакором, окруженные усиленной свитой, стали посреди двора в ожидании подхода победителей и рапорта ведущего отряд начальника.

Но странная и непонятная картина развернулась перед их глазами.

Впереди шел полковой оркестр, а позади его кучка оборванцев везла на себе простую старую телегу. На телеге лежал умирающий князь Бебутов, а возле него сидела бледно-желтая и чуть живая, одетая в белое, но запыленное и разорванное Клавино платье худенькая женщина.

В оглобли телеги был впряжен сам атаман Лихой, оборванный, с расстегнутой, исцарапанной волосатой грудью. Как только телега въехала в ограду, атаман бросил оглобли, выпрямился, тяжело вздохнул и хриплым голосом спросил:

— Кто тут главный командир-начальник?

Высокий офицер недружелюбно смерил оборванца глазами и промолчал, ибо начальник корпуса был где-то в штабе, а заявить главным себя он не решился. И из других начальников никто не отозвался. Не то по скромности, не то по недоумению.

— Я политком штакора! — сказал человек с длинными волосами.

Лихой, быстро оглядев высокого молчаливого и маленького говорившего, сразу все понял и оценил ситуацию по-своему. Он взял с телеги еловую веточку и поднял ее над головой.

— Эй, ребята! — крикнул он, глядя через головы красных начальников, на глазевшую в недоумении толпу солдат. — Я вас спрашиваю: кого вы тут считаете своим начальником главным?

Среди солдат прошли волной какие-то непонятные слова, и стихли.

Наштакор и комендант схватились за револьверы, насторожились. А политком смело приблизился к Лихому.

— Послушайте! Вы, собственно, кто такой? — спросил он, засматривая на Лихого, как на колокольню.

— Комендант! — негромко позвал наштакор. — Где же ваша команда?

— Дежурный! Дежурный по страже! — резко закричал комендант, протискиваясь через толпу по направлению к воротам. Но там кто-то из лиховцев, выхвативши у него револьвер, пошутил:

— Погоди! Чего ты эдак трусишь? — и оттерли коменданта в штаб Лихого.

И далее по всей толпе невидимо уже прошло лиховское оцепление, и атаман Лихой увидел, как легко и просто взял он власть из рук столь страшных красных командиров. Поэтому-то он и обратился через их головы прямо к солдатам.

— Так што я пришел с вами мириться, эй, большевики! — выкрикнул Лихой и по щетинистому лицу его расползлась широкая усмешка. — А в гостинец вам привез самого лютого здешнего зверя — Бебута князя! Вон он — жалко только: издыхает. А то бы рассказал нам кой чего. Ну? — сиповатым голосом спросил Лихой. — Знаете теперича, кто я такой?

В солдатских рядах загудело, где-то засмеялись, кто-то засвистал, заверещали взвизги радости и испуганная матерщина, и снова все задвигались, заволновались, закрутили головами. Где-то раздались два выстрела, и — пошло опять все выворачиваться на новый лад.

Невидимо всех облетела весть, что это тот самый бесстрашный атаман Лихой, волшебник и силач, перед которым целый год трепетали белые и красные отряды, и армия которого, то вырастала в многочисленные силы, то мгновенно исчезала, как вода сквозь землю.

И то, что атаман Лихой покорил непокоримого карателя князя Бебутова и привез его своими руками и дурачил красный штаб, связавшись с ним под именем красных же по телефону, а главное то, что этот оборванец был вовсе без оружия и лишь помахивал зеленою еловою веточкой, не только покорило рядовых большевиков, солдат, но восхитило и ошеломило и их командиров, достаточно увертливых и смелых, и жестоких.