Сулейман Велиев - Узлы

На промысел он возвращался на рассвете. От станции вез его старый скрипучий автобус. Что-то напевал вполголоса то и дело зевавший шофер. С ветрового стекла вызывающе улыбалась лиловым ртом полуголая красавица. На ухабах вздрагивали, мотая головами, дремлющие пассажиры.

Васиф равнодушно смотрел на яркую осеннюю прозелень холмов. Еще недавно каждое возвращение на промысел было немножко праздником, нетерпеливым ожиданием новизны. Еще недавно его восхищала пробуждающаяся на рассвете степь с таявшими клочьями тумана, звонким пересвистом птиц, с запахом дыма пастушьих костров.

А сейчас... Что хорошего можно увидеть в гнетущем однообразии дороги? Пылища, серость, скука.

Автобус мотнуло из стороны в сторону. Качнулась, улыбаясь лиловым ртом, полуголая красавица. Монотонно пел шофер. Васиф откинулся на сиденье, закрыл глаза. Ничего бы не видеть, не слышать.

8

На промысле его ждали неприятности. Неожиданно закапризничала девятая буровая. Скважина вопреки всему вдруг стала выталкивать воду, которую закачивали в нее под давлением в триста атмосфер. Ее обработали кислотой, установили строгий гидравлический режим. Пласт не снизил давления. Разумеется, теперь не могло быть и речи об уменьшении диаметра штуцера. Как больной, упрямо, капризно противодействующий предписаниям врача, девятая буровая не поддавалась лечению. Выбрасывая огромный поток нефти, скважина теряла давление. Вот-вот иссякнут ее силы, и в пласте останется недосягаемым богатство, к которому столько лет пробивались люди.

Покусывая губы, Васиф ломал голову в поисках выхода. Лучше всего, наверное, выждать, посмотреть, что еще выкинет буровая. Но ждать он не мог. В нем, как это обычно случалось в трудные дни неудач, уже вызревала упрямая решимость. Так было всегда. Чем тяжелее, чем горше, тем собранней и упрямей шел он навстречу неминуемому, будто торопился принять удар, не дожидаясь, пока навалится, согнет беда.

- Что делать? - хмуро спросил его пожилой, заросший щетиной рабочий. Вторые сутки не спим.

- Продолжайте накачивать воду. Другого выхода пока нет.

Целый день он просидел в конторе, листая документацию, восстанавливая в памяти все, что знал о пластовом давлении. Первым запротестовал Гамза. Делал он это осторожно, мягко, но Васиф всем своим обостренным чутьем улавливал затаенную недоброжелательность. Каждый час звонил на буровую Амирзаде и, подробно выспрашивая у Васифа обстановку, коротко бросал:

- Посмотрим, подождем. Продолжай качать.

Он вроде бы поддержал Васифа. Но вот часа два назад его старенькая "Победа" снова вынырнула из-за холма. Управляющий потолкался на буровой, выкурил три папиросы подряд и уехал, не сказав ни слова. Самолюбиво промолчал и Васиф.

С утра еще заладил нудный, моросящий дождь. Вспомнился такой же день давно это было, девять лет назад. Тогда он вымок до нитки, пряча под плащом рюкзак с образцами пород. Бодрый, даже ни разу не чихнув, помнится, вернулся к стоянке разведчиков. А сейчас ныли ноги, ломило в суставах. Обжигаясь, он выпил несколько глотков спирта, но озноб не проходил. Надо бы забежать к врачу, попросить кальцекс, что ли. Нет, лучше не поддаваться, тем более что и другим не легче. Да и времени нет.

Уходя с буровой, он встретил Симу. Она внимательно заглянула ему в лицо.

- Вы что, заболели? Глаза красные.

- Какая добыча на пятой? - спросил он, не желая замечать ее заботливого внимания.

- Десять тонн, - сухо ответила Сима.

- Вода есть?

- Нет.

- Газ для анализа взяла?

- Да.

- Давление буфера в скважине?

Сима пожала плечами:

- Могу пойти проверить.

Она вернулась через несколько минут.

- Двадцать пять.

- Какое обратное давление в трубе?

- Не знаю.

- Пойди проверь.

У Симы побелели губы. Она резко запахнула грубую, не по росту большую куртку, но сдержалась. Вернувшись, процедила сквозь зубы:

- Сорок пять.

Повернулась, пошла, увязая в грязи тяжелыми мужскими ботинками. Васифу стало не по себе.

- Сима! Стой! Вернись, Сима!

Девушка обернулась, метнула в Васифа колючий, полный жгучей обиды взгляд.

- Что еще?

- Не сердись, Сима. Не нарочно я, поверь. - Он потер кулаком воспаленные веки. - Только этого не хватало, чтобы ты заподозрила во мне... Не надо. Помнишь, как ты заступилась за меня тогда... в отделе кадров? Хочешь, я расскажу тебе одну мудрую притчу?

Девушка пожала плечами.

- Слушай, Сима... Жили два брата, Мамед и Ахмед. Отец больше любил Мамеда. Это сердило мать, она все время ссорилась с мужем. Однажды, когда они пили чай, вдали показался караван. Муж сказал жене:

"Сейчас ты увидишь, за что я люблю больше Мамеда, чем Ахмеда".

Позвал Ахмеда.

"Сынок, видишь караван? Пойди узнай, что везут".

Ахмед вернулся быстро,

"Зерно везут, отец".

"Продают?"

"Не знаю, не спросил".

"Пойди узнай".

Ахмед не заставил себя ждать.

"Продают, отец",

"Почем пуд?"

"Не спросил".

"Спроси".

Ахмед вернулся, сказал, что по пять рублей за пуд.

"А дешевле не отдадут?"

"Не знаю, отец".

"Сбегай, сынок".

Ахмед прибежал, запыхавшись,

"Согласны за четыре рубля".

"Хорошо. Отдохни".

Отец подозвал Мамеда.

"Сынок, сбегай узнай, что везет караван".

Мамед вернулся и разом выложил все - и что везут, и почем. Добавил, что на всякий случай поторговался, уговорил уступить.

Выслушав сына с улыбкой, отец обернулся к матери:

"Теперь ты видишь, насколько Мамед толковее? Поэтому я и люблю его больше".

Ты поняла, Сима?

Острый подбородок девушки задрожал, смуглые тонкие пальцы мяли, ломали хворостинку.

- Можете не любить меня... Даже ненавидеть. Сколько угодно. Я не нуждаюсь. Я...

Она не договорила, махнула рукой.

- Что? Что ты сказала?

Васиф упрямо преградил ей дорогу.

- Можете рассказывать сказки кому-нибудь другому. Я здесь маленький человек. Замерщица. Если бы я была оператором, вы не гоняли бы... Я могла бы не выполнить всех ваших приказаний. Да, да, приказаний! Я сделала, все сделала. А вы...

Она зашлепала по скользкой тропинке, балансируя длинными рукавами брезентовой куртки.

Васиф не стал ее догонять. Видимо, ничего не поняла, ничему не поверила. Что ж, тем хуже для нее. Может, зря он полез с этой своей притчей. Может, не до сказок ей. Ах, как неладно сегодня все складывается. В самом деле смешно. Молчал, молчал, только "здравствуйте", "до свидания", а тут разговорился.

- О чем задумался? - окликнул его Мустафа. Все эти дни он почти не покидал девятую буровую.

- Слушай, Мустафа, ты эту Симу, замерщицу, хорошо знаешь?

- Конечно. Хороший человек. Может быть, внешне кажется простоватой, но... Я вообще не верю - не бывает простых людей, а Сима...

- Странно. Иногда она мне кажется хорошим, добрым товарищем, а иногда...